В то время мне было лет 30. Уже десять лет как я был женат и у меня подрастал 6-ти летний сынишка. Сексуальные отношения с женой достигли той устоявшейся пресной фазы, когда наличие любовницы должно было предполагаться с вероятностью сто процентов.
Вот и я регулярно встречался с симпатичной замужней 27-летней Ольгой, с которой познакомился на тусовке в городском турклубе. Пару раз мы с ней случайно оказывались вместе в походах выходного дня и незаметно дошли до нежных отношений.
Ольга была замужем, и наши встречи с ней чаще всего происходили у ее школьной подруги Тонечки, которая жила в своем доме на окраине города с двумя маленькими детьми.

Я в то время лихо разъезжал на ярко-желтой «копейке», весьма преклонного возраста, в которой все время обнаруживались различные «болячки» и я частенько проводил вечера в гараже, где ковырялся в автомобильных кишочках, выискивая и чиня очередную неполадку. Сотовых телефонов в то время еще не было, и контролировать мое местонахождение со стороны жены было затруднительно. Этим я и пользовался. Заранее созвонившись с Ольгой, я после семейного ужина вместо гаража прямиком ехал на условленное место встречи, и уже вдвоем мы летели в гости к Тонечке. Там, для соблюдения приличий, мы пили чай с привезенным тортиком, после чего Тонечка быстренько отправляла детей спать, а мы с Ольгой уединялись в маленькой спальне, где часа полтора доставляли друг другу те радости, которых нам не хватало в семейной жизни.

Не сказать, чтобы Ольга была искусной или темпераментной партнершей. Скорее, наоборот, она была весьма равнодушна к сексу, и встречи со мной были для нее неким ответом своему супругу, нисколько не скрывающему свои успехи на альтернативном «женском» фронте и потому исполнявшим свой супружеский долг не только весьма редко, но и словно из одолжения.
При всей сдержанности и закрепощенности Оли, атмосфера адюльтера наполняла наши встречи с ней особым ароматом, и я получал огромное удовольствие от обладания ее телом.

Закрыв за собой дверь, мы не тратили время на пустые обнимания – быстро раздевшись, Оля ложилась на застеленный покрывалом узкий продавленный диван, а я, опустившись на колени, начинал ее целовать, начиная со слегка приоткрытых губ и постепенно спускался все ниже и ниже.
Процесс перехода Ольги от одетого состояния к полностью обнаженному происходил почти в полной темноте. Слабые отблики уличного фонаря, проникавшие сквозь зашторенное окно, не давали мне возможность толком разглядеть даже Олино белье. Я сейчас с трудом пытаюсь вспомнить, какие трусики она предпочитала. Все происходило настолько быстро, что пока я расстегивал джинсы и стягивал свитер, Оля уже оказывалась раздетой, и мои руки нащупывали в полумраке ее гладкую кожу.

Ольга, казалось, не реагировала, ни на поцелуи шеи, ни когда я целовал ее груди и руки. Мне же доставляло огромное наслаждение прикасаться губами к ее телу, ощущая запахи молодой женщин, принявшей душ пару часов тому назад, но уже успевшей вновь пропитаться естественным ароматом живого тела. Целуя шею, я впитывал остатки запаха ее дневных духов. Целуя грудь, я поневоле ощущал легкий возбуждающий запах ее подмышек, смешивающийся с терпким отзвуком дезодоранта.

Когда мои губы, наконец, находили ложбинку ее пупка, она слегка раздвигала ноги, и я понимал это как знак, что она готова принять меня. Я ложился на нее, и мой член беспрепятственно входил в чуть влажное влагалище. К этому моменту я обычно уже достигал той степени возбуждения и готовности, что первый «выстрел» происходил буквально после нескольких движений. Я знал, что Ольга использует спиральку, и не боялся кончать в нее. Как только я вытаскивал свой обмякший орган из Ольги, она тут же смыкала ноги, словно старалась подольше удержать в себе полученные мужские витамины.

Насытив первое желание, мы продолжали лежать рядом до тех пор, пока мой член не начинал вновь набирать силу. Опершись на локоть, я гладил Олины груди, тихонько сжимая соски. Кажется, это единственное, что ее хоть как-то возбуждало. Когда я, забывшись, опускал руку вниз и пытался слегка раздвинуть Олины ноги, она просто брала мою руку и возвращала ее себе на грудь…

Глаза, привыкшие к полумраку, различали большие темные круги вокруг Олиных сосков, плоский живот и выпуклый лобок, покрытый короткими нежными волосками. Ольга следила за этой частью тела и периодически их подстригала, оставляя короткий щекотный ежик, который не лез в рот, когда я проходил по нему своими губами.

О том, что она вновь готова принять в себя порцию спермы, я догадывался по чуть учащавшемуся дыханию. Положил в этот момент руку на ее лобок я ощущал, что ноги уже не сжаты и между ними образовалась небольшая щелочка. Я вновь оказывался сверху и на этот раз скрип старенького дивана не стихал гораздо дольше.

Ольга не двигалась, не стонала, не открывала глаза и не помогала мне движением таза. Она словно разрешала мне делать все, что нужно для получения моего собственного «мужского» удовольствия. За все время наших встреч она ни разу не застонала, и не получила оргазм в том виде, как это принято изображать в ночных программах для взрослых. Скорее всего, она получала от секса какое то свое, неведомое мне удовольствие, потому что никогда от него не отказывалась и на прощание всегда дарила мне долгий поцелуй.

После такой «обязательной программы» я уезжал ставить машину в гараж, где добросовестно отмывал лицо от остатков Олиной косметики, а руки, наоборот, протирал грязной замасленной тряпкой, дабы потом, дома, как бы невзначай продемонстрировать жене следы близости с болезненным детищем российского автопрома.
Ольга, чаще всего, оставалась ночевать у подруги, и проблемы конспирации для нее не существовало.

О том, какие ощущения испытывала незамужняя хозяйка дома, вынужденно слушая ритмичный скрип дивана, доносящийся из-за тонкой дощатой двери, остается только догадываться. Тоня не блистала ни красотой, ни стройностью фигуры. Она была «серой мышкой», скрывающей свои комплексы и желания под невзрачными кофточками и длинными юбками. Тоня работала в большом женском коллективе и практически не имела возможности найти себе нормального мужика, едва успевая после работы забрать своих детей-погодков из детского сада. Куда делся ее муж, да и был ли он, я не интересовался.

После того, как Ольга с мужем и детьми уехали на ПМЖ в Германию, я на время потерял какую либо связь с Тоней, но она внезапно напомнила о себе. Позвонив мне на работу, она сообщила, что в ближайшие выходные турклуб собирается проводить слет и соревнования километрах в 40 от города на берегу небольшой речки. Она с удовольствием поехала бы туда со своими детишками, но не успела записаться в турклубовский автобус. Тоня спросила, не собираюсь ли я туда поехать и если да, то можно ли «сесть ко мне на хвост». Идея была поддержана и мы быстро обговорили кто какое снаряжение берет с собой.

Вечером в пятницы я подъехал к Тониному домику, и мы не без труда разместили в машине самих себя, двух Тониных детишек, моего сорванца, кучу туристического снаряжения и даже примостили на верхний багажник потрепанный пластиковый каяк, невесть откуда имевшийся у Тони. Приехав на место, мы увидели, что отнюдь не единственные, кто решил прибыть заранее. На поляне уже горело несколько костров, вокруг которых суетились знакомые и незнакомые личности. От одного костра уже доносились гитарные переборы и позвякивание стаканов.

Оценив обстановку, я выбрал для нашей палатки укромное место на опушке леса, на отшибе от основного лагеря. Это была привычка, выработанная за много лет путешествий в больших компаниях. Тонкие тряпочные стенки не способствовали звукоизоляции ночных сопений и сдавленных стонов, которые мы по-молодости еженочно издавали с женой, выбираясь на природу. Только значительное удаление от остальных палаток позволяло заниматься любовью на расстеленных спальных мешках более или менее с уверенностью, что утром не получишь добродушные подколки коллег об особенностях нашего ночного образа жизни.

Я совершенно не предполагал заниматься ночью чем-то подобным с Тоней, учитывая наличие в палатке трех уже достаточно сознательных детишек, но привычка взяла свое и моя трехместная «Варта» нашла свое место метрах в сорока от скопления палаток основного лагеря. Поставив палатку, я занялся костром, а подготовку спальных мест взяла на себя Тоня с детишками.
Перекусив приготовленными дома бутербродами и запив их чаем из термоса, мы немного посидели у костра пока не начало смеркаться. Уставшие от дороги и новых впечатлений дети стали позевывать, заскучали, залезли в палатку, немного пошептались и вскоре затихли.

Оставшись у костра наедине с Тоней, мы быстро исчерпали темы для разговора. Идти к соседним кострам не хотелось, и мы тоже решили ложиться спать. Чтобы не смущать женщину, я предложил ей первой залезать в домик, устраиваться там и потом позвать меня.

Тоня на минутку сбегала в соседние кустики и юркнула в палатку. Только в этот момент я впервые разглядел ее фигуру и понял, что явно ее недооценивал. Она сидела у костра в свитере и трикотажных спортивных брюках. Если мешковатый свитер скрывал форму верней части Тониного тела, то обтягивающие брюки демонстрировали вполне стройные ноги. Тоня не стала расстегивать молнию на тамбуре палатки полностью, а приоткрыв ее наполовину, стала на четвереньки и заползла внутрь, как будто специально демонстрируя мне обтянутую тонким трикотажем попку, на которой под тканью брюк четко выделялись контуры ее трусиков. В этот момент я понял, что мое подсознательное желание поставить палатку подальше от посторонних ушей может оказаться вполне обоснованным… Нельзя сказать, что я уже хотел Тоню, как женщину, но и состояние равнодушия к ней я тоже уже не ощущал.

Выждав несколько минут, я заполз в тамбур палатки, заставленный детской обувью, и задумался. Прохладная ночь предполагала оставить на себе максимальное количество одежды, но предвкушение близости с Тоней требовало оставить на себе только тот минимум, который будет легко снять в тесноте. Дилемма была решена просто - я остался в плавках и футболке, а свитер и теплые брюки свернул в пухлый ком, чтобы положить их себе под голову, а в случае необходимости использовать для утепления.

Аккуратно протиснувшись в палатку с импровизированной подушкой в одной руке, я посветил фонариком в поисках своего места. Детишки посапывали, завернувшись в спальники. Тоня лежала рядом с детьми, оставив мне узкое место у самой стенки.

Стараясь не наступать ни на чьи ноги, я втиснулся в отведенное мне место и понял, что если не интимная, то уж физическая близость с Тоней мне обеспечена. Я мог лежать только на боку, тесно прижавшись к Тониному телу. Вариантов было всего два – либо я прижимался к ней животом, либо спиной и задницей. Во втором случае мое лицо всю ночь терлось бы о палаточную ткань, и я, немного поворочавшись, повернулся к Тоне лицом.

Тоня лежала на спине. Молния ее спальника не была застегнута и моя рука в поисках удобной позы как бы невзначай оказалась на ее животе. Вернее, рука легла на толстые шерстяные рейтузы, которыми она утеплилась на ночь, заменив легкие спортивные брюки, так достоверно продемонстрировавшие мне соблазнительные Тонины формы. Ни звуком, ни движением Тоня не отреагировала на такое посягательство на честь и достоинство своего тела. Скорее всего, она ждала от меня каких-то подобных действий, а любые звуки и движения с ее стороны были ограничены теснотой в палатке и наличием в закрытом пространстве шести маленьких ушек. Судя по равномерному трехголосому сопению, наши отпрыски сладко спали и не догадывались о тех трудностях, которые возникли у половозрелых обитателей палатки. Будить их неосторожными движения ми наших тел явно не входило ни в мои, ни в Тонины планы.

Дав Тониному животу немного привыкнуть к тяжести моей руки, я слегка пошевелил пальцами, лежащими прямо на лобке, погладил ладонью мягкую на ощупь ткань, плотно обтягивающую Тонин живот и, не получив никакой реакции, понял, что могу предпринять более активные попытки проникновения к женским прелестям, скрытыми несколькими слоями трикотажа.

Изловчившись, я напряг руку и протиснул ладонь под тугую резинку рейтуз, но к своему удивлению нащупал не кожу, а лишь следующую преграду. Вместо теплого тела я ощутил ладонью рельефную поверхность хлопчатобумажных колготок. Тоня, увы, никак не могла помочь мне в моих усилиях. Она могла лишь им не мешать. Наши лица были почти рядом, и я улавливал в тесноте ее дыхание, учащающееся в тот момент, когда мои пальцы, прижатые к ее лобку, начинали хоть какое движение.

Не останавливаясь на достигнутом, я стал на ощупь искать границу колготок, чтобы проникнуть под них. Но не тут то было! Если резинка рейтуз лежала где-то в районе Тониного пупка, то колготки она зачем-то умудрилась натянуть себе почти под грудь. Чуть не ломая руку в локте, я с трудом протиснул руку под очередную тугую резинку и наконец-то, ощутил ладонью Тонино тело. Помогая мне, Тоня как могла втягивала живот, давая моей руке спускаться все ниже и ниже…Ее дыхание изменилось - она открыла рот и стала дышать реже и глубже…

Успешно преодолев две преграды, я с ходу преодолел и третью – резинку плотных шерстяных трусиков. Мои пальцы погрузились в густой лес шелковистых волос на Тонином лобке. Прижатая сверху тремя слоями плотного трикотажа, рука практически не могла двигаться ни вправо ни влево. Лишь кончики пальцев обладали небольшой свободой, но они лишь с трудом доходили до того места, где лобок превращался в ту самую желанную щель, к которой постоянно стремятся мужские руки и прочие выдающиеся вперед части мужского тела.

Моя голова, озабоченная проблемой проникновения к вожделенной Тониной пещере пока не давала сигнала моему мужскому инструменту и он скромно лежал, прижатый к яичкам в тесном узилище моих плавок. Не знаю почему, но мне хотелось добраться до Тониного «низа» именно руками… Может быть, я внутренне понимал, что в таких стесненных условиях получить традиционный секс практически невозможно и надо искать альтернативные пути удовлетворения своих и Тониных желаний.

Ощутив под ладонью плоский Тонин лобок, я на некоторое время приостановил свой пыл завоевателя и, замерев, попытался уловить в тишине звуки дыхания спящих детей.

Похоже, набегавшись за вечер на природе и утомившись от большой дозы новых впечатлений, детишки спали, как убитые, добросовестно озвучивая темноту безмятежным сопением. Убедившись в этом, я продолжил попытки проникновения в Тонин внутренний мир. Тоня лежала, плотно сдвинув ноги и, казалось, что, преодолев уже все препятствия, я остановился у запертой двери. Мне оставалось только легко массировать кончиками пальцев то место, где заканчивался пушистый треугольник Тониного лобка, зажатый бедрами.
Судя по Тониному дыханию, она получала от моих прикосновений вполне ощутимое удовольствие и не торопила события, словно пытаясь накопить в себе побольше желания и истомы. Она понимала, что достаточно ей немного раздвинуть ноги, как мои пальцы перейдут границу относительной невинности и откроется совсем другой горизонт наших отношений. Да, собственно, Тоня и не могла особо раздвинуть ноги в этой тесноте…

Уже потом я понял причину этой не столько нерешительности, сколько неторопливости. Изголодавшаяся по мужской ласке, одинокая Тоня слишком хорошо знала свои возможности и потребности и совсем не представляла моих. Тоня в тот момент еще не знала, что для меня нет большего удовольствия, чем доводить женщину до пика страсти, лаская ее клитор и вход во влагалище и только потом войти в нее, измученную и пролившую на простыню лужу сока, упругим членом, утомленным длительным ожиданием. Тонечка робко внимала моим ласкам, ожидая их завершения традиционным быстротечным сексом. Я же не торопился. Впереди была целая ночь.

Тоня слегка раздвинула ноги и, о счастье, мои пальцы смогли слегка протиснуться в горячую Тонину промежность. Правда, совсем неглубоко, но и этого хватило, чтобы под моими пальцами оказался упругая изюминка Тониного клитора. Едва я до него дотронулся, как Тонечка издала сдавленный стон. Похоже, клитор был ее самой чувствительной эрогенной зоной.
Кисть моей руки, плотно прижатая к тониному лобку тремя слоями плотного трикотажа была почти неподвижной. Свободными оставались только пальцы и они, дотянувшись до сокровенного бугорка, начали ритмично ласкать его, то надавливая на него, то легким, едва заметным круговым движением касаясь его поверхности. Тоня повернула голову в мою сторону, прижалась лицом к моему лицу и уже не пыталась сдерживать свои стоны. Мой член стал напрягаться в такт ее дыханию.

Когда я только добрался до него, клитор был почти сухой. Слегка продвинув пальцы вглубь, между губками тониной киски, я окунул их в горячую влагу, наполнявшую Тонечкино влагалище. Смочив пальцами клитор, я стал ласкать его с новой силой. Нежный бугорок катался под моими пальцами, то пропадая, то набухая с новой силой. Я уже не сдерживал своих фантазий – я сжимал волшебную кнопочку двумя пальцами, покручивал ее, вдавливал вглубь, нежно потирал …
Тоня сопела, ойкала, издавала совершенно непередаваемые звуки, которые все сильнее и сильнее распаляли меня…

Мой опыт ласкания клиторов на тот момент практически исчерпывался общением с писей собственной жены, которая весьма любила подобное сексуальное лакомство, но была настолько капризна при его употреблении, что я не часто заставлял себя это делать. Жена требовала настолько нежных прикосновений к своей чувствительной точке и с только ей известным в каждый момент времени ритмом, что я не мог долго выдерживать эти параметры и регулярно получал в промежутках между сдавленными постанываниями жены ее недовольное шипение : - «Медленнее… потише…». Я же, возбуждаясь от процесса, уже не контролировал себя полностью, и пытался двигать пальцами в том ритме, который был привычен и приятен мне самому…. В результате, чаще всего и жена оставалась недоудовлетворенной, и я бывал заклеймен позором, как мужчина-неумеха, не понимающий потребностей женского организма.

Сейчас же, лаская Тонин бугорок, я всеми своими фибрами чувствовал, что Тоне приятно абсолютно все, что я делаю, независимо от ритма и силы… В какой то момент я ощутил, как напрягись Тонины ноги и сама она не секунду притихла, затаила дыхание и перестала издавать так возбуждающие меня стоны…Слегка приподнимая попу, Тоня старалась теснее прижаться к моему пальцу…

Стараясь не спугнуть накатывающий на Тоню пик удовольствие, я продолжал совершать пальцами те же движения, которые разбудили в Тоне нарастающую лавину оргазма и вот он наступил. Упругая гусеничка под моим пальцем начала пульсировать, и в такт этим пульсациям у меня над ухом застонала Тоня. Прижав пальцем оживший бугорок, я замер, не мешая женщине…
Импульсы прекратились и Тоня как то сразу обмякла и, тяжело выдохнув, опустила попку на спальник… Моя рука замерла, зажатая Тониными бедрами. Мы лежали молча, переживая произошедшее, утомленная оргазмом Тоня и я, получивший не меньшее удовольствие от процесса удовлетворения женщины в таких стесненных условиях.

К этому моменту мои насквозь мокрые плавки уже с трудом сдерживали напор члена, готового при первой возможности вырваться из тесного плена. Потихонечку приходя в себя, я стал думать, как бы изловчиться, снять с себя и с Тони нижние части одежды, дабы извергнуть из себя накопившуюся сперму в предназначенное для этого место… Хорошо, что теснота палатки не позволило Тоне в процессе моих ласк запустить руку ко мне в плавки. Результат я мог предположить с большой точностью – я был бы уже давно опустошен, настолько сильно мне передавались Тонины эмоции. Пока же мой член находился в скрюченном состоянии, он не был способен самостоятельно что то совершить и терпеливо ждал, когда его призовут к действию… Знал бы он, как долго ему придется терпеть…

Дыхание Тони стало ровным. К моему изумлению Тоня вновь раздвинула ножки настолько, что мои пальцы снова обрели свободу. Пошевелив ими, я обнаружил, что Тонина промежность стала настолько мокрой, что я испугался за состояние спального мешка. Как завтра объяснять детям, отчего под тетей Тоней ночью образовалась лужа?

Пальцы привычно нащупали затаившийся было клитор. Я начинаю нежно касаться его вершинки, еще не веря своим ощущениям. После всего, что я делал с ее «кнопочкой», Тоня готова продолжать !!! Несколько движений и бугорок просыпается, он наполняется восхитительной упругостью и снова начинает играть со мной в кошки-мышки. Я прижимаю его сверху, он ловко ускользает вниз, ко входу во влагалище. Я ловлю его двумя пальцами и тащу вверх, немного покручивая. Я тереблю его круговыми движениями и снова с силой вдавливаю вглубь Тонечкиного лона. Тоня вошла во вкус и стала потихоньку помогать мне едва заметными движениями попки.

Широко открыв рот, Тоня тяжело дышит в такт движений моих пальцев. Она уже не стонет. Она не здесь. Она улетела далеко-далеко. Она растворилась. Она превратилась в маленький сгусток материи, расположенный между ногами и наполненный непередаваемыми словами ощущениями.

Я терзаю Тонину «изюминку» с такой силой, что кажется, она вот-вот закричит от боли. Но Тонечка принимает все – она наверстывает недополученные удовольствия за все годы своего одиночества. Она заставляет меня расплачиваться за те вечера, когда была вынуждена слушать скрипение своего дивана под нашими с Олей телами.

Моя рука почти онемела от неудобной позы и устала от непрерывных движений, а Тоня все так же неутомимо продолжает выкачивать из моих пальцев нескончаемый поток удовольствия. Она дышит мне почти в ухо, и я ловлю малейшие нюансы ее ощущений, ожидая очередной лавины оргазма.
Наученный первым опытом, я вовремя уловил начало процесса и на этот раз снова сделал все как надо. Тоня напряглась, зажав мою руку бедрами, затихла, промычала «Ооо- й!, и обмякла…

За тонкой стенкой палатки хрустнула ветка. Кто-то шел совсем рядом. Мы замерли. В тишине раздавался мерный посвист трех детских носиков. Наши дети, о присутствии которых мы забыли, мирно спали, наполовину выползя из своих теплых спальниках. Хруст шагов удалился и вовсе пропал. За стенкой палатки стояла июньская ночь, тишину которой теперь нарушал лишь шорох качающихся под ветром веток.

Тоня казалась неукротимой в жажде получения удовольствия. Она кончала еще дважды, каждый раз доводя меня до грани физического истощения. Она так и не сняла с себя рейтузы, колготки и трусы, и каждый раз после недолгого отдыха я занемевшей рукой неистовствовал между ее мокрющих губ, втирая ненасытную изюминку в Тонину плоть. Приобретя опыт, я с каждым разом доводил женщину до оргазма если и не быстрее, то уж точно искуснее.
Из всего богатства движений, наибольшее удовольствие Тоне доставляло, когда я, прижав клитор у самого его корня, ритмичными движениями пытался опустить его вниз, к влагалищу. Скорее всего, я нашел именно то движение, которым Тоня удовлетворяла сама себя, когда сбрасывала сексуальное напряжение не прибегая к помощи мужчины. В том, что Тоня регулярно занимается мастурбацией я нисколько не сомневался уже после ее второго оргазма. Именно сочетание сверхчувствительности и многоразовости ее «изюминки» давала ей возможность легко обходиться без мужского члена, выматывая себя самостоятельно.

После четвертого оргазма Тоня уже не торопилась раздвигать ноги, давая волю моей руке. Я понял, что она уже совершенно измотана и пришла пора мне подумать о себе.
С трудом приподнявшись над ее почти бездыханным телом на локте левой руки, я с трудом приспустил до колен свои насквозь промокшие липкие плавки. Снять их совсем я не мог в силу все той же тесноты. Выскользнув из плотных объятий плавок, мой член наконец-то распрямился и только что не светился в темноте от накопившейся в нем сексуальной энергии.

Снять с Тони ее многослойное облачение одной рукой я не мог, и она сама в несколько приемов, извиваясь телом и стараясь не толкать сопящего рядом ребенка, спустила свои оковы до щиколоток. Помогая Тоне стягивать трусики, я убедился, что они не просто влажные – их можно было выжимать. Что творилось под ее попой на спальнике так и осталось для меня тайной.

Тоня чуть согнула ноги и развела их, давая мне возможность втиснуться между ними. Я висел над ней, удерживая себя на весу на руках и ступнях. Лечь на Тоню я не мог, потому что ее раздвинутые ноги наверняка стали бы толкать кого-то из спящих ребят. В кромешной темноте мой член слепо тыкался в ее промежность в поисках вожделенного влагалища. Тоня чуть помогла мне, рукой направив заряженный ствол в нужное место.

Мой заждавшийся член почти не почувствовал сопротивления, плавно погрузившись в раскрытое настежь Тонино влагалище, заполненное теплой влагой. Я практически не ощущал никакого соприкосновения со стенками Тониного влагалища. Это было совершенно удивительное чувство. Донельзя возбужденный член, который готов был выстрелить от малейшего прикосновения к нему, мягко двигался внутри Тони, все больше и больше наливаясь упругой силой.

Я ожидал, что после такой прелюдии, кончу едва войдя в Тоню, но расслабленная Тонина вагина дала мне возможность продлить удовольствие. Мы касались с Тоней только в одной точке – член и влагалище. В полной темноте я не видел Тониного лица и уже не слышал ее дыхания. Ничто не отвлекало меня от получения удовольствия. Теперь я весь сконцентрировался в своем члене, который в буквальном смысле купался в наслаждении. Я входил и выходил из Тони медленно. На самом выходе из влагалища я задерживал головку и описывал ею круговые движения, как бы пытаясь нащупать границы влагалища..

Чуть приподнявшись повыше я постарался прижать член к верхней часть Тонечкиного влагалища. Наконец-то головка члена почувствовала прикосновение к женской плоти и буквально после нескольких движения и ощутил дикий напор изнутри, сдерживать который я уже мог..

Ком удовольствия катился от яиц по стволу члена, готовый смести любое препятствие, встретившееся на пути. В последний момент я выскочил из Тони и несколькими мощными залпами залил ей живот горячей липкой жидкостью. Уже не в силах держать себя на весу, я опустился на Тоню. Мой член, прижатый к низу Тониного живота еще несколько раз импульсивно дернулся, добавляя в ту лужу, в которой он находился, еще несколько грамм удовольствия.

С трудом отвалившись в узкую щель между Тоней и стенкой палатки, я натянул трусы и почти мгновенно провалился в глубокий сон. Последнее, что я запомнил, как Тоня, выгнувшись вверх и толкая меня локтями, по очереди натягивала на себя трусы, колготки и рейтузы. В темноте густо пахло сексом… Одевшись, Тоня приподнялась, поискала губами мое лицо и нежно поцеловала в губы. «Спасибо» - чуть слышно шепнула она.

Проснулся я поздно от жары.. Горячее солнце нагрело стенки палатки, быстро превратив ее в подобие сауны. В палатке уже никого не было. Детские спальнички были аккуратно разложены. Тонин спальник отсутствовал.

Одеваясь в тамбуре палатки, я увидел, что все ночные Тонины тряпочки, так мешавшие мне, развешены под тентом на коньке палатки. Вещи были чуть влажные после утренней постирушки. «До вечера высохнут», подумал я и ужаснулся – «Неужели она опять их все на себя натянет!!!» У костра стояла моя миска с кашей, заботливо укутанная махровым полотенцем. В котелке, стоящем на углях мне был оставлен чай. Ни детей, ни Тони не было. За кустами, у реки виднелась пестрая толпа туристов. Оттуда доносились веселые крики.
Тонин спальный мешок был демонстративно расстелен на капоте и лобовом стекле моей машины. Можно было подумать, что заботливый хозяин старается сохранить салон машины от палящих лучей летнего солнца. Чуть влажное пятно уже практически не выделялись на выцветшем фоне старенького спальника.

Мы ни словом, ни взглядом не обменялись с Тоней мнением о нашей ночной вакханалии. «Привет!» – сказал я ей, когда мы встретились с ней взглядами в толпе болельщиков уже на берегу реки. «Привет!», радушно ответила она мне - «Детишки, вон, развлекаются», кивнула она в сторону, где наши ребята вертелись вокруг кампании туристов, вяжущих какие-то узлы…

Из-за теплой погоды Тоня сменила форму одежду. Она сняла традиционный свитер и ходила в уже знакомых мне тонких спортивных брюках и обтягивающей футболке, под которой явственно проглядывали небольшие утянутые лифчиком груди. Ночью мне было явно не до Тониной груди, плотно упакованной в теплые свитера.

Время до обеда пролетело незаметно. После еды я лег подремать, предполагая, что ночью мне опять будет не до сна. Разлегшись на теплых спальниках в одних плавках, я уже погружался в сладкую негу, когда за брезентовой стенкой услышал Тонин голос, обращенный к вертевшимся вокруг палатки детворе:
- «Так, кто будет спать после обеда?!»
-«Ну, вот,» - подумал я, сейчас эти дети приползут сюда и не дадут нормально отдохнуть.
Но Тонин план оказался куда коварнее.
«Мы не хотим спать!!!» - дружно завопили дети.
- «Тогда идите гулять, только к воде близко не подходите» - услышали дети милостивый вердикт «доброй тети Тони»…

Вдоль реки шел чудесный песчаный пляж, дающий детям неисчислимые возможности играть в куличики и прекрасно проводить время в отсутствие родителей… Присутствие на берегу большого количества других детей и праздно шатающихся участников слета позволяло некоторое время не беспокоиться о досуге и безопасности наших отпрысков.
Раздался звук расстегиваемой молнии. Тоня вошла в тамбур, сбросила шлепанцы и ввалилась ко мне в палатку, неся перед собой уже высохший спальный мешок..

После Тониной угрозы положить детей спать, можно было быть уверенными, что теперь они и близко не подойдут к палатке…
Тоня плюхнулась рядом со мной и не задумываясь стянула с себя футболку и брюки. Наконец-то я увидел ее тело при свете дня. Скромный купальник открывал взору стройную фигурку. Все было в меру – небольшие груди, худые, но приятные ноги и аккуратная попка. Поразила Тонина тонкая талия, постоянно скрываемая мешковатыми свитерами и безвкусными платьями, в которых она ходила в городе. Ни слова ни говоря, Тоня бросила свой спальник поверх детских и притянула меня к себе.

Некоторое время мы лежали молча, прислушиваясь ко звукам снаружи палатки и к собственным ощущениям. Снаружи было тихо. Дети, не дожидаясь новых приглашений поспать, на всякий случай быстренько сбежали подальше от своих непредсказуемых родителей, а посторонние гости к нашей палатке, стоящей на отшибе, заходили редко.

Чуть отодвинувшись от Тони, я, не теряя времени попытался засунуть руку в ее узкие плавки, но Тоня на этот раз решительно взяла бразды правления в свои руки. Задержав мою руку, Тоня приподнялась на локте, подарила мне мимолетный поцелуй и шепнула: - «Лежи!».

После этих слов, она одним движением расстегнула и сбросила лифчик и, грациозно изогнувшись и задрав ноги кверху, сдернула с себя трусики. Свою нехитрую одежку Тоня аккуратно расправила и сложила у стенки палатки, готовая в случае опасности тут же привести себя в относительный порядок. После этого Тоня взялась за резинку моих плавок, стащила их и также аккуратно положила их с моей стороны. Пока она совершала эти молниеносные движения, я успел разглядеть, что волосики на ее лобке, которые я ночью добросовестно натирал своей ладошкой, были огненно рыжего цвета и аккуратно подстрижены. Была ли эта интимная прическа сделана специально для меня, или это было обычное состояние Тониного лобка я так никогда и не узнал. Маленькие кругленькие Тонины груди прыгающие перед моими глазами, были украшены изящными розовыми сосочками. Энергия Тони поражала. Куда только подевалась молчаливо истекающая соком ночная женщина, тихо, практически неподвижно лежавшая в ожидании очередной феерии страсти, проистекающей от ритмичных движений моих пальцев.

От происходившей вокруг меня кутерьмы мой член толчками стал наполняться робкой надеждой. Тоня, наконец-то решив все проблемы с подготовкой к пиршеству наших тел, улеглась рядом и ее теплая ладонь тут же устремилась ко мне в пах. Мой маленький дружок с готовностью прыгнул в ее объятия и после нескольких ласк стал похож на ядреный гриб-подосиновик, еще не успевший распустить свою шляпку.

Доведя состояние моего члена до полной готовности, Тоня, на всякий случай, легонько пробежала кончиками пальцев по напрягшимся от удовольствия яйцам. Я послушно лежал на спине, раскинув руки и ноги, и наблюдал за Тониными действиями сквозь щелочки полуприкрытых от неожиданного свалившегося кайфа, глаз.

Убедившись, что мой рабочий орган чуть ли не звенит от прикосновения, как туго натянутая струна, Тоня села на меня верхом и, взяв член рукою, стала медленно водить его засопливившейся головкой по своей промежности. Мое лицо щекотали Тонины волосы, за сеточкой которых плавали Тонины груди, целившиеся в меня своими набухшими сосочками, ставшими еще длиннее и острее. А Тоня все продолжала нежную пытку, то щекоча головку члена ежиком рыжих волос, то проводя ею вдоль своих набухших и уже увлажненных собственным соком широко раздвинутых розовых губок.

Наконец Тоня чуть присела, впустив в себя головку члена. Тоня отпустила руки, откинулась назад и теперь мы снова соприкасались с ней лишь нашими органами удовольствия. На этот раз Тонечкино влагалище упруго обнимало моего маленького друга. Приседая, Тоня полностью впускала мой член в свою глубину и, стиснув его у корня мышцами своей эластичной трубочки, поднимаясь вверх, как бы выдавливая из него содержимое наружу.

Приподнявшись, Тоня расслабляла свой захват и секунду отдыхала, после чего вновь повторяла приседание. От удовольствия перехватывало дух, хотелось закрыть глаза, выключить все остальные чувства и оставить только ощущения, перекатывающиеся в члене. Я попытался поднять руки и положить их на Тонины груди, но она нежно, но властно отвела их, и я снова я услышал тихое : - «Лежи…».

Тоня возвращала мне ночной долг. Она доставляла мне максимум удовольствия, стараясь не возбудиться самой раньше времени. «Подоив» меня, она сменила движения. Теперь Тоня , впустив в себя только головку члена, ритмично дергалась на мне, вверх-вниз и из стороны в сторону и , убаюкав меня, резко садилась, вгоняя в себя член на максимальную глубину. Замерев на секунду, Тоня снова выпуская меня из своих объятий и начинала играть влагалищем с головкой.

Ничего подобного раньше я не испытывал. Да, я любил позу «наездницы», но никогда в этой ситуации меня не имели так самозабвенно и искусно, как «серая мышка» Тоня. Войдя в азарт, Тоня потекла. Объятья мышц ее влагалища не ослабли, но по моему члену уже обильно текли Тонечкины выделения, щекотно стекая вдоль яичек.

Ощущение близости развязки подкатывало ко мне. Чтобы продлить удовольствие, я попытался отвлечься, открыл глаза и стал в упор рассматривал Тонино тело. Она танцевала на мне известный только ей танец под неслышную никому, кроме нее музыку, закрыв глаза и откинув голову назад. Я бесстыдно разглядывал родинку под ее левой грудью, некрасивый шрам от аппендицита, узелок пупка на впавшем от напряжения животе, влажные волосы на лобке, бритые подмышки. В палатке было душно, и Тонино тело стало покрываться легким потом. Хотя лето только началось, на Тонином теле отчетливо выделялись светлые полоски от лифчика и трусов. «Видно, успела позагорать в огороде», подумал я.

Тонины движения, плавные и ритмичные поначалу, становились все более резкими и агрессивными. Она уже не играла с моим членом, а бесхитростно долбила его, пытаясь заставить меня разлиться морем удовольствия по ее бедрам, но мой орган, перетерпевший ночью, стоял насмерть. Тонечка устала. Она опустила ко мне голову и опершись на руки, остановилась и раздвинула ноги пошире. Теперь я взял инициативу в свои руки. Загнав свой одеревеневший член в Тонино расслабившееся нутро по самые яйца, я обхватил ее попу руками и прижал ее к себе. Теперь мой лобок хоть чуть-чуть, но касался ее самой чувствительной точки – клитора. Не ослабляя объятий, я стал вращать всем своим низом, ощущая головкой члена напряженную матку в женской глубине. Еще чуть-чуть и я был готов кончить. Не хватало какой-то малости. Этой последней каплей стало уже знакомое мне Тонечкино сопение у моего уха. Массаж эрогенной «изюминки» не мог не отозваться в ее душе. Замерев на секунду перед неизбежным моментом выдергивания члена из Тониных сокровенных глубин, я услышал – «Кончай в меня…Можно».

Какая началась бы канонада, если бы каждый мой выстрел в Тонин организм сопровождался звуком праздничного фейерверка! Сначала пара больших залпов, заливших все небо разноцветными всплесками, а потом несколько вспышек помельче опустошили меня, заставив яйца бесследно втянуться вглубь меня. Казалось, что я не кончал, а писал внутрь Тонечки, настолько длительным был этот завершающий аккорд нашей близости.

Дождавшись пока у меня пройдут конвульсии, Тоня свалилась на бок, зажав рукой текущую промежность. Вот так, с засунутой между ног ладонью, Тонечка на четвереньках отползла в сторону и, найдя розовую детскую футболочку, скомкала ее и заменила собственную руку импровизированным тампоном. После этой неэстетичной, но необходимой гигиенической меры, Тоня растянулась на спине и устало выдохнула: - «Уф-ф… Здорово…». Помолчала и добавила, будто извиняясь – «У меня только что месячные кончились. Можно не предохраняться…»

Мы лежали голые, мокрые от пота, тяжело дышали и пытались сообразить – не слишком ли громко мы шумели в процессе нашего общения.
Вытерев себе промежность футболкой, Тоня оделась и ушла на реку к детям, усмехнувшись – «Пошла душ принимать». Я тут же провалился в небытие, правда, успев перед этим натянуть на себя плавки.

Проснулся я перед самым ужином, когда на костре уже активно булькали котелки с макаронами и чаем, а рядом с костром, на разостланной клеенке стояла открытая банка тушенки и лежали порезанные хлеб и молодые огурчики из Тониного огорода. «А кто дрова собирал?» - смущенно спросил я у детей, сидевших вокруг костра. «Мы собирали», - радостно отвечали дети. Видимо, Тоня, проявила недюжинный талант воспитателя, организовав детей в качестве подсобных рабочих, чтобы дать мне возможность побольше поспать. Надо, правда, признать, что все это было явно в ее же интересах…

После ужина мы всей нашей дружной компанией пошли к большому костру, где под гитару, переходящую из рук в руки, народ нестройно пел про брезентовые бока бригантин и душистые гроздья акации… Стукались кружки и стаканы, Парочки приходили и вновь растворялись в темноте. Оставив детей без дневного отдыха, Тоня убила сразу двух зайцев. Один из «зайцев» в виде выстиранной розовой футболки висел на веревке за нашей палаткой, вяло трепыхаясь от дуновений легкого вечернего ветерка. Вторым «зайцем» был тот факт, что набегавшиеся за день наши детишки вовсю клевали носами, прижимались к мамкиному и папкиному бокам и явно были готовы провести ближайшую ночь в крепком и здоровом сне.

Мы же не гнали их от костра в палатку, терпеливо дожидаясь того момента, когда они сами упадут от усталости. Такой момент настал и Тоня повела полусонных детей в кустики пописать и баю-баюшки в теплые спальники.
Посидев в шумной компании еще ровно столько, сколько по моим подсчетам было необходимо Тоне для распихивания детей по спальникам и их гарантированного засыпания, я пошел к реке, чтобы помыть свой многострадальный рабочий орган. Отойдя от лагеря метров на двести, я спустился по к воде, разделся и по колено зашел в воду. Небо было чистым, и половинка луны вполне освещала место моего купания. В окружавших же меня кустах темень была настолько густой, что увидеть человека, стоявшего в паре метров было уже невозможно.

Стараясь не шуметь, я начал полоскать свой разгоряченный член. Сейчас, в прохладной воде, он сжался и доверчиво уместился у меня в ладошке. Завершив гигиеническую процедуру и едва натянул брюки и футболку, я услышал неподалеку голоса. По тропинке вдоль реки явно кто-то шел.
Не желая никого смущать, я осторожно отступил с открытого места в темноту кустов и, стараясь не хрустеть ветками, присел, попытавшись слиться с фоном.

На то место, где я стоял минуту назад, вышли две девушки. Одна, высокая, тут же быстро сняла с себя спортивный костюм, под которым оказались только белые трусики, ярко выделяющиеся в отсветах лунного света.
«Ты что, купаться будешь» - спросила вторая полненькая девушка, одетая в свитер и длинную, до землю, юбку.
- «Нет, только подмоюсь» - ответила первая.
- «Ты думаешь у Вадика сегодня что-то получится?» - с усмешкой спросила толстенькая – «Он же почти бутылку водки скушал»
- «У меня все получится…» - осадила подругу высокая. Она сняла трусики, бросила их на свою одежду и неожиданно шагнула в сторону кустов, в тени которых затаился я. Не дойдя до моего убежища пары шагов, девушка присела, развела ноги и стала громко писать. Закончив шумную процедуру, девушка вошла в воду по колени, раздвинула ноги и стала аккуратно мыть свою прелести.

В это время ее полненькая подруга тоже решила сходить по-маленькому. Не сходя с места, она подняла юбку, и тоже пописала, спустив до колен неприлично большие трусы. Придерживая задранную юбку, девушка подошла к берегу и зачерпнув воду ладошкой, повозила рукой у себя в промежности.
Высокая вышла из реки, вытерлась полотенцем и быстро оделась.
«Холодно»- прокомментировала она, и парочка удалилась в сторону лагеря. Некоторое время я вслушивался в темноту, откуда доносились их уплывающие голоса. Когда звуки исчезли, я вышел из своего сумрака.

Казалось бы, будничный факт – невольно подглядел и подслушал как две женщины ходили в туалет. Но, удивительное дело, мой увядший было «мальчик» вновь напомнил о себе. Между ног висела уже не сморщенная вялая сосиска, а вполне пригодная к употреблению упругая сарделька. Выждав для приличия еще несколько минут, я направился к своей палатке, с радостью ощущая в плавках тревожную упругость.

В палатке царила атмосфера полная готовности к ночному разврату. Слабый луч фонарика осветил деток, которые сладко посапывали, заботливо сдвинутые Тоней к одной из стенок палатки. Чтобы дети не сползали в нашу сторону, Тоня отгородила их от нашего места валиком из моего свернутого в рулон спального мешка. В этот раз Тоня хорошо продумала свое ночной наряд. Вместо нескольких слоев ненужного трикотажа, сейчас на ней была только футболка, едва прикрывающая ее голую попу. Послушав еще немного непритворное похрапывание, доносящееся из «детской половины» палатки, я выключил фонарь, снял с себя ненужные плавки, а потом стянул с Тони и ее «пеньюар».

Мы лежали, тесно прижавшись друг к другу, и наши руки не торопясь изучали складочки и выпуклости наших тел. Наконец то я смог положить руку на Тонину грудь и ощутить ладонью твердость и остроту ее, как по команде, напрягшихся сосков. Они приятно щекотали ладонь, когда я катал маленькие Тонины грудки по ее телу. Тонечкины пальцы быстро добрались до моего члена и легонько мяли головку, то нежно извлекая ее из кожицы, то задвигая ее обратно. Эти нежные пощипывания нельзя было назвать «дрочкой». Они действовали ровно настолько, чтобы поддерживать во мне состояние непрерывного возбуждения.

Повернув Тоню на бок, я добрался до ее аппетитной попки, которая манила меня еще днем, но тогда до нее дело не дошло. Упругие булочки почти полностью помещались в моей руке, и я с удовольствием тискал их, стараясь ненароком пройтись кончиками пальцев по плотно стиснутому Тонечкиному анусу. Я не мог предполагать ее реакции на ласку столь сокровенного места и не стал упрямиться в своих попытках поласкать его, почувствовав, что каждый раз, когда я оказываюсь от него в опасной близости, Тоня инстинктивно зажимается.
Проведя рукой по плоскому животу и пушистому лобку, я запустил руку между Тониными ногами. Сегодня было попросторнее, и Тоня легко впустила меня к своей «кнопочке». Кнопочка уже ждала меня. Губки были дружелюбно раздвинуты и густо смазаны. Упругий бугорок клитора сам лег под мой средний палец.

И началась вчерашняя любовная игра с той лишь разницей, что я делал свое приятное дело с несравненно большим удобством для себя и для партнерши. Я уже знал, как доставить Тоне наибольшее удовольствие, а она регулировала мой движения, сильнее или слабее сжимая в руке мой член. Пока Тоня отдыхала после очередного оргазма, я гладил ее грудь и целовал ее сосочки, приятно коловшие мой язык. Относительная свобода давала мне сегодня возможность гладить внутренние поверхности Тониных бедер, и тот небольшой, но очень чувствительный промежуток между входом во влагалище и анусом.

Под Тониной попкой на этот раз предусмотрительно расположился сложенный вдвое ее свитер, способный впитать в себя обильные выделения женского организма.
Начав ласкать Тоню после ее второго оргазма я ощутил, что ненавязчивый массаж ее пальцами моего члена возымел действие – он звенел от готовности и вот-вот мог пролить драгоценные витамины мимо Тониной дырочки. Я нежно дотронулся до Тониной руки и шепнул:
- Не торопи, а то я кончу…
- Ложись на меня – услышал я в ответ.
Извернувшись, я мгновенно занял верхнюю позицию, вогнав свою дубинку в скользкую глубину Тониного влагалища, надавив всем свои низом на приподнятый свитером Тонечкин лобок. Корень моего члена уперся в Тонин клитор, и я продолжил его ласки, сам получая при этом непередаваемые ощущения. Плотно прижавшись к Тоне, я совершал еле заметные круговые движения членом, стараясь не ослаблять нажим на клитор. Головка члена где-то внутри женщины ощущала упругий бархатный шарик ее матки. Я водил головкой вокруг нее, одновременно чувствуя гладкие стенки раздавшегося в глубине влагалища.

В темноте раздалось невнятное детское бормотание. То ли приснилось что-то, то ли мы своей возней разбудили кого то из своих малышей. Мы замерли. Я тихонько опустился на Тоню, не выходя из нее. Некоторое время мы лежали, прислушиваясь к ребячьему сопению. Детки мирно спали, спугнув родителей случайным звуком.

Отвлекшись от процесса, я почувствовал, что мой член предательски сжался. Я попытался было сползти с Тони, но был остановлен ее недоуменным шепотом : - Ты что?
«Я не готов…», шепнул я в ответ и спустился между Тониным телом и палаткой.
«Повернись ко мне спиной», попросила Тоня.
-Зачем?
- Повернись… - настойчиво повторила она.
Как только я исполнил Тонину просьбу, я ощутил на своих ягодицах теплоту маленькой женской ладошки.
«Где она только этому научилась?» , думал я в то время, как Тоня приятно массировала мой зад, иногда деликатно проводя пальчиками вокруг самой чувствительной дырочки. От таких неожиданных ласк мой член вновь налился силой и я повернулся к Тоне лицом, готовый продолжить наше упражнение «мужчина сверху». Но Тонечкины пальцы, только что ласкавшие мой зад, неожиданно переключили свои ласки на мои яички. Тонечка чуть касалась их подушечками пальцев, посылая в член импульсы неземного удовольствия. Тоня не дрочила мне член – она его возбуждала до такой степени, что любое оголение головки неизбежно привело бы к мгновенному извержению вулкана. Но Тоня не спешила – она давала мне возможность как можно дольше наслаждаться этой гранью еле терпимого удовольствия. Никогда раньше я не находился в состоянии, когда мне не хотелось кончать. Хотелось все дольше и дольше ощущать волну энергии, пробегающую от корня члена до его головки и затихающую в момент, когда Тонины пальчики на секунду прекращали свой нежный массаж.

Наконец, Тоня устала. Она ласкала меня левой рукой, положа свою голову мне на грудь. Ощутив в очередной момент мою готовность выплеснуть из себя порцию горячей спермы, Тонечка нежно зажала мой член в кулачок и сделала несколько энергичных движений… Первая струя семени ударила Тонечке в лицо, она ослабила свою хватку и продолжала выдаивать меня, проливая мне на грудь и лобок пахучее удовольствие.

Мы лежали, тяжело дыша, вдыхая сладкий запах настоявшейся спермы. Теплые струйки щекотно стекали с моего живота куда то вниз, на спальник, но вытереть их не было никаких сил ни у меня, ни у Тони. Тонина рука продолжала вяло теребить мой липкий опустошенный член. Сил как-то выразить ей свою благодарность у меня не было. Слегка повернув к Тоне свое лицо я уткнулся ей в лоб и неловко чмокнул его.

«Спи» - ласково шепнула Тоня, сжав в ответ мой поникший орган.
Приподнявшись, Тоня вытерла мой живот какой-то тряпочкой и укрыла меня спальником.
Утром пошел мелкий дождь. Участники соревнований продолжали проходить установленную на реке трассу, судьи терпеливо мокли под промокающими тентами, а сторонние наблюдатели теснились под зонтиками или прятались под капюшонами брезентовых штормовок. Выгнать детей в этой ситуации надолго на улицу не представлялось возможным, и мы стали собираться к отъезду.
Подъехав к Тониному дому, я помог ей занести в тамбур ее туристический скарб и отнес в сарай так не пригодившийся нам в этот раз каяк. Оказавшись в полутемном сарае один на один, я попытался привлечь к себе Тоню за талию, чтобы поцеловать. Тоня, увернувшись от моих губ, мимолетно чмокнула меня в щеку и, отстраняясь, шепнула: «Все… Спасибо.. Забудь…».

Мы несколько раз потом встречались с ней на улице, приветливо кивали друг другу, но больше ни разу жизнь не занесла нас в одну кровать… Или палатку…