Стукнуло мне 15, и наступали смутные времена.
Мать достала тогда две путевки, и пришлось нам с другом ехать в тот лагерь под Лугой. Наше нежелание ехать перебивалось убийственным аргументом: «Вы не представляете, с каким трудом были выбиты эти путевки. В нынешнее время такими подарками не разбрасываются».
Уже с год я онанировал. Брал чистый носок. На член. Матрас между ног, и потереться о него. С утра постирать, ночью второй из пары. Через два дня первый высох. Каждый день, как часы, я кончал перед сном. А в лагере этими делами я заниматься боялся. Стеснялся. Стояк был обеспечен и по утру, и по вечерам. Аж яйца ломило не по-детски. В общем, через пять дней я сбежал. Наплел что-то начальнику лагеря. Тогда всем все было по барабану. Смысл был: «Да и катись, меньше народу, больше кислороду».
В общем, провел я выходные дома, счастливый и довольный. А в лагерь приехал злой и мрачный. Мать выпихала. По дороге с электрички чуть обратно не повернул.
Друг встретил.
-Сань, представляешь, врачиха наша ебаться хочет.
Врачихой была женщина лет 35. Может быть и моложе. Тогда она мне казалась чуть ли не пожилой. Сейчас бы я сказал, что в самом соку. Но и полного неприятия ее, как сексуальной партнерши, не было. По крайней мере, прошелся однажды я за ней по солнышку. Взглядом просто пожирал просвечивающие сквозь белый халатик трусики. Самый трудный вечер тогда был.
-Не придумывай!
В голове не укладывалось, что женщина может хотеть. Все мои отношения и отношения с девчонками чуть более старших ребят упирались в полное игнорирование наших запросов. Даже если эти запросы были расплывчатыми, не до конца понимаемыми нами самими.
-Отвечаю! Вечером убедишься!
-Не заливай, как в этом можно убедиться?
-Увидишь. – Напустил загадочный вид друг.
Вечером, я уже нащупал спрятанный под подушку носок. Тишина стояла оглушительная. Кровать была на пружинах. Паника захлестывала, что парни услышат мою возню.
Вдруг над ухом:
-Ну, что, Сань, пошли?
Вылезли мы в окно, прокрались за бараками к корпусу администрации. Друг ловко забрался на дерево, потом по толстому суку на соседнее. Я за ним.
И прямо перед нами оказалось освещенное окно на втором этаже. В поле зрения попадал только шкаф.
-И что? Не видно ни хрена!
-Подождем немного.
-Как она хоть хочет ебаться? В чем суть?
-Подожди, сам увидишь.
Ждать пришлось минут 15. Все это время в освещенной комнате ощущалось чье-то присутствие. Металась тень, был слышен скрип, что-то упало.
Я уже стал терять терпение. И тут…
К окну вышла абсолютно голая врачиха! Я чуть с дерева не рухнул, а Малыш сразу затвердел, причиняя дикое неудобство.
Женщина остановилась в метре от окна. Так ее было не видно с дорожки. Зато мы могли видеть все.
Тело врачихи по всем меркам было хорошо. Да, чуть крепко сбито. Да, чуть широкие бедра. Да, чуть менее отчетливая талия. Но красота была отнюдь не угасавшей. От женщины просто перло этаким смаком, сутью сексуальности перед началом увядания, когда еще не надо прибегать ни к каким средствам для омоложения. От диет до подтяжек. А уж такой груди может позавидовать больше половины женщин Земли. Это я понимаю сейчас. Тогда я был просто очарован, влюблен. Она казалась мне воплощенным совершенством. Включая густо заросший лобок. Не удаляли тогда женщины волос с лобков. А ведь сейчас дикостью кажется. Н-да.
Врачиха вдруг складывает ладони перед собой. Кланяется три раза. Я чуть снова не рухнул. Показалось, это она нам кланяется. Потом за соски берется. На лице жалобное выражение. Несчастное практически. Это уже потом я понял, что такое выражение часто бывает у женщин, испытывающих сексуальное наслаждение. Покрутила пальцами соски, одной рукой залезла между ног. Пару-тройку раз шевельнула кистью. Другой рукой призывно махнула к себе, позвала. Я чуть так и не полез по ветке к манящей плоти. А потом закрыла окно и задернула прозрачные занавески. Еще какое-то время мы могли наблюдать ее крепкую задницу. Потом свет погас. Уффф. Сколько лет прошло, а тот образ женской фигурки остался одним из самых ярких сексуальных впечатлений в жизни. Кстати, до сих пор гадаю, что это было. Дураковаляние? Ритуал, вычитанный в идиотской брошюрке? Обращение к богам, к луне? Нет-нет, да вспоминаю и каждый раз теряюсь в догадках.
Но тогда я слез с дерева пришибленный, как кутенок из-под колес. Друг раза три переспросил:
-Пойдешь ее ебать-то?
Тут уж такие картинки перед глазами развернулись, чуть в штаны и не кончил. Но в сказку не верилось, хоть в груди и зародилось что-то сладкое, безумно счастливое и столь же неосуществимое.
-А чего не ты?
-Так ты ж с Маринкой под лестницей в парадной целовался. Ты ж сам рассказывал, что за грудь ее трогал. Так что давай, Сань!
Целоваться целовался. Хихикающую и придуривающуюся одноклассницу целовал. Она даже показала, как надо. Как в кино. Голову набок, рот раскрыт, подбородок двигается. В поцелуях я был крутой спец! Груди – художественное преувеличение. Кто из нас в молодые годы этим не грешил?
Образ целующейся Маринки был блеклым, размытым и таким далеким. Образ врачихи был свеж, ярок. Практически выжжен на сетчатке.
-Пойду! Как ее хоть зовут? А то трахать буду, даже как звать не помню.
Сомнений не было никаких. Член так и стоял, словно ужаленный. Что не добавляло сообразительности верхней голове.
-Людмила Юрьевна… Куда??? Надо ж еще запасной ключ у сторожа стырить!
Крадущийся по лестнице, по коридору, воровато открывающий заветную дверь, это был не я. Ну, ни хрена ни я. Кто-то другой. А я отстраненно размышлял. Поймают? Что мамка скажет? Ну, Маринка-то, по крайней мере, обязана узнать, что поймали, когда я шел врачиху трахать! Ууу, как скрипят ступени! А та ли это дверь?
Дверь закрылась с той стороны, ключ провернулся. И я понял, что ни хрена не знаю, что делать-то!
Вот оно, желанное женское тело. Кровь кипит, самого трясет то ли от вожделения, то ли от страха. Фонарь недалеко, освещения хватает, чтобы рассмотреть.
Людмила на спине. Ноги согнуты в коленях и чуть расставлены. Голова повернута к стене. Одна рука вдоль тела, другая на животе. Пожираю глазами женственные изгибы. В голове только анекдот про молодоженов и тещу, как муж читал книжки вместо траха, а чтобы переворачивать страницы, пальцы не слюнил, а смачивал между ног жены. Теща-то первоначально думала, что он так к сексу готовится. План А: необходимо залезть пальцами между ног, а там уж… План Б: хотя бы груди потрогать!
За неимением лучшего руководства решаю действовать по одному из сценариев. Сообразил раздеться. Член торчком. Похоже, если ничего не предпринять, так и будет стоять сутки.
Забрался на узкий краешек рядом. Женское тело, живое, теплое, настоящее, сводит с ума. Протягиваю руку, кладу на пах, на густые волосы. Кончики пальцев ощущают нечто нежное и… скользкое. Не скажу, что ощущения были неприятные, скорее наоборот, но мысль мелькнула: «Там соплями намазано, что ли?». И дурацкая вторая мысль: «С помощью этого страницу не перевернуть! Скользкие же пальцы будут!»
Глажу пальцами скользкие губки, не понимая, где же дырка. Ведь должна быть! Кто бы тогда подсказал, что она в самом низу половых губок, а совсем не посередине!
Вдруг Людмила застонала протяжно. Я в панику! Едва с края кровати не слетел. Что сделал не так? Как я мог сделать ей больно? Неужели ногтями царапнул? Замер в испуге. Руку отдернул. Словно у фокусника над шляпой, застыла над лохматым лобком.
Посмотрел на Людмилу. Она смотрела на меня. В призрачном свете ее лицо было прекрасным. И задумчивым. Темные глаза, чуть разошедшиеся полные губы. Вот они шевельнулись:
-Продолжай…
Рука, опустившаяся на лобок, дрожала. А душа пела: не прогнала, сама попросила трогать ее там!
И снова стон, губы еще чуть разошлись, глаза закрыты.
-Я делаю больно?
-Нет, что ты. Наоборот!
Продолжаю. Уже нравится, что от каждого прикосновения, Людмила тихонько постанывает.
Женская рука у меня на бедре. Гладит. И берется за член! Людмила! Сама! Берет! Меня! За член! Разве возможно такое счастье? Разве может такое быть, чтобы женщина без просьб и понуканий взялась за член?
И я кончил. И это было ужасно. Словно обоссаться посредине толпы. Это был позор, это был провал. Сперма хлынула на ее руку, на бедро, частично на живот. Я и Людмилу запачкал!
-Ничего страшного!
Врачиха села.
-Ложись поудобнее. Придется брать дело в свои руки. И рот.
Ясное дело, что я сначала ничего не понял. Лег. А она склонилась над пахом. Ее мягкие губы сомкнулись на съежившемся члене. Я не мог в это поверить! Так делают шлюхи и проститутки! Мне даже захотелось оттолкнуть ее и убежать. К счастью, в этот момент, по крайней мере, к счастью, за меня думал Малыш. А ему было хорошо! Губы и пальцы мгновенно паривели твердость в первоначальное состояние. Это, бля, не носок! Ну, и шлюха, пусть. Зато, как это умопомрачительно! К тому же, может, это было в прошлом. А теперь она в меня влюбилась и хочет сделать мне ужасно приятно даже ценой репутации. Но мне не нужны такие жертвы!
Голос мой дрожал:
-Я хочу… э… к тебе! Ложись!
-Ну, нет, дружок! – Людмила к моему облегчению оторвалась от раскалившегося снова Малыша. Улыбнулась. – Раз уж ты зашел в гости, лежи отдыхай.
И перекинула ногу через меня. Ее пальчики взялись за член и направили его в себя. Все, я – мужчина! Я ебусь с женщиной! Если честно, ожидал большего. Ждал фейерверка. Неба в алмазах. Усиления ощущений хотя бы по сравнению со ртом. Рот и рука были лучше. Но все равно было сладко, охрененно сладко. Ничего в жизни не могло сравниться с этим.
Людмила легла на меня грудью, прошептала:
-Ты как?
Чувствовалась легкая усмешка и еще что-то. То, что появляется в голосе женщины, пожираемой желаньем.
-Да, нормально.
-Ну, ты герой!
Начала двигаться. Медленно. Словно пробуя меня. Дыхание тяжелое, с резким выдохом в конце. Груди елозили по мне, а пизденка по Малышу. Вот тогда я понял, что до неба в алмазах не так и далеко.
Темп увеличивался. Я освоился. Глядел во все глаза. Груди подлетают, живут своей упруго-пластичной жизнью. Осмелился потрогать их, прыгающих и шлепающих по ладоням. Поймал, прижал. Удивительные ощущения.
Уже стонет. Кусает губы, чтобы потише. Коготки впиваются мне в грудь. Вполне ощутимо. Попка опускается увесисто. Влажные шлепки. Иногда член выскакивает, а она с размаху его гнет. Шиплю от боли. «Прости, миленький». Скачка, все больше бешенная. Кончает. Едва сдерживает крик. Видимо поэтому ногти оставляют глубокие вмятины на моей коже. Не царапины, но кожа проколота. Темные полукружия еще на 2 недели останутся на память.
Могу разглядеть капельки пота на верхней губе, влажная дорожка между шаров. Счастливо улыбается. Прогибается, руки за голову, груди вверх. Богиня на закате.
Охреневаю. По члену вдруг мягкие камешки. Иначе не скажешь. Играет с Малышом внутренними мышцами. Изучающе смотрит на мою реакцию. Ошеломленная реакция ей понравилась. Смеется тихонько, но задорно.
-Ты меня спас.
Покрывает мое лицо поцелуями. Заставляет перевернуться. Женское тело подо мной. Пятки пришпоривают. Повинуясь, засаживаю глубоко, по самые яйца.
-Не стесняйся. Можешь делать, что хочешь и как хочешь.
Экспериментирую, входя. Затягивает. Больше нравится с размаху, вбивать, насколько хватит силы. Не заботясь о женщине. Тем более ей нравится. Овладеть, вырвать еще благодарный стон.
Руки гладят мою грудь. Голова иногда приподнимается, губы повторяют путь пальцев. Если удается под моими ударами.
Кончаю я. Немного болезненно, член саднит и пощипывает. Но уже понимаю, эти ощущения я не променяю ни на что.
Возникает неловкость. Причем обостренно чувствую, что не только у меня. Не знаю, куда девать взгляд, обнаженное женское тело режет глаз. Стесняюсь, словно и не я только что трахал его. Торопливо одеваюсь, чтобы прикрыть собственную наготу. Малыш и яйца все в скользкой смазке. Возникает даже некая брезгливость.
Врачиха обертывается простыней, подходит. Она чуть ниже меня. Прижимается, обнимает. Ни с чем не сравнимая гордость меня распирает – такая женщина и сама ластится! Она ниже меня, закидывает голову, нежно целует в подбородок:
-Понравилось? Если не будешь трепаться, сможешь придти еще. Не увижу ни одного косого взгляда, буду твоей снова.
Первый секс сразу теряет часть привлекательности. Как это о таком не рассказать? Всем?
-Мой друг знает, куда я пошел.
-Скажешь, устроила Людмила Юрьевна головомойку и долго читала нотации. Понял? Иначе забудь про мое существование.
Важно киваю, неуклюже глажу по голове свою женщину.
-Так я приду завтра?
На милом лице насмешливая улыбка:
-Ну, приходи, коли приспичит…