Школьный учитель

 

 

Школьный учитель

Школьный учитель
Этот маленький рассказ я написал по заказу одной дамы, с которой мы некоторое время переписывались. Полнейший бред, конечно, но раз ей нужны именно такие фантазии… Привожу его почти так, как выглядел он в письме. Надеюсь, трусики ее стали мокрыми, ибо в детстве она мечтала именно о таком…

Ну, что же... Ты, очевидно, хочешь в этом рассказике быть маленькой школьницей. Ладно. Тебе 13 лет, ты очень интересуешься сексом, но сама еще не пробовала. Только наблюдала однажды, гуляя с подругами в парке, как под кустом переплелись два тела - мужское и женское и было непонятно где, чьи ноги, руки, головы. Начинало смеркаться, и отчетливо было видно только мерное покачивание белого зада мужчины. Подружки хихикали, а ты смотрела, затаив дыхание, а потом сжала ноги и испытала оргазм. Ты и раньше умела делать это - подружки называли "дрочить". Но ты не любила это слово. Ты просто включала в ванной воду и направляла струю на... Забывая обо всем, ты приходила в себя только через несколько минут. А когда ложилась спать, ты чувствовала неясное томление, ворочалась, гладила небольшие, твердые, набухшие соски и долго не могла уснуть. Прислушивалась. В соседней комнате спали родители и маленькая сестренка Вера. Она часто плакала и мама среди ночи вставала к ней, стараясь не потревожить папу, которому рано вставать на работу. Но папа все равно просыпался и спрашивал, уснула ли Вера, потом мама шумно дышала, а кровать долго и мерно скрипела. Ты, конечно, догадывалась обо всем и в это время зажимала ладони между ног, толком не проснувшись, терла где-то там, внизу живота и от этого по всему телу разливалось пульсирующее тепло. Ты отбрасывала одеяло и сжимала ноги так сильно, как только могла. А потом твое маленькое тело сотрясалось в судорогах и ладони становились мокрыми. Ты знала, что это и называется «дрочить», но не любила это пошлое слово.
Но такого сильного оргазма, как в этот раз, ты не испытывала никогда. Если это только оттого, что я увидела, думала ты, то, что будет, если вдруг... и ты представляла своего учителя - спортивного мужчину, лет тридцати, хотя тебе тогда казалось, что ему очень много лет. Если я... с ним... и сладостные мечты уводили тебя от обыденности уроков, домашних заданий и мелочной опеки не выспавшейся матери, от которой по утрам пахло чем-то острым и незнакомым.
Однажды пацаны после физкультуры погасили свет в раздевалке, забежали гурьбой и стали хватать девчонок за разные места. На тебя в темноте насели двое или трое ребят. Их дрожащие руки лезли между ног, тискали только-только появившиеся груди. Ты, конечно, отбивалась, но не визжала, как другие... да и отбивалась не так сильно. Тебе даже было приятно, когда чья-то рука мяла лобок и под ним, и ты не хотела, чтобы мальчишки убежали. А потом ты заметила, что трусики у тебя стали мокрые. И после этого случая ты, закрывшись в ванной, представляла, как эти мальчишки набрались смелости и сделали с тобой то, что отец делал с мамой. Или те двое в парке. И тебя сотрясал оргазм, и ты тихонько, чтобы не услышали домашние, стонала, стараясь продлить это невиданное наслаждение как можно дольше.
Должно быть, учитель ловил твои взгляды и даже замечал, как сжимаешь ты ноги под столом, глядя на него. И однажды он строго сказал:
- Останься после уроков.
Класс убежал. Девчонки, бросив на тебя сочувственные взгляды, собрали портфели и ушли. Ты осталась одна... с ним. Николай Иванович еще некоторое время проверял тетради, а потом поднял взгляд. Ты, оставшаяся сидеть за своей партой, замерла. Задышала чаще и глубже. Он будет ругать? Он видел, как я смотрела... Но ругать он не стал. Подозвал к столу. Похвалил за хорошую учебу. Что-то еще сказал. Затем ласково, по-отечески обняв за плечи, попросил:
- Расскажи, что было неделю назад в раздевалке. Когда мальчишки ворвались.
- Ничего... такого, - тебе неловко говорить об этих вещах.
- Они тебя щупали?
- Да, - ты покраснела.
Ты чувствуешь его руку на плече. Тебе немного страшно.
- А там, они тебя тоже трогали, - и Николай Иванович вдруг положил руку тебе на ноги.
Не на колени - выше, туда, где начинается живот. И там вдруг стало очень тепло.
- Они тебя трогали? - настаивает учитель, - вот тут? - его теплая, большая ладонь вдруг оказалась под платьем и накрыла то, что прячется у тебя между ног.
Ты сжимаешь ноги, но уже поздно - его рука мягко массирует то место, из которого жар расходится по всему телу
- Не бойся, - шепчет учитель, - не бойся, тебе будет очень приятно, - его шепот становиться хриплым, - ты только никому ничего не говори...
И он, резко подхватив тебя под мышки, ставит перед собой на стул, и, подняв платье, снимает опять ставшие мокрыми трусики.
- Ты... только... никому... - шепчет он, - никому...
Ты почти теряешь сознание. Все нереально. Этого не может быть наяву - это все только в мечтах... а он уже сидит без брюк, он обнимает тебя и, крепко прижимая, сажает к себе на колени... нет, не совсем на колени... там что-то еще - твердое и горячее. Такое горячее, что у тебя может случиться ожог... там... где оно касается тебя.
- Не бойся... не говори..., - в забытьи шепчет учитель, а затем резко опускает тебя вниз.
Ты вскрикиваешь, но он успевает зажать тебе рот. Немного больно внизу. Там что-то есть... что-то есть внутри тебя... оно такое огромное... оно наполняет тебя до краев. Тяжело дыша, учитель начинает качать тебя, почти так же, как качал на ноге когда-то дед, только тогда у тебя внутри ничего не было. А теперь... оно делает больно - в конце... но это боль приятная... и вообще... оно там... пусть будет... с ним хорошо... когда оно там...
Учитель внезапно начинает хрипеть, на секунду замирает, потом с хриплыми стонами буквально насаживает тебя на то, что у него так тепло дергается внутри тебя... Потом, тяжело дыша, замирает. Ты чувствуешь, как оно становиться меньше и мягче, а затем совсем исчезает и потный Николай Иванович дрожащими руками натягивает на тебя трусики.
- Никому... потом мы еще сделаем это и тебе будет еще приятней, я обещаю... только - никому.
И потом, вы с учителем делали это довольно часто, пока не случилась одна вещь… но об этом в следующем письме.

---------------------

Через неделю Николай Иванович опять оставил тебя после уроков. На сей раз все было просто и почти буднично. Он молча раздел тебя, велел лечь на стол. И опять, ощущая некую нереальность происходящего, ты подчинилась. Поверхность учительского стола неприятно холодила спину. Николай Иванович долго рассматривал что-то у тебя между ног. А потом, все так же молча, коснулся тебя чем-то своим, горячим, и резко вошел внутрь. И опять это обжигающее и твердое двигалось в тебе, как живое существо, трепетало, заполняя тебя до отказа, заставляя дышать громко и со стонами, приводя в непривычное состояние ожидания чего-то очень хорошего. Так продолжалось некоторое время. Потом учитель засопел, лицо его исказила гримаса, будто он хлебнул чего-то очень кислого, и у тебя внутри вдруг стало очень тепло. Затем Николай Иванович отвернулся, вытирая что-то платком и велел тебе одеваться.
И так стало повторяться каждую неделю. И тебе было приятно, но оргазма ты не испытывала. Казалось - еще немного... но учитель уже выходил из тебя... и каждый раз не хватало самой малости... самого последнего, завершающего штриха... Но, все равно, ты с замиранием сердца ждала очередной встречи, а учителю - ты это видела - было скучно. Конечно, думала ты, у него много настоящих, взрослых женщин... Конечно, со мной ему скучно... И однажды, борясь со скукой, он придумал такое... В тот день в учительской отмечали чей-то день рождения. И Николай Иванович пришел на урок пьяным. Это видели все. Чувствовалось, что урока в обычном понимании не будет. Мальчишки вслух разговаривали. Девчонки хихикали. А Николай Иванович, блаженно раскинувшись на стуле, думал о чем-то своем. Ты заметила, что одна рука у него в кармане. Как будто он непрерывно разжимал и сжимал кулак. Разжимал и сжимал. Ты, в общем, догадалась, что он делает... но зачем он это... перед всем классом?
- Тихо! - вдруг поднявшись, крикнул Николай Иванович, - сейчас мы проведем урок сексуальной культуры... сек... - он громко икнул - ... суальности... то есть... воспитания...
Язык его заплетался. Брюки топорщились, и ты знала, что сейчас будет. Ты зажмурилась, надеясь, что он не заметит тебя, такую маленькую, на задней парте сжавшуюся в комочек. Только не... меня... только не... меня... - повторяла ты, как заклинание, как повторяла, когда боялась, что тебя вызовет к доске строгая Светлана Васильевна - учительница арифметики. Но тут был не урок арифметики...
- Вот это, мужской член, - услышала ты пьяный голос учителя, - в простонародье называемый хуй, - Николай Иванович пьяно усмехнулся.
Он стоял голый, с волосатой грудью и волосами там, откуда рос этот гигантский, направленный вверх, жилистый отросток. И нашарив тебя мутным взглядом, приказал:
- Подойди.
На ватных ногах, провожаемая взглядами всего класса, ты тихо пошла к учительскому столу. Наступила такая тишина, что ты услышала бурчание у пьяного учителя в животе.
- Разденься! - но ты стояла неподвижно, как на уроке арифметики, когда однажды не выучила урока, а сосредоточенные лица мальчишек расплывались и качались перед тобой в вязком тумане.
Николай Иванович нетерпеливыми руками, дергая за одежду, раздел тебя и поставил перед классом. Тишина поражала. Она была ватной. А, может, это у тебя заложило уши? Что он там говорит? Вертит меня, как куклу, тычет пальцами, что-то рассказывает, время, от времени икая, сотрясаясь при этом всем телом и качая своим страшным, набухшим членом.
- Покажем... половой акт... - доходили до тебя обрывки фраз.
А потом он положил тебя животом на стол и раздвинул ягодицы. Это сон, думала ты, это просто сон, как тогда, когда я увидела, будто иду по школе голая... Николай Иванович громко плюнул на ладонь и размазал у тебя где-то далеко между ног... А ты все надеялась проснуться. Надеялась даже тогда, когда почувствовала внутри его член. На сей раз, учитель не молчал. Он громко стонал, а временами рычал, загоняя член тебе под самые ребра. Голова у тебя кружилась, будто ты слишком долго крутилась на карусели. Учитель вдруг издал почти звериный рык, и внутри тебя стало тепло.
- Ребята, подходите, - отдуваясь, говорил Николай Иванович, - она никому не откажет, уж я знаю...
Тебя щупали множество рук. Кто-то залез пальцами во влагалище.
- Фу ты... скользко там..., - а учитель пьяно заржал, совсем, как нашкодивший пацан.
Тебя уже держали за худые бедра, и кто-то сопел позади, как сурок. Но ты, после огромного члена учителя ничего не чувствовала. Слезы капали на стол. Сквозь туман ты видела, как смотрят на тебя подружки. Конечно, они догадались теперь, зачем Николай Иванович оставлял тебя после уроков. Пацаны подходили один за другим. Смущаясь под чужими взглядами, они быстро дергались, спускали и отходили. Сколько их прошло, прежде чем ты стала что-то чувствовать? Ты представляла, как Николай Иванович - трезвый и остроумный, как всегда - нежно целует тебя в губы, ласково проводит рукой по щеке...
- Да, пусти! Моя очередь! - позади слышится возня.
- А ты уже был!
- Ну и что? Еще хочу!
- А я ее еще ни разу...
- Успеешь...- кто это там? Кажется Витька... его голос... а теперь в тебе и его член.
Николай Иванович... он целует тебя... он нежен... он... И к тебе подкатывает то ощущение, до которого ты с учителем никогда не дотягивала. Ты напрягаешься, вцепившись руками в стол. Дыхание со стонами вырывается из груди... Сейчас... вот сейчас... И твое худенькое тело сотрясает оргазм, которого ты еще не знала. Парень, накачивающий тебя, вначале пугается, а потом начинает работать, как бешенный. А невероятной силы оргазм все длиться. Ты кричишь, ты кусаешь губы, ты плачешь, снова кричишь. Почти теряешь сознание. Влагалище ритмично сокращается, и парень рычит от наслаждения. Потом выстреливает внутри тебя горячей струей и его место занимает другой... Сколько еще их было, после того, как ты отключилась в оргазме? Наверное, все мальчишки по нескольку раз...
Наконец, урок заканчивается. Звенит звонок. Протрезвевший Николай Иванович, пряча глаза, протирает тебя мокрым платком - торопливо, судорожными движениями. Помогает одеться. Ноги тебя не держат и он, воровато оглядываясь, выводит тебя из опустевшей школы, а потом ты долго-долго сидишь на заплеванной, грязной скамейке.