Да, Ирка правду написала. Крутой у нее первый день получился. И раз разговор о прогулках зашел - вспомнил я, с Ленкой потом и круче случай был. Как раз мне многие читатели "Старой коляски" писали и спрашивали: как же нам удавалось с малышками справляться, как мы их в коляску засовывали, если ничего страшней для них не было? Вот заодно им и отвечу.

На самом-то деле голышки послушно прыгали в коляску и даже сами просили, чтоб их пристегнули.
Не верите? А все просто...
Нет, сначала девчонки, конечно, каждый раз устраивали истерики, и нам с Мишкой приходилось укладывать их силой. Но после одного такого случая у Мишки лопнуло терпение: в тот раз Мишка не стал спорить с Ленкой, а сказал:
- Ладно, что с тобой делать, раз скандалишь - тогда "колобок". Тащи ленточки.

Ленка запрыгнула на кровать и не мешала себя упаковать – лишь бы не коляска. Мишка ее замотал, потом, как всегда, как следует прощекотал, чтобы проверить надежность: если у девчонки есть хоть какой-то шанс из упаковки вывернуться, она от настоящей щекотки за пару минут из нее выскочит. Убедившись, что все в порядке, Мишка взял её на руки, пришлепнул: "Ну вот..." Но только она обрадовалась, что так легко отделалась, как Мишка выдал свое дежурное: "А теперь – на прогулку!" и положил Ленку в коляску. Пристегивать он ее не стал – все равно Ленка уже в "колобке" лежала. А мне подмигнул и шепнул: "не забудь фотик, будет интересно". И Ленка как обычно приехала в наш парк, но дышала воздухом на этот раз не в родной и уютной коляске – сняв, как всегда в парке, с нее одеяло, садюга Мишка не оставил его в коляске, а расстелил у себя на коленях, а потом посадил туда Ленку. И наша голопопая дуреха целых полчаса помирала со страху у него на ручках.

А он прихватил с собой бутылку теплой воды и мыло, и будто не происходит ничего необычного, как следует, не спеша подмыл Ленку, промокнул полотенцем, все так же обстоятельно намазал детским кремом и дал ей в руку погремушку – "поиграйся, маленькая" - которую она тут же бросила. Тогда Мишка сокрушенно поцокал языком, помыл погремушку остатком воды и перевернул девчонку попкой кверху. Отшлепав Ленку – "ты зачем игрушки бросаешь? Папа подбирать тебе должен? Нашла себе развлечение!" - он аккуратно ввинтил погремушку ручкой в намазанную попку: "не теряй больше!".

Смотрю сейчас эти фотки, читаю ленкин дневник и вспоминаю тот день... Вид был совершенно фантастический: голенькая Ленка, от стыда цвета советского флага. С выглядывающей из попочки погремушкой. В "колобке". Посреди парка. С торчащими в небо сосочками и надутым клитором, с мокрой от слез и слюней мордахой и текущей писюнькой. Что-то мычащая и горестно попискивающая своим игрушечным кляпом. Болтающая башкой и скрючивающая ступни – все, что она могла сделать в такой упаковке - от щекотки на руках у своего "папочки", который на год старше ее самой.

А "папа", будто и не обращая на ее особенного внимания, смотрел на деревья и говорил со мной о школьных делах, рассеянно щекоча, пошлепывая, мимоходом лапая и легонько поддрачивая "нашу маленькую дочку". Иногда Мишка осторожно вытирал полотенцем Ленкину мордашку и начинал расцеловывать ее в щеки и в нос: "Вот какая девочка у нас послушная, вот какая папина радость растет!" Время от времени он поправлял выскальзывающую погремушку, а потом стал ритмично двигать ей взад-вперед, трахая ручкой Ленку в попку.

И только когда очень далеко в конце аллеи появился какой-то прохожий, Мишка все так же невозмутимо вернул карапузку, у которой текло по ляжкам от возбуждения, в ее "домик".
Прохожий свернул, не дойдя до нас. А меня так завели Мишкины игры, что я не выдержал. И настрадавшаяся голышка, которая уже думала, что все ее несчастья остались позади, была жестоко обманута: я решил, что еще немножко солнца и свежего воздуха нашему ребеночку не помешают.

"А кто это тут у нас такой маленький? А кто это тут у нас у нас такой голенький? А кто тут у нас хочет еще погулять?" - спросил я ее, снимая одеяло. "Умпыффф... уфф... мымымф... пиу-пиу" - ответила Ленка, вытаращив глаза. Я решил считать это согласием. И малышка снова смогла любоваться природой, лежа на этот раз уже у меня на ручках. Разглядывать старые клены – когда не была слишком занята безнадежными попытками убрать свои бока, пузико, шейку, подмышки и лапки от щекотки. И слушать птичек и ветер – когда их не заглушал звон очередного шлепка или ленкины повизгивания.

Своей мокрой писькой она покусывала кончик моего пальца. Так я чувствовал, когда нужно на пару минут вытащить погремушку, перестать лапать девчонку, и раздвинуть двумя пальцами хлюпающие писькины губки, подставив ее богатства под освежающий летний ветерок: у Ленки было наказание, а не праздник, и об оргазме она могла только мечтать.