«Ты помнишь, как все начиналось» - пел Макаревич когда-то.
О да, я помню все до мельчайших подробностей. Позвольте поведать вам интересное из архива истории моей сексуальной жизни. Так получилось, что жизнь эта началась довольно рано: вначале, в 6 лет, старший парень (ему было 14) научил меня дрочить.

Этому занятию я предавался самозабвенно. Только способ был несколько иной: я брал свой маленький писюнчик в руку и другой рукой перпендикулярно поставленной (получалась такая буква Т) начинал теребить головку. Костяшки пальцев действовали подобно усикам на современных презервативах – дополнительно возбуждали. Еще был способ: я брал писюн, зажимал между ладонями и начинал его быстро-быстро тереть. Кстати, этот второй способ намного лучше, чем классическое дергание себя за конец, попробуйте – сами убедитесь.

Спермы тогда у меня, естественно, не было, я просто в конце ощущал «сухой оргазм» - мой членик становился пунцово-красным, а в головке что-то начинало пульсировать, а мир взрывался и раскрашивался яркими цветными красками. Я любил подрочить именно из-за этого ощущения полёта. Иногда я даже представлял в момент оргазма, как подпрыгиваю и пулей уношусь ввысь, в небо; я лечу, а вокруг меня взрываются разноцветные гроздья салюта.

Потом я пошел в школу и познакомился ближе со своей соседкой по лестничной площадке. Ее звали Галя. Наши родители дружили, и мы все время проводили с Галькой вместе. Играли, читали, гуляли. Поскольку наши родители работали до вечера, мы после школы были предоставлены сами себе. И вот, как помню, в четвертом классе мы решили в ее комнате построить домик из стульев и покрывал. Домик был готов, и Галя попросила родителей, чтобы они его не разбирали. Те не возражали. И вот мы там сидели, зажигали фонарик и играли в «доктора».

Галя однажды спросила: «а ты можешь снять штаны? И я тоже сниму». При свете фонарика я глядел на ее девственную писечку, а она лицезрела мой торчащий перчик. Потом мы придумали играть так: сначала она была доктором и у меня вроде бы как болел писюн, я приходил к нй на прием, знимал штаны, она осторожно дотрагивалась пальчиками до головки и говорила, что «надо перевязать» и завязывала платком. Потом она приходила на прием, а я был доктором. Я деловит светил ей фонариком в промежность, потом легонько вводил палочку от мороженого между половых губ. Так вот мы и играли.

Потом одна девочка (ее мама постоянно меняла мужиков) сказала заветное слово «ебаться». Мы, в отличие от сегодняшних детей, не представляли в деталях этот процесс (порнухи тогда не было), но стало очень интересно. Однажды Галя сказала: «давай ебаться». Я даже перепугался – ведь у нас будет ребенок тогда, по рассказам «просвещенной» одноклассницы, которая говорила, что «когда дядя полежит на теле и всунет ей в «переднее место», тогда у них получается ребенок». Так я и ответил Гале: «ты что? Если я всуну тебе в переднее место, у тебя будет ребенок!» Наивный… У меня и спермы тогда еще не было! Но Галя здраво рассудила: «А ты не в переднее место, а в заднее».

Мы договорились так: она встает, приспускает трусы, я подхожу, поднимаю ей юбку и всовываю в «заднее место», и мы «ебёмся». Это значило – просто стоим рядом, ведь я понятия не имел, что надо совершать еще какие-то телодвижения. Хотя просвещенная одноклассница говорила, что «у мужчины потом выделяется БЕЛОЕ», но дознаться от нее, что это такое за «белое» и когда именно оно выделяется, было невозможно.

Я подходил к Гале, задирал ей юбку, осторожно трогал попку, раздвигал ее и осторожно засовывал ей в дырочку маленькую залупку. Больше ничего не шло, потому что ни о какой смазке мы, естественно, не знали. Мы стояли так минуты 2, и это у нас называлось «поебаться». Потом мы придумали ложиться на постель, это было лучше чем стоя. Я вводил залупку ей в попу, прижимался всем телом к ней сзади и мы так лежали и кайфовали. Вы удивитесь, но мне было очень приятно. Потом я чуть подрос и однажды, когда занимался онанизмом, у меня пошло это самое «белое», о чем говорила просвещенная одноклассница.

Мне это не понравилось: если раньше можно было лечь в постель, подрочить и тут же заснуть, то теперь приходилось что-то делать с мокрой писькой. В разговоре с одноклассником я узнал, что у него тоже уже идет «молофья» (мы, мальчишки, так е называли) и что он ее вытирает об штору, чтобы далеко не ходить. Поскольку спермы выделялось немного поначалу то штора была самое оно: я вытирал об нее мокрую головку и ложился в кровать. Потом, когда ее стало больше, я стал спускать ее в цветы, стоявшие на подоконнике, а член также вытирал об штору. Однако, не стану забегать вперед.

Итак, появилась сперма, но ее было еще не так много. Однако, мой член имел (и имеет) такое качество: если я возбуждался, то у меня начинала выделяться смазка в больших количествах. И при невозможности удовлетворения это доставляло неудобства: бывало, я приходил из школы с совершенно мокрыми трусами, а соседка, когда хотела потрогать его, просила сначала его вытереть. Мы все так же «ебались» с ней. Иногда мы запирались с ней в ванной, выключали свет, она снимала трусы и ложилась в ванну (воду мы не пускали).

Я следом ложился на нее, вставлял (уже покрупневший) член ей в попу. Причем, теперь он был обильно смазан и легко входил в Галину дырочку. Я ощущал неземное наслаждение в процессе входа в Галю и пробовал засовывать не только залупу, но и член. Но целиком она никогда не давала мне войти в нее. Однако, меня устраивало и то, что было. Я был гипервозбудим, и однажды, только начав входить в нее, кончил ей прямо в попу. От оргазма я расслабил руки, упал на нее сверху, введя член чуть ли не целиком. Она стала говорить, что ей больно и что бы я слез с нее, но я только шептал: «Ну пожалуйста, ну еще немного поебемся, пожалуйста!»

Классные были времена!