1. Знакомство
Мы с Людмилой вместе уже почти шесть лет, и, кажется, знаем друг о друге всё. Порой, однако, я в этом сомневаюсь. Возможно, она знает обо мне действительно всё (или почти всё, если касаться только нас двоих), а вот я: До сего дня не перестаю удивляться волшебной силе её тела, погружаясь в буйное море похоти и почти погибая в её жарких объятьях. Бывают минуты, когда, возлегая рядом по утолении страсти и обоняя терпкий аромат её гладкой и обильной плоти, я хочу от избытка чувств вцепиться зубами и ногтями в её мягкие бока и ягодицы и неистово терзать их. Я не делаю так потому, что эта внезапная боль будет ей неприятна и совсем не походит на то болезненное переживание в момент глубокого проникновения пениса во влагалище и анус, которое женщине можно и нужно претерпеть, чтобы достичь экстаза и высшей степени удовлетворения.
То, что произошло в минувшие майские вечера, в корне переменило мои взгляды на отношения с Людмилой. В сексе всегда есть доля сумасшествия (или, правильнее сказать, благородного безумия, непременного спутника беспредельного блаженства), но она не превалирует в нём. Я и не подозревал, что зов плоти может быть столь мощным, что способен буквально поработить человека и его тело. Людмиле удалось доказать мне это, и я бесконечно ей благодарен. Как велика, несравненно больше, чем прежде, стала наша взаимная тяга, сколь уверенней мы, отбросив ненужное и постыдное стеснение, сливаемся воедино, подчиняясь каждый каждому! Несомненно, наши души, сердца и тела стали куда ближе, чем раньше.
Невольно я вспоминаю, как всё у нас начиналось. Заморский праздник Хэллоуин, справляемый на даче у моего старинного приятеля, пришёлся нельзя кстати. Впрочем, кое-кому из гостей хотелось просто побалдеть или нализаться, но, к счастью, были и иные, искавшие общения. К тому времени прошло уже больше года, как после бесконечных сцен мы с моей бывшей подругой Натали решили расстаться и не мучить друг друга. Честно говоря, её непредсказуемость, капризы и притворная глупость мне порядком надоели, но всё же я долго пытался перевоспитать свою пассию, пока не убедился, что это мне не дано. Слабость в девушках всегда меня отталкивала, тем более, что на поверку партнёрша оказалась не такой уж кулёмой и дурёхой. После нашей окончательной ссоры Натали в скором времени отыскала себе нового приятеля-любовника, - женатого мужлана лет под сорок, устроившего её на хорошую должность в какую-то муниципальную организацию. Я же бродил в одиночестве до того памятного вечера и не особенно хотел с кем-нибудь знакомиться, так как всё не мог прийти в себя и едва не разочаровался в девушках совершенно.
На празднике у друга я почти сразу заметил среди приглашённых очень привлекательную девушку примерно моего возраста. Она была подругой девушки хозяина дачи и попала на вечер случайно, так как ей сообщили о предстоящем всего за два часа до пикника. Видимо, ей тяжело было в тот вечер оставаться в одиночестве, и хотелось развлечься. Почему Людмила оказалась в тот вечер в гостях у моего друга, она, по-моему, и сама не знает. Да и я очутился там же, в сущности, "по хотению левой ноги".
Хотя выглядела она бледной, печальной и усталой, не оценить её потрясающую красоту было невозможно. Крупная, как бы "размеченная" фигура с округлыми формами, чёткий, сильный торс, очень широкий и высокий зад, туго обтянутый черными бриджами: А как шёл под цвет её заплетённых в петли и дуги каштановых волос чудесный фисташковый с розовым свитер, с недлинными рукавами, оголявшими руки по локоть!.. Когда же она подняла свои большие тёмные глаза (как мне показалось тогда, тёмно-карие, как у меня, но на самом деле они были лиловыми) и чуть приоткрыла нежный ротик, обрамлённый сочными губками: В тот миг по моему телу пронёсся ураган, мышцы напряглись, а эрекция была столь стремительной и могучей, что только слепой или вконец пьяный не сумел бы увидеть, как оттопырил брюки мой беснующийся член. Она увидела и: улыбнулась.
Как в тумане, проносится передо мной наша тогдашняя нескладная беседа. Признаюсь, завязать знакомство с девушкой, тем более - красивой и влекущей, для меня не составляет труда, но, как я не раз убеждался, мой откровенный напор смущает и тревожит девушек, а те из них, кто догадывается о моих притязаниях тотчас же и не требует изысков и подчеркнутой галантности, не находят меня достойным парнем. Возможно, на моё "шустрое" поведение повлияла выпитая для храбрости бутылка вина (вообще-то я опасался, что Людмила сочтёт меня пьяницей и никчемным пустоцветом, если я переусердствую в реверансах). Так или иначе, я тоже быстро привлёк её внимание, хотя бы тем, что был самым рослым гостем, а она, замечу, девушка высокая и на празднике превосходила всех размерами и лишь одной долговязой девице уступала ростом.
Говорили мы, впрочем, не особенно много. Свет был вскоре погашен, хозяйка дачи, - подружка моего приятеля, - поставила на столы и подоконники большой комнаты-столовой тыквы с горящими свечами, заиграла в меру бойкая, в меру - торжественно-мрачная музыка, и пары закружились в танце. На кассете оказались записаны почти одни медленные композиции, не очень долгие по времени, но энергичные и возбуждающие. Я не мог не восхититься хитростью своего друга: он специально дал гостям как следует разгорячиться вином и коньяком, чтобы они осоловели и не привередничали с музыкой, - на трезвую голову гости предпочли какой-нибудь примитив, - синтезатор пополам с перкуссией:
Я пригласил Людмилу потанцевать, и она спокойно согласилась. Она не пила больше двух бокалов вина, я же принял в тот вечер изрядно и чувствовал, как полыхают щеки, хотя рассуждал и мыслил нормально; остальные приглашённые были уже заметно пьяны. В танце я сразу же крепко обхватил девушку за торс, указательными и большими пальцами слегка пощипывая складочки её боков, а мизинцами стараясь массировать нижнюю часть спины над крестцом, там, где начинается "кошачья линия". Одновременно я дал ей возможность ощутить силу мышц, иногда чуть приподнимая её тяжёлое тело, иногда - поталкивая бицепсами рук её развитые "крылья" и сжимая ладонями её бока поплотней. Мой твёрдый и выпирающий член не опадал ни на минуту, то и дело касаясь её переливающихся бёдер; я пробовал притянуть её ближе, чтобы, несколько приостановив наши колыхания, коснуться и её живота, но Людмила этого не допускала. Однако я не прекращал попыток и, наконец, мне удалось приблизиться к ней и упереться своим "орудием" прямо в её прелестный, выпуклый и приличный, но упругий, животик. Девушка, казалось, застеснялась и повела себя неловко, даже хотела закончить танец, но я не отпустил её. Впоследствии я узнал, что подобные вещи её вовсе не смущают, и единственное, что способно вызвать у неё замешательство, - чёрная неблагодарность. Единственное, что она не умеет прощать. А та неловкость была всего лишь кокетством.
В комнате стало жарко, так как прогрелась затопленная печка, и часть гостей пошла покурить во двор. Я в то время изредка покуривал, и предложил Людмиле тоже выйти освежиться и побыть на природе. Она была не против, поскольку курила сама, но тоже, как и я, - не больше трёх-пяти сигарет в сутки и преимущественно в компании. Постояв на веранде и болтая о том, о сём, мы довольно скоро вернулись в столовую, - подул сырой холодный ветер, и стало промозгло. В доме было, наоборот, душно; раскрасневшаяся и повеселевшая Людмила сняла свитер, под которым была спортивная зелёная майка, и мы снова ринулись плясать. Народу в комнате почти совсем не было, а музыка гремела здорово; мы больше дурачились, переходя с вальса на разнузданную ламбаду, причём девушка не только подчинялась моим диким выкрутасам в танце, но и баловалась сама. Под конец она обняла мне плечи и довольно сильно постучала своими бёдрами по моим, задевая член. Как бы удостоверившись, что с ним всё в порядке, Людмила засмеялась, но сразу посерьёзнела и сказала, что ей пора домой.
Я обхватил немного грубовато её за шею и шепнул на ухо, что провожу. Она кивнула, и мы расстались с моим приятелем, его подругой и прочими гостями. Людмила надела свитер, а по верх него - темно-синий плащ с капюшоном, повязав шею потрясающей сиреневой косынкой. У неё прекрасный вкус, отметил я про себя, в одежде она очень точно подчеркивает свою сексапильную внешность, что для меня было чрезвычайно важно. Забегая вперёд, скажу, что в дальнейшем, когда мы сблизились и увлеклись экзотикой и неким подобием экстрима для усиления ощущений, наряд, составленный Людмилой для наших любовных игр, всегда оставался неизменным, и я всякий раз не мог не поразиться её безошибочному вкусу.
Уже было около восьми вечера. От дачи нужно было пройти на остановку междугороднего автобуса, но ближайший рейс был на половину десятого. Я никогда не меняю решений (особенно, если они приняты другими), и потому громко сказал, что на дачу возвращаться смысла нет. Как же быть, спросила Людмила, на что я ответил, что в город (центр был километрах в двадцати) поедем на попутке. И надо же было такому случиться, что первая же машина, которой я посигналил с обочины, остановилась! Обычно никогда меньше, чем с третьей попытки, это у меня не удавалось. А один раз, помню, не удалось и с полусотни попыток, когда с той же дачи надо было срочно ехать домой. Но в тот раз необыкновенно повезло; как выяснилось в пути, Людмила жила недалеко от меня, возле железнодорожной ветки, на краю центра.
Когда я прощался с ней, пытался поцеловать в губы, но она подставила щёку. Я, шутя, сказал, что по русскому обычаю полагается троекратно, она засмеялась, но позволила, однако третий раз я тронул губами не щёку, а шею пониже уха, языком "по дороге" проведя по ушку, до самых корней волос. Лоб у Людмилы был высокий и матовый. Она удивилась и сделала вид, что это бестактно с моей стороны, но я на все её слова отвечал потоком комплиментов, порой весьма нелепых. Нет, милая, подумал я, уж тебя-то я ни за что не отпущу, этакую королеву Франции.
Мы начали встречаться постоянно, ходили в кафе, кино и на вечеринки к друзьям. Я не люблю тусовок и дискотек и был настороже: а вдруг Людмиле хочется пойти и туда? Но оказалось, что ей так же, как и мне, не нравится докучливый шум и галдёж, и в большой компании она скована и молчалива. Наедине же со мной девушка сразу оживлялась и держалась со спокойной уверенностью; первое время у нас дальше поцелуев дело не двигалось, что, впрочем, тоже было весьма впечатляюще: её язычок был очень туг и гибок, и при этом целовалась она всегда с полной отдачей и взасос, как опытная женщина. Я понял, что сноровки ей не занимать, но не смутился; меня только сильно волновало, нет ли у Людмилы кого-то ещё.
Однажды, когда мы сидели в кино, - фильм я уже забыл, да он и не мог интересовать обнимавшуюся в темноте молодёжь, - я тесно прижался к её толстому бедру, огладил его и положил между своих бёдер. Людмила как будто недоумевала, но я подхватил её под бок и почти усадил на разбухший член, тут девушка вроде бы успокоилась и поёрзала задом по пенису. Я свёл мои ягодицы вместе до отказа, чтобы максимально напрячь член, и провёл ладонь с тылу, крепко взявшись за промежность Людмилы. Основанием кисти я стал массировать её анус, а сложенными лодочкой пальцами ласкать половые губы. В тот день была оттепель, и моя подруга надела мягкие светлые бриджи, сквозь которые всё хорошо прощупывалось. Я убедился, что на ней очень лёгкие и тонкие трусики, я думал, что она сделала так нарочно, но потом выяснилось, что Людмила просто не любит, когда движению телес что-нибудь мешает; лифчик она перестала носить уже в школе, а трусики носит от случая к случаю, никогда не одевая их, к примеру, под спортивный костюм. К слову, она любит кататься на лыжах, коньках, обожает плавать и путешествовать; всё это, исключая коньки, на которых я вообще не держался толком, нравится и мне. Спорт помогает ей сохранять крепкие и упругие мышцы и гордую осанку, но покушать она тоже любит и никогда особенно себя в этом не ограничивает, благодаря чему её великолепное тело и напоминает фигуры древнегреческих богинь и восточных одалисок.
С моей "удалой атакой" Людмила, после некоторых колебаний, смирилась, а потом стала ритмично двигаться, не отводя глаз от экрана и в целом никак не давая понять, приятно ли ей моё нескромное вмешательство. Я чувствовал, что её отличные крупные половые губы постепенно обмякли и стали нежнее, но бельё оставалось сухим, словно возбуждение совсем не коснулось девушки. Я не меньше пяти минут теребил её чудесную писюню, пока она не заелозила попкой по ладони и, вздохнув, не повернула ко мне насмешливое личико. Так ты ничего не добьёшься, сказала Людмила, слезла с моих бёдер и плюхнулась в кресло, но не убрала мою руку с талии, продолжая время от времени посматривать на меня с загадочной улыбкой.
Испугавшись, что наши отношения зайдут в тупик, не желая терять девушку, я стал проявлять бешеное рвение. От моих страстных поцелуев на бархатных щёчках и сильной шейке Людмилы возникали синяки, порой я нападал на неё внезапно, перед самой встречей, не упредив, и так тискал и гладил, что она начинала задыхаться, но никогда не сопротивлялась, будто боль доставляла ей наслаждение. Наконец, в один прекрасный день всё должно было решиться, и я пригласил Людмилу к себе. В моей квартире недавно был проведён ремонт, всё блистало новизной, да я ещё и навёл порядок, так, что не осталось ни одной пылинки, а воздух пропитал чарующими ароматами, - пахло, как в нарядном шатре у арабского шейха или китайского богдыхана. Надраив пол и скрупулёзно пропылесосив ковры, я принялся готовить пиршественный стол: нарезал овощей, из коих сотворил салат, купил сыру и деликатесной колбасы, отбил молотком четыре здоровенных куска мяса и поджарил их, добыл две бутылки дорогого вина - белого и красного, булочек и шоколад к чаю (Людмила, между прочим, страшно любит шоколад, и, как оказалось, неспроста). Приготовив все задолго до назначенного часа, я в безумном нетерпении вышагивал по квартире, дважды дополнительно мазался твердым дезодорантом с "истинно мужским запахом": Короче, вёл себя, словно мальчишка, пригласивший на свидание взрослую даму. А, впрочем, ведь это было правдой: и тогда, и теперь рядом со столь несравненной и величественной женщиной, как Людмила, даже громогласный верзила вроде меня, не побоявшийся как-то вступить в драку с четырьмя милиционерами из-за совершенно незнакомого паренька, даже этакий лоб с мрачным каменным ликом: в общем, и тогда, и ныне я робел и робею.

2. Сближение

Людмила - необычайно обязательная девушка; поскольку я сам всегда держу обещания и из кожи вон лезу, чтобы добиться желаемого, её симпатия ко мне стала лишь ещё больше. Кроме того, ей понравилось то, что я не лицемерю с ней и ясно даю понять, чего я хочу; её изумительная интуиция ни разу не подводила и верно указывала, как вести себя со мной, я же соединял в себе настойчивость обуреваемого похотью самца и безудержную рьяность поклонника всего прекрасного, что, разумеется, пришлось ей по вкусу: Но об этом я узнал позже.
Моя подруга опоздала лишь на четверть часа. На улице был мороз, - уже стоял декабрь, - и Людмила куталась в красную шубку, а на ноги надела высокие подбитые мехом сапоги. Девушка выглядела абсолютно невозмутимой; обычно она не пользовалась косметикой, но сегодня она дала волю воображению и накрасилась отменно, а на фоне дивной красной шубки её полыхающие губы и оттенённые веки казались ещё более восхитительными. Под шубкой было шикарное черное платье с декольте, открывавшим грудь до половины, и с вырезом до середины спины; на шее Людмилы висела нитка жемчуга, а на правом запястье сидел изящный браслетик. Она навела светло-красный маникюр на острые ноготки и как следует надушилась (у её духов очень сложный и приятный букет, содержащий ванилин, кувшинку, ромашку и еще что-то загадочное). Я мгновенно понял, ещё до того, как мы стали танцевать, что на этот раз под платье она не одела ничего.
Девушка удивленно спросила, зачем это я напялил костюм-"тройку" (я и впрямь сдуру принарядился, как на торжественную церемонию, хорошо, хоть пиджак на спинку стула накинул). Я что-то пробормотал о светских приличиях, а она, смеясь, потянула меня за туго завязанный галстук, так, что спёрло дыхание, и сказала: неужели я не знаю, как надо одеваться у себя дома, если с моей головой, конечно, всё в порядке. Чёрт, ну, разумеется, халат! - осенило меня (я, однако, и после ванны не облачался в халат, не то, чтобы в нём разгуливать, как западноевропейский аристократ девятнадцатого века). Халат? Да зачем вообще всё это! - ткнула меня Людмила пальцем в рубашку, а потом, хохотнув, мерной походкой направилась в комнату. Сорвав ненавистный галстук, я вошёл следом.
Потом мы весело обедали, пили вино, уписывали мои отбивные (они, кстати, неплохо прожарились), шутили и шалили. Когда мы прикончили мясо и овощи, я хотел предложить чай, но почуял, что осоловел, и позвал Людмилу немного размяться. Она тоже наелась до отвала, и упрашивать её было не нужно; я включил умеренно быструю музыку и потащил девушку танцевать. Кружились мы неуклюже и не в лад; Людмила запыхалась и приглушила магнитофон, а после мы замерли посреди комнаты, и я стал целовать её, запрокидывая её тело назад так, что она едва не падала. Я несколько раз повторил, что хочу её, не могу себя сдерживать, и вдруг девушка резко выпрямилась и, сжав мне плечи, проговорила: нужно успокоиться, не годится так неистовствовать. Через минуту, придя в себя, Людмила сказала: если ты действительно хочешь меня, а я верю, что это так, я испытала тебя и поняла, что всё будет нормально, так вот, если ты хочешь быть со мной, помни, что я признаю только максимальную страсть, и щенячьи игры, как это бывает у молокососов, мне не по нраву. Поэтому надо набраться терпения и доказать, что ты на самом деле готов быть со мной.
Прежде всего: Людмила расстегнула заколку и разметала лохматые волосы, прильнула ко мне, щедро одарив поцелуями, но при этом пробуя бедром, как там мой "петушок"; затем она без всякого смущения присела, извлекла из брюк мою рубашку, вывела пуговки в ширинке из петель и развела края ширинки в стороны. Видя, как бойко и гибко вырвался из плена мой член, она пощупала его и убедилась, что он достаточно твёрд и длины приличной. Довольно хмыкнув, моя подруга выпрямилась и приказала: раздевайся, ты должен это сделать первым. Я догадался, что девушка хочет милой сатисфакции за те минуты в кинотеатре, когда я лапал у неё всё, что можно, и счёл её желание вполне законным. Но всё же мне было неловко; стараясь сохранять спокойствие (и эрекцию), я не спеша снял одежду и сложил руки на груди, демонстрируя подруге свой набухший пенис. Улыбнувшись, Людмила занялась собой, сняла жемчуг и браслет, и, освободившись в считанные секунды от платья, осталась совершенно голой.
Помни, сказала девушка: в том, чтобы быть обнажённым при близком тебе человеке, нет ничего постыдного, это совершенно естественно и необходимо только к этому привыкнуть, так как это важно для раскрепощения истинной сексуальной активности тела, остающейся непознанной для тех, кто не лицезрит тело любимого человека ежедневно, и не только в постели: Я и сам начинал понимать в то время, что эротика и секс - разные вещи, и истинное возбуждение и глубокое переживание и наслаждение может и должен дать только секс, а подменять секс эротикой - своего рода духовный онанизм. Людмила раскрыла мне глаза, и отныне я точно знал, что нагота - не предмет глупых насмешек "негодующих и совестливых" (поистратившихся ханжей и завистливых стариков), а величайшая ипостась красоты и лучший объект для возвышенного искусства. Но, в то же время, голое тело настолько своеобычно в житейском смысле, что остерегаться видеть его и испытывать стеснение, когда обнажаешься сам - вот это и есть настоящая безнравственность или, по крайней мере, извращение.
Перед священнодействием нам нужно помыться, молвила Людмила и попросила показать ей ванную. Эта комната, - моя гордость, замечу, - ей явно приглянулась: там было просторно и всё сверкало чистотой. Я пустил воду и добавил по настоянию девушки жидкого мыла для пены; когда набралась половина ванны, мы с Людмилой, сцепив руки, залезли в воду, которая показалась мне чересчур горячей, о чём я спросил подругу, но она кивнула: сойдёт. В телесных ласках я не новичок, с Натали мы тоже купались вместе и мне известно, как это бывает в воде и то, что в воде ласки энергичнее и более ну, что ли, вязкое и спокойное наступающее вслед за ними блаженство. Действия Людмилы показались мне вначале немного механическими, хотя ласки её были сильны и горячи; я поторопился, протянув ладонь к её междуножью, - она отвела мою руку в сторону и бросила её на крестец. Тогда, установив большой палец на копчике, а средний - на промежности, тремя прочими стал мять и вращать её анус, то забирая внутрь, то поглаживая мякоть ягодиц у заднего прохода. Я обрадовано почувствовал, что сфинктер моей подруги податлив и, следовательно, зад её уже разработан, но при том он не вислый и не дряблый, а подвижный и мускулистый. Итак, мне удалось расслабить тело Людмилы, прибегнув к такому ловкому способу; теперь же нужно было разбередить самое сокровенное.
Между тем, девушка взялась за мою мошонку, к той минуте налитую и раздавшуюся, а затем и ухватила нагло торчащий член; как следует намылив ладони, она нанесла пену на член и мошонку и старательно взбила, после чего протянула мыло мне. Я открыл пробку в ванне, дождался, пока вода убыла настолько, чтобы чётко видеть лобок и попку моей милой, и стал намыливать всё, что считал нужным. При этом я лёг на бок, а Людмила выгнулась, чтобы каждому было удобно; сейчас я теребил её половые органы и ягодицы обеими руками, изо всех сил пытаясь, чтобы движения были ровными, а не лихорадочными. Нам удалось войти в ритм и сделать так, чтобы возбуждение оставалось на одном уровне, не снижаясь и не зашкаливая в скоротечный оргазм. Это было совсем не просто, но так было надо, так хотела Людмила, и так хотелось мне. Волосы на лобке моя подруга регулярно стрижёт и частично бреет, - так, чтобы оголить половые губы, но аккуратный треугольник сверху она всегда оставляет, поскольку совсем без волос смешно и некрасиво, - как у маленькой девочки. Мы ласкали друг друга интенсивно и размеренно, но Людмила по-прежнему была спокойной, в то время, как я начал перевозбуждаться и ощутил сладкий спазм, - предвестие оргазма. Мне, однако, не хотелось испытывать его так скоро, да и девушке самой хотелось растянуть блаженство, поэтому мы остановились, почти согласно, как по приказу. Посидев с минуту, мы вымыли друг друга, стараясь на этот раз не очень баловаться с эрогенными зонами; правда, я не удержался и трижды как бы невзначай провёл рукой по её писюне, итогом чего стал долгожданный нежный "ох!". Я с трудом убрал ладонь, в глубине души преисполненный благодарности за этот чудесный "ох!". Всё ещё было впереди:
Насухо вытеревшись полотенцами, мы поспешили в комнату. Я загодя постелил свежее бельё на моём ложе, которое теперь должно было стать уже нашим; Людмила по-хозяйски взбила подушку и подсунула валик под неё и матрас, откинула одеяло, уселась на подушку верхом и, взяв из сумочки расчёску и зеркальце, стала делать причёску. Она не отпускала слишком длинных волос, - до плеч, и хватит, но с её телом и личиком даже стрижка под мальчишку смотрелась бы недурно. Причесавшись, моя подруга раскорячилась, развернув полные бёдра, и призывно махнула мне рукой. Я заменил кончившуюся к тому моменту кассету, поставив блюз, и занялся девушкой. Оглаживая её крутые бока и огромные ягодицы, я начал с полизывания подбородка и шеи, постепенно спускаясь всё ниже, обработал языком соски её пышных грудей и прелестный пупок, а затем, пройдясь по основанию бёдер, я стал, вначале как бы несмело и осторожно, после - настойчиво и энергично лизать её половые губы. Людмила задышала громче и вцепилась пальцами в мои волосы; она бешено спутывала их и устроила на моей голове совершенный кавардак. Я старательно, не менее пятнадцати раз облизал круговыми движениями её губки и перешёл к клитору; бережно извлекши его из впадины, я выгнул его по направлению животу Людмилы и стал проводить по нему языком, не давая опадать, пока он не набух и не стал пунцовым. Тогда я ухватил его губами и начал обсасывать; если в минуту, когда я лизал клитор, девушка издавала нутряные стоны и низко гудела, причмокивая и пыхтя, то сейчас голос её неожиданно стал высоким и тонким, и я услышал пронзительные трели, переходящие в сладострастный визг. Это был почти предел, но я ещё не завершил свой приятный труд; раздвинув половые губы, я стал вертеть языком в глубине влагалища. Под радостные крики Людмилы из влагалища потёк сок, а тело девушки расслабилось и осело; сползши с подушки, моя подруга на четвереньках отодвинулась к моим ногам и, довольно всхрапывая, начала колдовать сама.
Мой пенис слегка подустал ко времени ласок, поэтому девушка, помяв яички, с силой, но нежно стала возбуждать его, на первых порах натягивая и стягивая кожу, а затем, оттянув её к корню члена, прижала одной рукой, а другой быстро подвигала вверх-вниз, после чего взяла головку в рот. Чередуя вращение и насаживание, Людмила добилась того, что пенис стал крайне твёрд и абсолютно неразгибаем; тогда девушка обсосала головку и, взмахивая языком, начала её облизывать. Хорошенько обслюнявив её, Людмила подцепила уздечку и вытворяла с ней такое, что я чуть не завопил от восторга; впоследствии подруга строго говорила мне, что мужчине, какой бы кайф он не испытывал при соитии, не следует распускаться и стонать или кричать, - это недостойно его, девушке же это можно делать, потому, что она всё-таки более слабое создание и, кроме того, ощущения, переживаемые мужчиной при половом акте, не идут в никакое сравнение с тем, что испытывает женщина.
Почти доведя меня до экстаза, Людмила отпустила головку и повернулась к моему лицу попкой; ладонью она продолжала держать член. Её глаза чуть косили от удовольствия, рот был приоткрыт, а ноздри упрямого носика трепетали. Я пошлёпал её по ягодице и тронул промежность, девушка кивнула головой, протяжно застонала и наклонилась к пенису. Атласная цвета сёмги попка Людмилы была в нескольких сантиметрах от моего лица; я установил её так, чтобы ягодицы побольше оттопырились и открылись вожделённые щели. О, что за чудо её попка! С первого же мгновения нашего знакомства я оценил её великолепие и влюбился в неё раз и навсегда.
Здесь я хотел бы отвлечься и подробно указать формы и размеры моей дорогой подруги. Не бывает часа, чтобы я не вспоминал их и не повторял про себя, как заклинание, эти волнующие цифры. При росте сто семьдесят пять сантиметров обычный вес Людмилы составляет шестьдесят девять килограммов; после того, как она бросила курить, она опасалась, что её "разнесёт", и действительно набрала до семидесяти трёх, но затем похудела, а во время нашей летней поездки в Москву от жары и непрерывных прогулок сбросила порядочно и весила только шестьдесят пять. Я не одобрял её попыток стать стройнее, потому, что при её широком и просторном тазе это будет выглядеть не слишком красиво, лучше уж облечь его в плоть и жирок, которого, замечу, на теле Людмилы немного, - мяконькая подушечка вокруг пупка и валики на боках. В целом же она так восхитительна и мощна, что дополнительные килограммы ничуть ей не повредят. Часто, обнимая её, я сравниваю её с горой, называю великаншей и богатыршей, и ей нравится, если я так говорю, а иногда, лаская, в шутку грожу пальцем и притворно гневно запрещаю худеть, и она понимает меня. Грудь у неё большая, но не чрезмерно, и соски ещё упруги и смотрят вверх; объёмы груди, талии и бёдер составляют соответственно девяносто шесть, восемьдесят четыре и сто пять сантиметров; каждая из ягодиц имеет в ширину по двадцать три сантиметра от ануса до наружного края, при этом её попка не просто широка, но и толста и приподнята, а при ходьбе, особенно, когда Людмила торопится, вздрагивает и трясётся так, что оборачивается всякий встречный мужчина. Кожа румяная, с восточной смуглинкой, пушистая и душистая; при возбуждении щёки, животик и попка наливаются краской и становятся горячими.
Итак, я взялся ладонями за ягодицы Людмилы, покачал их, поразмял и стал лизать низ половых губ, перемещаясь в промежность и приближаясь к анусу; подруга же моя в этот момент бойко ездила губами по головке, с шумом втягивая воздух и иногда глухо и жалобно завывая от страсти. Эти нечленораздельные стоны, не прекращавшиеся ни на секунду, настолько впечатлили меня, что я ухватил покрепче бёдра Людмилы и начал, не щадя языка, вылизывать ей попку, проводя языком возле ануса, а потом и трогая его. Попка девушки, как и всё её тело, благоухала клубникой, точнее, клубничным мылом, которым мы намыливались в ванной; в дальнейшем Людмила часто пользовалась для привлечения меня земляничным или малиновым вареньем или сиропом, поливая им свои прелести. Облизывать её в такие минуты было величайшим наслаждением, а то, что чувствовала она, я даже не берусь описать, - выразить это словами невозможно:
Девушка была вне себя, - она сказала позже, что моя тренированность и выдержка её приятно поразили, она призналась, что могла кончить уже в ванной, но пересилила себя, и правильно поступила, так как предстояло ещё самое главное. Расцеловав напоследок попку, я выбрался из-под Людмилы и хотел положить её рядом, но она жадно кинулась мне на шею и одарила настоящей пулемётной очередью поцелуев; потом она облизала рот и глазами попросила меня сделать то же. Мы перемешали нашу слюну, после чего девушка перенесла её часть на мой член и размазала по нему, а я помочил слюной её влагалище. Настала пора забираться в тело Людмилы; она легла, наконец, на спину, и я вошёл в неё. Там, в глубине, было тепло и сочно, пенис ходил свободно на полную длину, но мягко и приятно окаймлялся стенками влагалища. Я сразу же стал двигаться с напором и с высокой скоростью, и подруге это понравилось; каждый толчок сопровождался ласковыми "да!", "ну!", "вот!", "так!", а уж "ох!" и "ах!" сыпались, как из рога изобилия. Голос у Людмилы - звучное и низкое меццо, а в периоды сексуального возбуждения он становится таким вязким и томным, что забываешь обо всём на свете, кроме её тела и предстоящего удовольствия. Постепенно вырывавшиеся из уст девушки слова слились в одно долгое и непрерывное "о-о-о:", а когда мой член затрясся и стал выбрасывать сперму, орошая влагалище Людмилы, "о-о-о:" сменилось вначале на не менее долгое, но более громкое "а-а-а!", в самый последний момент перешедшее в резкое и пронзительное "у-ау!"; когда же всё свершилось, заключительный кошачий визг девушки сменился утробным умиротворённым воркованием на все лады, что-то вроде "у-ы-о-а-ыыххх:", а потом - "умм, гмм, омм:"
Людмила в изнеможении закрыла глаза, провела щёпотью по половым губам и погладила мой иссякший пенис, капризно и весело гримасничая; затем, мурлыкая и курлыкая, обняла мой торс и стала лизать мои соски, порой поднося к ним свои и потирая одни о другие. Я немного сместился вниз и положил палец на попку подруги (она легла на живот), массируя анус. Мы постепенно возбудились вновь (хотя, пожалуй, просто не прошло прежнее возбуждение); Людмила пристально поглядела на меня и перевернула лицом в подушку, а сама села на меня верхом. Её плоть была невероятна тяжела и буквально расплющила меня по кровати; девушка стала елозить по моей спине и заду своей писюней туда-сюда, иногда вскрикивая от наслаждения; она изъездила меня вдоль и поперёк, набаловавшись вдоволь, и затем опять положила на спину. Привстав, она втянула свой солидный живот и аккуратно насадилась на пенис; я стиснул её ягодицы и начал толкать член внутрь, время от времени подбрасывая груди Людмилы. Снизу она казалась ещё больше и толще, мускулы живота исчезли под складками, а щёки припухли, как у хомяка; через несколько минут девушка, не дожидаясь спермоизвержения, слезла с члена и стала яростно мастурбировать его, я же, засунув ей во влагалище два пальца, крутил ими что было силы. Пенис затрепетал в руках Людмилы; она, предвкушая эякуляцию, максимально оттянула кожу и замерла над пурпурной головкой члена.
Струя спермы выстрелила ей в лицо; девушка заколыхалась и ухнула, припадая к головке и жадно всасывая бесперебойно льющуюся сперму; при этом она пальчиком тёрла уздечку, чтобы растормошить меня окончательно, и я действительно едва снова не простонал в голос. Людмила ошалело смотрела на меня, облизывая губы и вытирая испачканный спермой носик. Встряхнув всем телом, она положила кисти рук мне на грудь, похлопала и деловито сказала, что теперь и чаю бы неплохо.
Я поднялся и хотел одеть трусы, чтобы пойти на кухню за чаем, но девушка вырвала у меня трусы и заявила, что ходить одетым - глупый предрассудок, тем более, когда рядом такая девушка. Она включила музыку погромче и стала расхаживать обнажённой по комнате, всё внимательно разглядывая и при этом тихонько напевая. Приготовив чай, я притащил поднос с чашками, чайником и сахарницей и поставил на стул возле кровати; Людмила стояла у шкафа, листала какую-то книгу о киноискусстве и в такт музыке двигала то левой, то правой ягодицей. Это так обрадовало меня, что я на цыпочках подкрался к ней, опустился на колени и лизнул девушку в попку. Людмила сделала губы трубочкой и нежно прогудела "у-у-у:", что побудило меня лизнуть её ещё и ещё, дотягиваясь языком до клитора. Моя подруга гамкнула от этой внезапной ласки, а затем хихикнула; я вернулся на кухню за булочками и шоколадом, а когда снова очутился в комнате, то увидел, что девушка полулежит на животе, обратив свою попку ко мне. Задорно улыбнувшись, она шлёпнула по промежности, зовя меня к новым подвигам. Меня и не нужно было упрашивать; член тотчас же опять напрягся и, качнувшись, вырос на глазах, я пощёкотал Людмиле половые губы и завёл член во влагалище сзади. У моей подруги среднее расположение вагины, но, благодаря мягкости и эластичности её отлично разработанной писюни, мы можем принимать какое угодно положение и получать бесконечное удовольствие. Позиция сзади мне нравится больше всего, во-первых, потому, что лежать животом на её попке невыразимо приятно, а, во-вторых, появляется возможность оглаживать и тискать её передние прелести, да и тело Людмилы при этом положении выгибается и ритмично вздрагивает, что только добавляет блаженства.
Сейчас подруга не кричала, а лишь сладострастно постанывала и по временам кряхтела; я уже почти завершил свой труд и хотел кончить в неё, но Людмила, предчувствуя оргазм, с оханьем прижала мой пенис, вывела его из влагалища и натянула кожу на головку. Она пробормотала: "не торопись, всё успеем" и развела попку, предлагая войти в анус. Должен признаться, что до того момента мне никогда не приходилось заниматься анальным сексом, - с Натали ничего не вышло, она сопротивлялась и не желала, по-видимому, прочитав где-то, что это очень больно. Что же касается групповых оргий с девушками лёгкого поведения, на которых я с друзьями развлекался в студенческие годы, то из-за нехватки времени мне ни разу не удалось склонить к такому делу ни одну из потаскух. Но Людмила была опытной женщиной; растеребив анус, она понемногу, смачивая отверстие слюной, помогла мне просунуть член поглубже. Кстати, отмечу: пенис мой не весьма большой, хотя, как говорит подруга, "сносный", - в эрегированном состоянии он достигает семнадцати с половиной сантиметров в длину и четыре в поперечнике, однако Людмила в ходе ласк умела доводить его до девятнадцати и четырёх с половиной сантиметров в длину и толщину соответственно. Она говорит, что в принципе неважно, достаточно ли велик пенис, нужно, что бы он был потвёрже, но видеть крупный и налитой член очень здорово, это усиливает возбуждение. Во всяком случае, для анального секса мой член подходит идеально, - боль в попке у моей подруги не бывает слишком большой и всегда кончается полным кайфом, хотя Людмила обыкновенно верещит и морщится, однако ни разу не попеняла мне, что я переусердствовал.
Я излил сперму в её попку, после чего девушка хрипло взвыла и рухнула на постель. Немного постонав, она перевела дух и, как ни в чём не бывало, повернулась и стала пить чай. Мне хотелось поговорить с ней, но она избегала беседы, какую бы тему я ни поднял, и коротко отвечала: "думай о другом, не отвлекайся от главного:" Потом сказала, что надо ополоснуться, и мы пошли в ванную; я подмыл её, а она искупала мой пенис. Людмила достала из своей сумочки духи и долго втирала их в тело, затем понюхала мой дезодорант и щедро провела им по моему члену, заду, груди, шее и в подмышках. Мы выпили ещё чуть-чуть вина, чтобы распалить себя, и всё началось сызнова:
В общей сложности таких заходов у нас в тот вечер и ту ночь было три. Под занавес я не мог кончить, член уже ныл и даже онемел, но Людмила вновь и вновь извлекала его из влагалища, массировала и облизывала, пока не добивалась благополучного исхода. Всё завершилось около половины четвёртого; я был измождён и с трудом стоял на ногах, но держался молодцом и смог пронять Людмилу, так что она наконец, испустив последний стон, упала на простыню и проговорила: "всё:хорошо:хорошо:", а затем медленно нагнулась к члену, поцеловала его и откинулась на подушку. Я чмокнул её в писюню и тоже лёг; сон мгновенно овладел нами.
Людмила разбудила меня под утро тем, что бойко и уверенно сосала головку; увидев, что я проснулся, она радостно засмеялась, ухватила член и села верхом; мы оба быстро кончили и побежали мыться, в ванне мы снова довели друг друга до оргазма, а потом девушка стала собираться по своим делам, но напоследок не утерпела и на скорую руку сделала мне минет. Мы расстались бесконечно довольные и внутренне гордые тем, что никто из нас не подкачал. Людмила шла через двор к остановке, а я стоял у окна и смотрел ей вслед; обернувшись, моя подруга махнула мне, послала воздушный поцелуй и сотворила какой-то знак вроде "no pasaran!", видимо, восхищенная моими достижениями. Я же был предельно опустошён и только мог с несколько циничной ухмылкой наблюдать, что она держится немного раскорякой, - верно, я неплохо её измочалил!
Так всё и началось. Каждый день, исчерпав все силы, мы плюхались вместе в кровать, и Людмила засыпала (при этом её ладонь как бы непроизвольно лежала у меня на пенисе), а я часто размышлял в полудрёме, сравнивая её с бывшей моей любовью. Настолько легка и понятна в обращении, раскрепощена и свободна была Людмила, насколько противоречива, зажата и скучна была Натали, а ведь некогда я считал, что лучшей девушки нет на свете!.. Я бешено ревновал Натали к любому мужчине, став со временем крайне мнительным; с Людмилой же этого, как ни странно, абсолютно не было: я спокойно отнёсся бы к тому, что у неё есть другой парень, мне важно было лишь, чтобы она в нужную минуту оказывалась рядом и забиралась ко мне под бок. Как мне с ней уютно, как прекрасно её тело, как бесподобно алеет между ног выпуклая и тёпленькая писюня: Мне чудилось, что я схожу с ума. Если применимо такое слово, - в языке его не существует, - по аналогии с алкоголизмом, - навязчивым влечением к спиртному, столь же бесконечное влечение к сексу нужно бы назвать сексоголизмом:Правда, есть иное словцо, - сатириаз, но это приложимо к распутнику, а мне вовсе не хотелось никого, кроме моей неземной Людмилы:

3. Секс как мировоззрение

Примерно неделю спустя моя подруга рассказала мне историю своей жизни. Она рано и быстро созрела и расцвела, вполне сформировавшись уже к пятнадцати годам; в классе школы она была самой крупной, развитой и высокой девушкой, при этом очень доверчивой, честной и крайне наивной. Парни, разумеется, ухлёстывали за ней вовсю, но рядом с Людмилой большинство из них казалось мелкотой; подобно почти всем девушкам, росшим в эпоху перестройки и дальнейшего развала страны и обнищания народа, Людмила, наделённая к тому же бесподобными внешними данными, мечтала познакомиться со стильным и богатым мужчиной лет двадцати пяти. Незадолго до окончания школы она нашла себе такого; как она поведала мне, в ту пору единственным желанием многих девчонок было окрутить какого-нибудь "нового русского" (впрочем, это название появилось чуть позже, но суть была той же). У избранника Людмилы было всё: автомобиль, шикарная кирпичная дача в частном секторе, собственная яхта и, самое главное, умение пробивать себе дорогу в жизни, не считаясь, как оно и бывает, с чужими интересами, о чём добрая и милая девушка поначалу не догадывалась. Она старалась не замечать ничего, что портило бы её впечатления о богаче: грубость, низменные рассуждения, изворотливость, отсутствие элементарной культуры и, наконец, дикую жестокость и беспредельную подлость. Душа Людмилы оказалась выше жалкой душонки этого прохвоста; девушка любит читать, слушать сложную и разнообразную музыку, очень любит искусство: Но так уж сильно было влияние царивших в ту пору среди молодёжи взглядов; мне и самому часто приходилось сталкиваться с тем, что красивая, умная, независимая девушка предпочитает такому же привлекательному интеллигентному юноше убогого и зловещего "коммерсанта", настолько неопределённым и шатким было тогда финансовое положение, что для девушки легче было притвориться пустышкой и секс-бомбой, чтобы оказаться рядом с "настоящим мужчиной":
Поначалу дело обстояло прекрасно: Людмила жила своей жизнью, училась в институте и думать не думала ни о каких денежных проблемах, ни о неясных перспективах, - денег навалом, будущее обрисовано чётко: сытая спокойная жизнь в золотой клетке: Однако через какое-то время стало понятно, что для счастья этого не всегда бывает довольно, и если отсутствует взаимопонимание и сердечная тяга, то никакими деньгами их не восполнить. Многие девушки считают, что можно смириться с примитивом-любовником и претерпеть его заносчивый нрав, игнорировать регулярное хамство и тупость, но Людмила была не из таких. Постепенно жизнь с богачом-мордоворотом ей опостылела, но мягкий и ласковый характер не давал Людмиле возможности обращаться со своим кормильцем так, как он заслуживал; этот неандерталец в малиновом пиджаке и с зелёным галстуком на шее бесцеремонно осаживал девушку и пресекал малейшие попытки её что-то изменить в их отношениях в лучшую сторону. Людмила рассказала, что даже в сексе, несмотря на выносливость и активность, её дружок оказался дикарём и недалёким мужичищем; он ни разу не баловал её писюню языком и губами, но зато целыми днями заставлял сосать своё достоинство, порой даже не ополоснув его как следует. А когда занимался традиционным сексом, то не возбуждал её сокровище хотя бы ладонью должным образом, отчего ей редко было приятно насаживаться на его член. Грубиян с толстым бумажником стал презирать свою наложницу (а иной она и не была для него), когда выяснилось, что у Людмилы нет хозяйственных наклонностей. Как будто это важно! Мне и в голову не приходило, что девушке необходимо возиться у плиты, не выпускать из рук утюг или гладильную доску:
Говоря коротко, положение становилось всё хуже. Но Людмила не хотела идти наперекор судьбе, потому, что поняла спустя недолгое время, что жажда секса овладевает ею всё сильнее: она - эротоманка и не в состоянии выдержать без коитуса больше десяти-пятнадцати часов, в какой бы форме он не производился. Поэтому, когда на третий год её жизни с богачом он неожиданно начал заводить беседы о групповых оргиях в компании, она, не раздумывая долго, согласилась принять в них участие. Однако бизнесмен преследовал совершенно ясную цель: в тот момент его финансовое состояние стало ухудшаться, невидно для посторонних, но всё же - ощутимо; для решения своих проблем он переговорил с крупным партнёром, и тот соблаговолил помочь попавшему в беду собрату, но в качестве услуги склонил его к оргии с участием Людмилы и ещё двух девушек, которых та немного знала, - очень эффектной и развратной Настёны и начинающей, но подающей немалые надежды Оленьки.
Богач, его приятель, ещё один приглашённый предприниматель и три девушки собрались на даче у любовника Людмилы. Парни раздели девушек и, поставив на колени, заставили обсасывать свои пенисы, потом повернули попками к себе и начали заходить сзади то во влагалища, то в анальные отверстия. По словам Людмилы, Настёна была крупная и упитанная деваха с простым лицом и жирненьким телом, а Оленька - молоденькой и стройной, с большой грудью и длинными ногами. Мужчины терзали девушек с яростью, Настёна вопила и взвизгивала, Оленька - кричала и взлаивала, а Людмила вела себя как-то спокойно, - ей это занятие быстро перестало нравиться. Это тянулось не меньше часа, а, может быть, полутора часов; парни измучились, Настёна и Оленька охрипли от ора, а Людмила всё никак не давала понять, что ей хорошо. "А ты говорил, что она у тебя - не профи, а гляди, как здорово держится", - сказал один из гостей любовнику Людмилы. "Давайте её обработаем на все сто", - предложил другой парень.
Людмиле это совсем было не по нутру, но две прочие девушки стали уговаривать, обещая, что она свихнётся от кайфа, и что это вообще положено, и ни с одной оргии никто не уходит, не перепробовав всё, что можно. Настёна первая решила подать пример и стала в позу, так что один из парней стал заходить к ней в рот, а другой - во влагалище, затем то же сделали с Оленькой; после и Настёну, и Оленьку укладывали между двумя парнями, и те оттрахали их в попки и письки одновременно. Наконец, девушек насаживали уже на три члена, а в то время та из них, которая была не занята, начинала бешено тереть половые губы и тыкать пальцами в анус, понуждая к тому же Людмилу. Настала и её очередь; она поведала мне, что, когда в твоё тело заходят сразу три члена и при этом тебя со всех сторон крепко стискивают руки и ноги партнёров, да ещё и две прочие девушки фиксируют тебя во избежание выскальзывания членов мужчин, бывает такое странное ощущение, будто твоя плоть уже не принадлежит тебе, и: "Вот так и становятся шлюхой", - заканчивала объяснение Людмила.
Вообще, как мы с ней прикидывали, если один парень сумеет в единый подход ублажить четверых партнёрш (пенисом, языком и двумя руками), то девушка сможет вытворить то же максимально с шестью, ну, допустим, с семью трахальщиками (в рот - два или три члена, один в зад, один - в письку и по одному в ладони). А если ещё при этом регулярно менять члены: Что же должен пережить тогда человек? "Мне больше, чем с тремя за раз, дело иметь не приходилось, а вот Настёна как-то сумела довести до оргазма четырёх, но, как она говорила, дело это весьма трудное, потому, что контролировать себя и в то же время наслаждаться самой невозможно. А если не будешь стонать и выть, как парни узнают, что ты тоже балдеешь?" - рассказывала Людмила. Что и толковать, зрелище фантастическое!..
Рано или поздно, но девушка узнала, зачем её приятель устроил эту сексуальную вакханалию. Она была так поражена, что несколько дней не выходила из дома и то впадала в ступор, то ревела так, что припухли её огромные глаза. "Как он мог так поступить со мной, ведь я же доверилась ему, думала, что он хочет мне сделать приятное и всё это - от чистого сердца, от преданности сексу: Оказывается, даже в таких вещах люди ищут корысть". Боже, как же наивна была тогда Людмила! Конечно, если бы на её месте была бы девушка поглупее и попроще, она бы плюнула и не стала бы противиться, а, возможно, и запила бы со временем. Но не такова была Людмила. Несколько дней в ней боролись друг с другом два сильных чувства - навязчивое стремление снова испробовать вкус оргий и страх потерять остатки былой относительной независимости, превратиться в заурядную потаскуху, хоть и красивую. Она не была порочной девицей, любовь её к сексу безгранична и абсолютно лишена поиска выгоды. Этот случай навсегда поколебал её уверенность в надёжности таких людей, как её приятель; симпатии и уважение совершенно исчезли, когда в один прекрасный день о её похождениях неизвестно каким образом проведали в институте. Разумеется, ей завидовали и осуждали кто потому, что не с ним у ней были такие вещи, кто - из-за явной недоступности Людмилы как любовницы богатого мужчины.
Выяснилось в дальнейшем, что слухи распустил родственник одного из парней, участвовавших в оргии, с которым тот радостно поделился информацией о безудержной похотливости Людмилы (что, в общем-то, правда, хотя ничего дурного в том я не вижу, поскольку, вероятно, сам похотлив сверх всякой меры, чего и не скрываю), а также о её неисправимой порочности (а вот это уже наглая ложь: только лицемер и грязный онанист может сравнивать желание удовлетворить естественную потребность, самое главное, что есть в жизни, и распущенность уровня продажной шлюхи). "Я ни за что на свете не стала бы отдаваться за деньги, не потому, что это якобы безнравственно, - каждый зарабатывает свой кусок хлеба, как может, а потому, что это сродни требованию хозяина дома оплатить обед гостя, который не принёс с собой ничего в подарок или к пиршественному столу", - говорит моя девушка. И я целиком согласен с ней: если бы не навязанные общественными институтами представления о семье, детях и обязанностях женщины перед мужчиной, не вся эта ханжеская мораль, люди бы давно обрели бы счастье, не переплачивая и не тратя душевных и телесных сил на лишнее. Нет, это не очередная "теория стакана воды": за водопровод мы тоже платим: Это, скорее "теория глотка воздуха". За воздух Вы стали бы платить, читатель? Ну, если бы и стали, то всё равно считали бы такой порядок свинством:
Возможно, Людмила и свыклась бы с мыслью о необходимости постоянного участия в оргиях, так как секса ей хотелось всё сильнее и сильнее, в любой обстановке и целый день напролёт, но её тупой и злобный дурак-любовник возомнил, что может запросто сдавать её напрокат когда ему угодно. Кроме того, если Людмила ласкала пенисы его дружков и подставляла свои щели с его ведома и часто в его присутствии, то он изменял ей с разными лярвами без того, чтобы сообщить об этом своей любовнице. Это был уже предел подлости; Людмила говорила: "Я понимаю, что ему хотелось ещё девушек, но почему он не приводил их к нам и ничего не докладывал мне? Ведь я бы не стала бы возражать побаловаться сексом с ним и потом уступить его другой: Почему ему надо было так поступать?" Мне кажется, потому, во-первых, что девушка полностью зависела от своего толстошеего попугая в малиновом пиджаке, и он полагал, что может обращаться с ней, как с вещью, во-вторых, - она была умнее его и более развитой, и он не переносил, что рядом с ней выглядит кретином, почему и решил унизить Людмилу таким способом.
Что произошло позже, нетрудно представить. Юридически девушку и этого богатого охламона ничего не связывало (по счастью), физически он стал в конце концов ей противен, а дружба исчезла навсегда. Людмиле удалось сбежать от него, хоть стоило это ей немало крови и нервов; однако, подонок ещё долго обливал её грязью за спиной, уверял всех и каждого, что она - опустившаяся курва и сука: От горя и разочарований Людмила бросила институт и какое-то время балансировала на грани самоубийства или, по крайней мере, психоза. Она уехала на год к тётке в наш город, а после решила остаться здесь на больший срок. Летом в тот год, когда состоялось наше знакомство, она поступила на заочное отделение в местный ВУЗ. Личная трагедия привела к тому, что очень долгое время Людмила не желала ни с кем завязывать отношений. "Никогда, ни за что я не стану больше искать близости с каким-нибудь "крутым", я убедилась, каковы эти "сильные личности"", - рассказывала девушка.
Порой жажда наслаждений бывала настолько безудержна, что Людмила, не сумев устоять перед зовом природы, предавалась рукоблудию; она обзавелась набором вибраторов и могла часами ублажать себя, доводя до полнейшего исступления. "Иногда я подумывала о том, что парень вообще не нужен, раз уж так всё хорошо получается у меня самой. Но потом поняла, что ошибаюсь. И тут-то я и встретила тебя! Как это всё-таки чудесно!". С того декабрьского вечера мы с моей девушкой не расставались больше, чем на неделю, когда мне приходилось ездить по заданию начальства в ответственные командировки, и я не мог взять свою подругу с собой. С самого же первого дня, получив удовольствие от соития со мной, Людмила сказала себе, что, похоже, её желание обрести идеального партнёра вполне осуществимо, поэтому она вскоре отринула всякую мысль об измене или сексу втроём и вчетвером. Хотя её бы хватило с лихвой и на целую стайку прочих парней, уж я-то знаю! Но она отказалась от этой затеи, так как мне сразу же удалось привести её к высшему блаженству, которого она из-за грубости и невежества прежних сексуальных партнёров раньше не переживала.
Но и требования её ко мне очень велики. Регулярно, начиная с десяти вечера, баловать её ласками и заходить во все щели, пока не растрачены последние силы, дважды, а то и трижды атаковать её писюню и попку с утра и обязательный минет хотя бы раз в сутки. Пока что наш рекорд первой ночи был перекрыт только один раз, - как-то в Новый год, - после чего потребовалось как следует отдохнуть, поскольку даже трогать измученный член было нестерпимо больно, а отлить - вообще пытка. А моя Людмила только посмеивалась и подзадоривала меня. Моемся мы всегда вместе, и всегда при этом я кончаю в неё, как правило, сзади и непременно в попку. К вибраторам мы тоже иногда прибегаем; Людмила говорит, что, если использовать их периодически, чувство некоторой незавершенности в сексе пропадает, так как наличествует иллюзия двойной и тройной атак её щелей. Обычно мы поступаем так: я провоцирую возбуждение вначале в письке, затем - в попке девушки с помощью вибратора, потом поочередно захожу то во влагалище, то в анус, давая ей при этом время полизать вибратор и познать соки, после чего вновь завожу вибратор в нижние отверстия, вращаю их там и при этом не забываю всовывать член в свободную щель. Затем ложусь на спину, передаю пенис в ладони Людмилы, а сам беру уже два вибратора и терзаю её письку и попку немилосердно. Если же я принимаю позу сверху (что менее подходит для случая с вибраторами), то захожу в анус, выгнув тело Людмилы, а она поочередно то подносит один из двух вибраторов ко рту и сосёт, то мастурбирует писюню, потом начинает это делать вместе. Не так давно мы придумали ещё один фокус: лёжа на чуть приподнятых попках, мы стараемся сочетать обычное движение члена во влагалище и действия анусов, между которыми находится вибратор. Людмила часто также подносит вибраторы к члену и массирует его, трогает яички и промежность, а я в то время верчу и ввинчиваю вибраторы в её щели. Как мы уяснили для себя, важно постоянно менять местонахождение члена, не гнушаясь перед оргазмом позаводить его и в письку, и в попку, - тогда результат превосходит все ожидания, нужно лишь только привыкнуть: Должен сказать, что с годами мой член не только вырос от умелого обращения Людмилы, но и постепенно стал гораздо быстрее отходить от перевозбуждения. Её же писька хоть и стала сочней и мягче от бесчисленных атак, но всё так же упруга и замечательно крепнет и наливается перед коитусом. Эрекция не представляет ни малейшего труда, и способствовало этому в немалой степени то, что Людмила никогда не "спускает на тормозах" секс, требуя нежно, но регулярно, чтобы член всегда набирал силу сам без её ласк, цель которых - закрепить стойкость и длину пениса, и я, поупражнявшись, приучил своего "молодца" вставать в любое время дня и ночи.
Моя девушка младше меня на полгода, она Рыба по знаку зодиака и Кошка по японскому гороскопу. День её рождения - тринадцатое марта. По темпераменту она скорее сангвиник, но по причине своей комплекции и сладострастия всегда немного ленива и сонна, однако аккуратна, опрятна и безупречна как истинная леди. На восьмое марта я каждый год дарю ей букет из семи роз разной окраски, от белой до темно-пурпурной (поэтому мы стали называть этот день "Праздник семи роз"). Роза - любимейший цветок Людмилы. В день же её рождения, который как раз рядышком, мы идём в какой-нибудь престижный ресторан. В первый год, то есть, пять лет назад, я пригласил её в шикарное элитное заведение, копив перед этим деньги три месяца и назанимав дополнительно у друзей. Всё было просто великолепно, Людмила смотрела на меня во все глаза и с таким безграничным желанием, что даже становилось не по себе. Когда мы вернулись домой, она устроила мне сказочное приключение с вибраторами, погрузив в мир невообразимого удовольствия, я жестко и уверенно совершил не одно соитие, а потом, после ванной, мы обнимались и облизывали друг друга на свежих простынях, и Людмила сказала: "То, что мы пережили сегодня, ни за что не сравнить с тем подарком, который я решила тебе сделать в ближайшее время. Пока ничего не буду говорить, но уверяю, что ты не пожалеешь:"

4. Эротическое помешательство

Через несколько дней Людмила загадочно попросила прийти попозже с работы, чтобы она успела всё приготовить. Она здорово меня заинтриговала, так что я всё же не сидел на работе дольше, чем требовалось (да и была это пятница), а побродил по магазинам, поискал провизии на завтра: Нужно здесь отметить, что дважды в месяц, в первую и третью субботу мы с Людмилой устраиваем разнузданные полухулиганские сексуальные встряски с раннего утра до позднего вечера, именуемые "пиршеством любви", на протяжении которых часто настолько дуреем и слабеем от страстных безумств, что к ночи у нас появляется зверский аппетит, и даже простенькие макароны с солью уписываются с дикой жадностью. Поэтому я и решил запастись, благо предстояла очередная третья суббота.
Когда я открыл дверь, то сразу почувствовал неистовый аромат благовоний и крепкий запах духов девушки, - видимо, она окатила себя с ног до головы. В доме было темно, из гостиной лилась приятная возбуждающая музыка, - звучал ситар, глубоко стонал какой-то клавишный инструмент, чётко отбивали ударные. Я вошёл в гостиную; на пианино, подоконнике, столе и шкафу стояли лампы, полуприкрытые красными абажурами, отчего их свет стал слабее и таинственнее. Посреди комнаты, озарённый узким лучом от зашторенной верхней лампы, располагался круглый цветастый коврик. Людмила тихо стояла у окна, закутанная в синее покрывало; я остановился у двери, понимая каким-то шестым чувством, что сейчас увижу нечто неописуемое, почему и не стал проходить в комнату к подруге. Та усилила звук магнитофона, шагнула вперёд и грациозно скинула покрывало. У меня перехватило дыхание: столь хороша была она в своём божественном наряде:
На голову Людмила надела широкую шляпку с колокольчиками по краям, уши проколола огромными серьгами-кольцами, на переносице сидели маленькие темные очки. Кожа лица была нежной и матовой, - Людмила втёрла тональный крем, губы изящно накрашены, а щёки мило нарумянены; на шею она повесила жемчужное ожерелье, на плечи набросила прелестную сиреневую косынку, на кисти натянула перчатки. Пупок был проколот сверкающим колечком, а на торсе сидела золотистая анодированная цепочка; ноги до колен скрывали черные сапожки, а, когда она повернулась ко мне попкой, я увидел на левой ягодице небольшую татуировку-сердечко. Этим всё и ограничивалось, и это было бесподобно. Продемонстрировав себя со всех ракурсов, Людмила закурила тонкую сигаретку и стала ритмично извиваться под музыку, стараясь покруче и погибче вскидывать попку и бёдра, показывая свою писюню то так, то эдак. Вдоволь повертевшись, моя подруга повернулась ко мне передом, раскорячилась, затянулась и поднесла дымящуюся сигарету к половым губам, провела по ним фильтром, а затем вставила назад в рот. После, вздёргивая боками, отчего заиграли её толстые складочки, она приблизилась, ухватила меня за брюки и решительно повлекла на коврик. Расстегнув брюки и стянув трусы, она взяла мой стоящий торчок и, по временам пуская дым, начала лизать головку в том месте, где уздечка прижата к мочеиспускательному каналу, а потом - пытаясь забраться в сам канал. Это было и болезненно, и приятно. Затем Людмила погасила сигарету и попросила поднять её и ублажить языком, что я и сделал; она опустилась, взасос поцеловала и снова занялась моим членом; сейчас она втягивала головку по методу "глубокого захвата", так напрягая губы, словно хотела откусить её.
Я полностью разделся; подруга взяла какой-то прочный шнурочек и пережала член у основания, потом достала ремешок от штанов и стала не больно, но ощутимо стегать мошонку и корень пениса, при этом проводя по головке тремя пальцами. В перчатке она делала это, кстати, лучше. Поразвлекавшись, Людмила освободила мой распухший член и подставила для обработки анус; когда я растеребил его, она сняла очки и шляпку и попросила прижаться сзади, но пока не заводить пенис внутрь её тела. Затем она обмотала наши торсы мягкой шалью и привязала нас друг к другу ремешком, после чего предложила начать коитус. Я стал атаковать то её письку, то попку, всё более ускоряя темп и жестоко заталкивая член всё глубже, при этом стиснув бёдра подруги так, что на них остались кровоподтёки. Людмила кричала и визжала, как помешанная, но не смела сопротивляться; я кончил в неё раз, другой, третий, не вынимая члена и водя его туда-сюда беспрерывно, хотя это было весьма тяжко. Начав с громких звонких воплей "э-э-а-а" и "ур-ур-о-о-о", девушка после второго спермоизвержения перешла на истошный крик "ы-ы-ы-рьяя-мммья-мья", а голова её при этом колыхалась в такт движению пениса. Последний же раз она уже не горланила, а жалобно выла: "а-ы-ы-м, а-о-омм:".
Людмила упала на коврик, бормоча что-то, высунула язык и стала водить им по губам, щекам, лизать плечи, руки, подмышки, подносить к губам соски, кусать их и чмокать, а потом легла на спину, вытянулась во всю длину и, пригнув меня к своему животу, стала шептать: "Правда, класс? Ты спятил? Тебе хорошо? А я, правда, хороша? Я - хороша! Я - пышна, я - супердевушка, я - чудо, ведь да? Ну, скажи, что да, мой котик, мой стройненький, мой мягонький, мой герой, мой мальчик славненький, о, моя прелесть, о, мой зайчик, как я тебя люблю: А ты так же меня любишь, а, мой сладкий? Тогда - целуй, туда и сюда, моё тело в твоей власти, бери его, делай, что изволишь, и пусть это будет твоим единственным законом:"
Так я впервые узнал, что такое экстремальные удовольствия, и понял, что Людмила увлечена Кроули и эротической магией. В дальнейшем мы часто проводили время в рискованных и острых наслаждениях; я, в частности, придумал "эротическую кухню", и подруга горячо поддерживала меня во всех начинаниях. Вкратце я опишу, что это такое. Либо мы готовили забавные блюда с откровенным намёком (Людмила научилась под моим руководством кухонным премудростям, ведь раньше, избалованная родителями и роскошной жизнью в качестве наложницы "нового русского", она была белоручкой), либо прилагали разные съедобные вещи к частям тел и неспешно поедали их, лаская при этом эрогенные зоны. Простым изобретением, разработанным мной в считанные минуты, стал ужин "Волшебные стебли". На первое подавались сосиски и куриные яйца с майонезом, на второе - варёные морковки с ванильным кремом, на третье - бананы со сливами. Я придавал сосискам, моркови и бананам форму члена, и Людмила, прыская от восторга, слизывала с них приправы, мяла губками и ела. Один раз она после такого ужина томно проворковала: "Давай мы испечем твою колотушку, я её маслицем помажу, на хлеб положу и скушаю:" Я с изумлением поглядел на неё, а она как расхохочется! Но я действительно позволял ей укладывать свой пенис, как сосиску в закрытый бутерброд, и Людмила самозабвенно его сосала, понемногу едя хлеб. Как она тогда не проглотила мой член, ума не приложу:
Для неё же я выдумал особый "Порносалат": рубленые овощи и яйца (не мои собственные, конечно), с добавлением в них свежей спермы. Подруга жадно хрумкала и пыхтела, кушая это диковинное блюдо; для того же, чтобы раздразнить меня, лила в писюню сироп и сок, где они смешивались с вульвой, и я выпивал всё, балуя её клитор и половые губы языком. Ещё она делала мне из фруктов подобие влагалища, прикладывала к своему родимому, я ел эти штучки, пока мой рот не касался её письки; иногда я по инерции хватал зубами её дивного малыша, так что Людмила истерично кричала и говорила мне: "Нахал! Псих! Дурак! Куда милиция смотрит: Котяра мой свихнутый! Щекотунчик мой золотой:"
Моя девушка всегда носила крупные серьги, пуговку или колечко в пупке, и одно время серьёзно думала проколоть соски грудей и клитор или половые губы, чтобы вывести кайф на новые рубежи, но я, после некоторых колебаний, отвадил её от этого. Носить постоянно колечки в таких чувствительных местечках вредно, - возможно раздражение, а Людмила бы непременно бы не вынимала их, чтобы вечно ощущать ласку и негу. Но кто его знает, - поживём-увидим, может быть, так и поступим с годами. Испробовать в сексе нужно всё! Одевается Людмила просто и одновременно - шикарно: на званые вечера облачается в белую рубашку (завязывая её на животике, так, чтобы он был слегка открыт) и черные бриджи, если мы празднуем какое-то торжество или идём в ресторан, на ней - черное платье с блёстками, великолепно сидящее на её пышной фигуре, гулять ходит со мной в мягких персиковых или светло-синих брючках и черной курточке, под которую надевает короткую майку, зимой носит свою шубку или плащ, неизменно повязывая шею сиреневой косынкой.
Вечерами перед сексуальным буйством мы, если на улице приличная погода, совершаем моцион по центру, и не было случая, чтобы кто-нибудь из попавшихся навстречу мужиков и мелочёвки не глянул бы с завистью на меня и тоской на мою королеву Людмилу, мою Афродиту, купальщицу с полотен Ренуара, сожалея, что под руку с ней шествует не он. А как моя девочка ступает по мостовой! Шаг плавен и спокоен, но тяжел, и плоть её всегда буквально осязаема на расстоянии; кажется, что перед ней несётся насыщенная райским нектаром волна тёплого воздуха, а голова всегда гордо поднята и губки припухлые, хотя улыбка в любую минуту может осветить её личико. Кажется, я не говорил читателю, что форма лица Людмилы очень своеобразна и уникальна, как и цвет её глаз, - лиловый в полумраке и матово-синий на солнце. При выпуклом и открытом лбе скулы моей подруги сильны, а щёки плотненькие, но всё лицо сужается к подбородку. Если она поправляется (в таких случаях я шутливо шепчу девушке: "как ты славно поправляешься, - будто в масле сыр катаешься"), если прибавляет в весе, то на шейке образуется небольшая складочка, которая вовсе не портит Людмилу, особенно когда она обнажит зубки и засмеётся. Смеётся она всё чаще и улыбается всё охотнее, чем в те дни, когда я встретил её. И немудрено - она счастлива!..
Со временем, проникнувшись страстью до предела (а, возможно, что ещё всё впереди), мы оба стали думать о том, чтобы снимать наши похождения фотоаппаратом и кинокамерой, создавая коллажи-сборники и фильмы для просмотра на видео. Но здесь была досадная деталь: можно было либо показывать каждого из нас поодиночке, либо, если запечатлевать сексуальные сцены, фиксировать на плёнке только отдельные части, что неоригинально и банально: что проку показывать, допустим, Людмилу с моим пенисом во рту или меня, лижущего ей клитор, если при этом лицу похотливого самца или бешеной самочки, соответственно, не удаётся попасть в кадр? Без третьего было не обойтись, но нас смущало, сумеем ли мы быть так же раскрепощены при постороннем человеке, да и глумливых слухов опасались. Нам нравились фотографии порнозвёзд, но не по отдельности мужчин и женщин, а в момент, когда они заняты сексом, и мы очень любили порнофильмы, те, что пооткровенней и с хорошей звуковой дорожкой. Ставя кассету с продукцией Тинто Брасса или Антонио Адамо, мы скучали и позёвывали, нам это казалось не особенно впечатляющим. Куда больше мы балдели от появившихся спустя некоторое время фильмов на компакт-дисках; здесь выяснилось, что Людмиле из снимавшихся мужчин нравились не те, что посвирепей и поздоровенней, а те, в ком угадывался интеллект и чувство юмора. Она объяснила это тем, что мрачные и нудные красавчики, неумело списанные с голливудских актёров, напоминают ей наших завсегдатаев баров и ночных клубов, - такие же смазливые физиономии типа "мачо" или "латинос", такие же затянутые в стоячие воротники длинные жирафьи шеи, тот же прикид: "Кроме того, я должна признаться, что от их спутанных волос и небритых щёк так дурно пахнет; ты пахнёшь только здоровым мужским потом и отличным дезодорантом, а они - чем-то вроде смеси растопленного хозяйственного мыла и грязных носков".
Немного хочу описать и свои внешние данные, хотя боюсь показаться нескромным. Я очень большого роста, спортивен, поджар, руки и спина у меня сильные, с мощными мышцами, торс широкий и короткий, ноги - похуже, толстоваты и не так развиты. Мимика живая, глаза большие и тёмные, лицо в целом умное, с мягкими чертами, волосы светлые, стригу я их обычно покороче. В общем, я не красавец по неписаным стандартам (кто их придумывает, хотелось бы знать), но Людмила считает иначе. "Для мужчины важнее внешних данных ум, бодрый нрав, весёлость и энергичность, он должен много говорить, уметь увлекать и держаться спокойно и приветливо". Она не любит толстяков, полагая, что мужчина обязан быть хоть и крепким, но гибким и подвижным, ну, а я такой и есть. Женщине же пристало быть гладкой, жеманной и ухоженной, но не глупой, ей нужно хотя бы подражать своему мужчине в уме и стремиться к взаимопониманию, не претендуя, однако на роль закулисной "кардинальши".
Мне особенно из актрис порнофильмов нравилась молоденькая звезда Сильвия Сэйнт, уроженка Чехии (настоящая фамилия её - Толмакова), не столько своими внешними данными, сколько удалью и бесшабашностью. Её соотечественница - Зденка Подкапова - была красивее и изысканнее, но беда в том, что диски с её участием мне никак не попадались, поэтому приходилось довольствоваться фотками. Людмила почитала также неистовую Монику Ковэ, соратницу Сильвии Сэйнт по сексуальным боям, но мне казалось, что та несколько вульгарна и грубовато работает, к тому уже изживает себя. Не меньше обожал я и гордую богиню Стэси Морэн, но и она оказывалась неуловима, лишь подборка величайшей женщины-фотографа современности - Сьюзен Рэндалл - давала возможность насладиться её потрясающими играми с подружками. Постепенно, сам того не ведая, я всё больше проникался симпатией к лесбиянкам и мечтал видеть свою подругу в роли звезды какого-нибудь фильма, но в объятиях, разумеется, не мужчины, а женщины, и самому побывать с ними и вдоволь набаловаться их телами.
Наконец-то мы приблизились к самой волнующей теме в наших с Людмилой отношениях. Прошедшей весной я зашёл в подземный магазин, где долго и безуспешно искал последние новинки с Сильвией. Пока что мы видели лишь её ранние "целомудренные" работы. Накануне нас вводила в экстаз яростная Никки Нова, сражающаяся с двумя назойливыми парнями на пленэре, и всегда жизнерадостная Сабрина Джонсон, деловито показывающая чудеса на диване. Теперь же мне хотелось Сильвии; мне повезло, - на полке магазина стоял диск, повествующей о её частной жизни. Я загодя просмотрел его; поначалу шли отрывки из ранних экспериментов, в процессе которых Сильвия готовилась к роли порнозвезды; уже тогда можно было с уверенностью говорить, что она не только станет успешно работать на этом поприще, но и добьётся всемирного признания. Эти ожидания оправдались, - ныне Сильвию Сэйнт называют не только порноактрисой номер один, но и королевой анального секса, и чемпионкой по минету, и:кем только её не называют, порой и со злобой и завидуя. На середине просмотра я понял, что этот диск - лучшее, что нам когда-либо придётся видеть; я поторопился домой, чтобы непременно показать его подруге.
Дома мы с моей девушкой, как правило, не носим никакой одежды, если пребываем одни. Изредка, когда надо проветрить квартиру или на улице стоит заметный морозец, я набрасываю на плечи куртку, а Людмила кутается в шаль. Но в такие периоды мы стараемся не вылезать из постели, - сидим, прижавшись друг к другу под толстыми пледами, кушаем или смотрим эротику и порно, ласкаемся и по малейшей прихоти (моей или её) начинаем вечный и любимый танец всех времён и народов. Порой, если блажь находит ни с того, ни с сего, я могу остановить Людмилу, а она - меня, где бы мы ни были в тот момент, и без лишних разговоров сразу перейти к делу. В эту весну моя милая дивно похорошела и разрумянилась, её попка потолстела, а на животике образовалось нежное розовое брюшко; на гладком упругом и мускулистом животе Людмилы, утратившем за зиму загар, оно смотрелось как волшебный первоцвет-подснежник и так радовало глаз. Но это совсем не убавило у моей девочки ни сил, ни бойкости и энергии; мы регулярно посещали бассейн и тренажёрный зал и часто в шутку боролись не только под одеялом, но и в настоящем смысле этого слова.
В тот вечер мы, как обычно, голые, уселись перед экраном монитора и начали глядеть фильм про Сильвию. Я для чистой формальности показал Людмиле кадры о жизни и подвигах маленькой неугомонной чешки, которые мы уже раньше видели, и перемотал примерно до середины. Здесь стала демонстрироваться сцена с лучшим партнёром Сильвии Дэвидом Перри и одной помощницы великой порнозвезды, задача которой состояла в том, чтобы подготовить член Перри к коитусу с Сильвией. Она справилась с этим, хотя было видно, что опыта у неё ещё маловато. Но потом она подошла к Сильвиии начала ласкать её между ног языком; нужно добавить, что музыка, сопровождавшая эту в целом весьма долгую сцену, была очень волнующей и так и тянула на безумства. Людмила ещё не видела Сильвию и её партнёрш в качестве актрис-лесбиянок; она, глубоко дыша и приоткрыв рот, смотрела на чудесную картину; ресницы её при этом то и дело опускались на глаза, а язычок чуть-чуть высовывался из губ в такт движениям языка подружки Сильвии. Но не эта сцена была самой сильной в фильме; буквально сразу после неё, уже без всякой музыки, Сильвию показали обсасывающей член другого здорового парня, а вслед за тем появилась, по-моему, Моника Ковэ, и начала мастурбировать себя и Сильвию особой пластмассовой лопаточкой. Возбуждённая Сильвия обратилась к половым губам Моники и стала лизать её письку; удивительно спокойно и ритмично, не прерываясь ни на мгновение, водила Сильвия языком по междуножью Ковэ, при этом лицо Моники играло всеми мышцами и кривлялось, а изо рта её вырывались восхитительные трели.
Тут уж Людмила, не сдержавшись, ойкнула и потёрла свою писюню, а потом живенько перепрыгнула ко мне на кресло, отодвинула его от монитора и взгромоздило свою попку мне прямо на физиономию, а член взяла в ладони. Я лизал её в половые губы и анус, а она, захлёбываясь от стонов и криков, с такой скоростью дёргала мой пенис, что рука её мельтешила по нему вверх-вниз, как поршень в двигателе. При этом мы оба не отрывали взгляда от экрана; когда, наконец, сперма стала фонтаном бить из моего члена, то часть её шлёпнула в стекло монитора, но куда больше растеклось по перекошенному от похоти личику Людмилы. Сперма была всюду: и на отвисших губах, и на веках, и на корнях волос, большая капля её плавно свалилась с подбородка девушки и брякнулась на грудь. Девушка, как бурдюк, свалилась на коврик, так что дрогнули половицы, и стала лепетать, вяло гладя свою письку: "А-а-а: а-а-а:ой, ка-а-ак хорошо-у-о-у-о, а-у-а-у-а: Ммма-мма-а-у-а-у-а:о, да, о, да, о, о, о, ммм:" В таком состоянии я ещё её не видел ни разу, я даже заволновался, не заболела ли она от пресыщения блаженством, и негромко спросил, всё ли с ней в порядке. Но Людмила не слушала меня; переваливаясь и двигая попкой влево-вправо, она подбрела к постели и бухнулась на подушку, стала водить по ней ладошками и с присвистом стонать. Я решил не трогать её, подумав, что теперь мы хватили лишку; видно, она так неожиданно и со страшной силой ощутила оргазм, что едва не лишилась рассудка. По крайней мере, соки из её писюни текли как никогда, измазав мне лицо и промочив простыню: Это было нечто!..
Впрочем, сумасшествие Людмилы продолжалось не так долго; пока она отдыхала, я сходил на кухню и приготовил нам ужин и чай. Тем временем осатанелая Сильвия стала выделывать кульбиты с непомерной длины членом верзилы-негра, вопя при этом так, что в конце концов сорвала голос и перед заключительным моментом коитуса лишь сипло визжала. Моя милая этого уже не видела; сладко улыбаясь, она томно и глухо урчала, иногда выдавая что-то вроде "ля-ля-ля"; я остановил просмотр, включил музыку и мы начали кушать. Людмила как-то странно и пристально, глубоко дыша, глядела на меня, ноздри её расширялись, порой она поглаживала груди и письку, довольно щуря глаза. Я залез к ней под одеяло, и мы, обнявшись, поговорили обо всём откровенно. В самом деле, я не ошибся: Людмиле захотелось испробовать секс с женщиной! Она призналась, что уже давно мечтает об этом, но не решалась сказать мне, так как не была уверена, одобрю ли я её желания. Как же я мог не одобрить! Подруга поведала мне, что в конторе, где она работает, несколько недель назад появилась новая сотрудница, - молодая девушка, учащаяся на заочном факультете института, в учреждении Людмилы она стала помощницей секретаря. "Я не беседовала с ней начистоту, но убеждена, что у нас может получиться. Для затравки нужно предложить ей сделать фотографии и снять о нас с тобой порнофильм; я надеюсь, что постепенно мы растормошим её, она испытает вкус разврата и согласится поразвлечься с нами". Людмила обещала обсудить вопрос о съёмках уже на следующий день.