Романтика похоти.
Т. 3 гл. 4. Треугольник с Эллен и моей тётей.
Незадолго до начала Рождественских каникул миссис Дейл, когда я в одну из суббот ночевал у неё, информирует меня:
- Из-за задержки некоторых вещей я пришла к заключению, что должна буду родить от этого ужасного проказника моего напарника.
И берёт в свою ласковую руку мой большой, хотя и мягкий и вялый в тот момент инструмент.
- Ах, моя дорогая мама, это действительно так?
Мой дрекол только от этой мысли встаёт и чуть ли не лопается, в тот же момент я оказываюсь на ней, и мы проскакиваем восхитительный круг, в конце которого замираем в восторженной нечувствительности. Будучи таким образом охлажденной, миссис Дейл принимается обсуждать вероятности и целесообразности того, что надо будет сделать, если это оказаться тем самым, чего она боится.
Она объясняет мне:
- Хотя ещё я не могу говорить с уверенностью, но помнишь, как я потеряла сознание в первую ночь? А тут ещё прекращение у меня месячных…
- Что это такое?
Она объясняет мне их природу, навряд ли помышляя, что я прекрасно разбираюсь в сути вопроса. И продолжает:
- У меня есть все причины бояться, что мои страхи слишком уж обоснованы. Это заставило бы меня уехать за границу, когда прогресс зайдёт слишком далеко, чтобы не стать, насколько это можно ожидать, объектом злопыхательства. Но до этого ещё далеко, и пусть это не беспокоит тебя, пока мы не будем более уверенными относительно исхода.

Тем не менее сама мысль об этом придаёт мне энергии, чтобы возобновить усилия, и снова и снова мы устремляемся во все исступлённые восторги страсти в самых разнообразных формах и способах, особенно преуспеваю я, гамаюшируя и вылизывая её драгоценный бальзам, а она в подобной же манере сосёт меня, пока истощённая природа не кидает нас в лоно Морфия.
Когда утренний свет будит нас, мы, освежённые сном. возобновляем наше восхитительное времяпровождение. И с тем же самым намерением несколько раз в течение воскресения соединяемся в маминой спальне и опять проводим там славную ночку, прежде чем разлучаемся в понедельник утром.
В следующее воскресенье, после ещё одной схожей блаженной ночи, мы все отправляемся в церковь, чему неделю назад помешал проливной дождь, а после службы направляемся на ланч в дом священника. Здесь, в ходе беседы, миссис Дейл упоминает, что дела заставляют её на несколько дней съездить в Лондон и что она предполагает уехать туда в следующий четверг, то есть на следующий день после закрытия школы на каникулы.
- Так что я имею возможность взять с собой сына.
Тут доктор замечает, что он также должен побывать в Лондоне, чтобы увидеться с джентльменом, который подумывает о том, чтобы послать ему своего сына, и что, если миссис Дейл сможет отложить свой отъезд до субботы, ему было бы очень приятно составить ей компанию в поездке.

Миссис Дейл охотно соглашается, а моя тётя, явно предполагая, что за этим скрывается, но сама чрезмерно озабоченная собственными фантазиями насчёт Эллен и страстно мечтающая насладиться зрелищем её прелестей и гамаюшить её, вступает в разговор с предложением:
- Раз вы оставляете свою племянницу совсем одну, я буду счастлива, если она отнесётся благосклонно к моему приглашению занять спальню, которая соседствует с моей. На время вашего отсутствия.
А между тем, когда я гостил у Гарри, вступая в любовную связь с его матерью, несмотря на то, что он равным образом занимался восхитительным времяпровождением с Эллен, мне раз или два удалось использовать благоприятные возможности для того, чтобы попотворствовать маленькому распутному созданию в том, что она называла «попировать на этом знатном дрючке».
И предложение моей тёти ей, конечно, приходится по сердцу, ибо она сразу же сообразила, что я более чем неделю окажусь в её распоряжении. Один только брошенный ею взгляд явно свидетельствовал об этом; и когда, впрочем, она находит возможность взять мою руку, её пожатие оказывается более чем красноречивым.

Так что все стороны оказываются довольными.
Что касается Гарри, он, когда мы оказываемся наедине, говорит:
- Ей-Богу, Чарли, я безудержно рад! Ставлю на любое пари, что выебу свою мать, прежде чем вернусь обратно. Ты же знаешь, как страстно я желаю очутиться в восхитительной манде, меня родившей. И в момент, когда я услышал, что она собирается взять меня с собой, мой петух встал, готовый разорваться.
Намерение выебать миссис Дейл есть, оказывается, и у мистера Браунлоу.
Следующей ночью, когда я находился в постели с ним и тётей, после небольшой очаровательной оргии, когда он ебал меня, а я был в тётиной жопе, наступил момент, когда он больше ничего не может сделать, и беседа сворачивает на ближайшую поездку.
- Вы не представляете, - заявляет он, - какое удовольствие я чувствую от возможности, которая предоставляется мне для удовлетворения желания достигнуть давно желанной цели.
- Распутный старина! – комментирует его супруга и добавляет, обратившись ко мне: - Уверена, что он питает надежды, что в будущем появится возможность насладиться и юными прелестями племянницы миссис Дейл.
- Конечно, - подтверждает он, и продолжает эту тему: - Ты, дорогая моя жена, выдрессируешь её с Чарли, чтобы потом позволить мне делать с ней всё, что заблагорассудится. А я, между прочим, предложил бы тебе следующее. С чего начать? Ты неожиданно нагрянешь к Чарли и, застав его на месте преступления, в притворном гневе растаскиваешь их порознь. В ответ Чарли должен схватить тебя и сказать, что и тебя принудит сейчас стать участником этого преступления, под предлогом заставить молчать об обнаруженном. Ты, естественно, вырываешься из его объятий и летишь к себе в постель с криком: «Видеть вас не хочу! Дайте мне закрыться у себя!» Чарли бежит за тобой, ловит, едва только ты заберёшься в постель, и проталкивает в тебя свой огромнейший петух. Разумеется, тебе не остаётся ничего другого, как кричать: "Помогите!"- и звать Эллен на помощь. Она прибегает, но я не стал бы оправдывать её, если бы она скорее стала не спасать тебя, а тем или иным способом содействовать Чарли. Тебе после всего этого останется только предстать чувствующей себя сильно оскорблённой, совершившей непоправимый грех; а то, что ты примирилась с инцестом, можно с уверенностью объяснить влиянием огромного дрючка Чарли, после чего, смягчившись, как если бы переманенная на их сторону, ты можешь присоединиться к их забавам.

- А что? – спрашивает меня его супруга, - разве не превосходный совет даёт нам этот замечательный человек, с его большим знанием мира и секса? Что ж, постарается им воспользоваться. Не так ли?
И возбуждённая таким видом на будущее берёт мой дрекол себе в рот, она принимается лизать его, придавая ему нужную твёрдость, после чего взбирается на меня и начинает такое захватывающее действие, извиваясь своей великолепной задницей, что это снова зажигает моего дядю. Обнаружив свой дротик вставшим и достаточно твёрдым, он становится на колени между моими ногами и к немалому своему удовольствию своей жены даёт ей двойное наслаждение от двух дреколов, ебущих её в одно и то же время – один спереди, другой сзади.
Тем временем мой опекун пожелал, чтобы я оставался на каникулы у дяди и мог бы покинуть его всего лишь в конце их следующей половины. В то время я не знал ещё причины этого, что он предпочёл без меня побывать у моей матери и гостил у неё четыре дня, сообщив ей о своём желании послать моих сестёр летом в отличный пансион благородных девиц в Лондоне и видя, что, мисс Френкленд выглядит несколько расстроенной этим, нашёл возможность побеседовать с ней, возложил к её ногам самого себя и своё счастье, выразив надежду, что, если она согласится, их брак примирит её с расставанием с её воспитанницами. Это предложение было слишком хорошим, чтобы от него отказываться, и после обычных гримас, долженствующих превосходно свидетельствовать о неготовности к такого рода подаркам судьбы, и пожелания иметь день или два на размышления, она соглашается. Я сразу оцениваю, какую выгоду этот новый брак несёт мне. Ведь мне вскоре тоже суждено учиться в Лондоне, и иметь там возможность наслаждаться не только восхитительной Бенсон и не менее похотливой Эджертон, но и быть привеченным столь великолепным существом как мисс Фрэнклэнд - теперь миссис Никсон, - разве это плохо? Но обо всём этом будет рассказано в надлежащем месте, в 4-м томе.
Наступает день отъезда дяди с миссис Дейл и Гарри.

Так как почтовая карета проезжает через нашу деревню, миссис Дейл является к нам, взяв с собой Эллен, чтобы, как условились, оставить её здесь. Все приличия должным образом соблюдены. Они поедут раздельно, Гарри взбирается на империал, тогда как доктор и миссис Дейл забираются внутрь, где оказываются в одиночестве, я пожимаю руку доктора и бросаю на него понимающий взгляд, который он мне возвращает, многозначительно подмигнув – и они отъезжают.
Когда мы же возвращаемся домой, тётя поднимает Эллен в комнату, соединённую с её собственной спальней дверью, которая, как я уже успел приметить, не однажды использовалась дядей. Когда они спускаются вниз, чего-то обсуждая, тётя, которая не может не видеть моего состояния по моим оттопыривающимся брюкам, говорит:
- Моя дорогая, я вынуждена заняться улаживанием кое-каких домашних дел, так что вы должны извинить меня. Не знаю, сколько мне понадобится - час или два. Пусть тем временем Чарли покажет вам наши окрестности и развлечёт вас. Когда ланч будет готов, я прикажу, чтобы большим колоколом дозвонились до вас.
Эллен не успела ещё снять свой чепчик, так что, накрывшись шалью, выходит со мной на прогулку. И вы можете быть уверены, не теряем времени, достигнув летнего домика, уже известного вам как посвящённого Венере и приспособленного для прислуживания ей. Зажечь огонь в камине – дело минуты, а так как день довольно солнечный, а окно смотрит на юг, то нисколько не холодно. Пока я занят огнём, Эллен снимает с себя чепец и шаль и развязывает свой пояс – она не носит корсета. Я заключаю её в свои объятия и нежно кладу на кушетку – её юбки свободно задираются вверх, являя её прелестный живот и теперь вполне уже оперившуюся манду. Я сразу же нагибаюсь и принимаюсь гамаюшировать её.

Она столь возбуждена, что через пару минут, шумно задышав, прижимает мою голову к своей манде и спускает свою сладкую и ароматную сперму. Сам я уже так неистовствую, что мне не до того, чтобы её вылизывать, а потому приставляю свой хуище к её прелестному устью и одним усилием погружаюсь по рукоятку, заставив её поперхнуться. Но она тут же приходит в себя и со всей энергией своей юной маслянистости быстро приводит нас обоих к конечному исступлённому порыву, в коем душа и тело, кажется, отдают концы от от чрезмерно большого, по человеческим понятиям, наслаждения. Мы остаёмся заключёнными в объятиях друг друга и выключенными изо всего нас окружающего. И так в течение какого-то времени.
Придя в себя, я поднимаюсь и говорю:
- В следующий раз нам следует быть готовыми к действиям, более сладострастным.
Огонь в камине разгорелся, и небольшое помещение приобретает уже приятную температуру. Так что, попросив Эллен раздеться, я сбрасываю с себя свою собственную одежду, и мы вскоре стоим во всей красоте природы, восхищаясь друг другом.

Некие возбуждающие прелиминарии предшествуют нашей следующей схватке, которую мы откладываем до тех пор, пока не в силах больше сдерживать. И опять умираем во всех восторгах удовлетворённого вожделения и тонем ещё больше в нежном томлении, последовавшем за насаждением. Потом у нас взаимный гамаюш, а после этого конечная на этот раз ебля, так как наступает время одеваться и быть готовыми, когда позвонят к ланчу. Как только наши туалеты заканчиваются, я усаживаю её к себе на колени и говорю:
- Так как я сегодня ночью украдкой проберусь к тебе в спальню, пожалуйста не закрывай свою дверь. Но нам следует вести себя как можно тише, ибо в соседней комнате спит тётя.
- И вы целую ночь пробудите со мной? Всю-всю? Вот здорово!
И продолжает наивно:
- Вы не представляете, какое огромное наслаждение доставляете мне - гораздо большее, чем Гарри. Мне порою кажется, что вы заполняете всё моё тело уж чрезмерно интенсивной радостью. И вот теперь вы будете у меня еженощно! Как бы хотелось, чтобы моя тётя не вернулась сюда как можно дольше! Ну хотя бы месяц!
Тут дорогое существо закидывает свои руки вокруг моей шеи и целует меня, проталкивая свой сладкий язычок мне в рот.
Полагаю, что вы не сомневаетесь в том, что я отвечаю взаимностью и, засунув руку под юбку и вложив пальцем в её очаровательную пиздёнку, собираюсь, было, развернуть её на софе, когда дверь открывает моя тетя и прекращает дальнейшие процедуры. Притворившись, что не замечает смущение Эллен, она только говорит:
- Надеюсь, что Чарли неплохо развлёк вас, дорогая. Но пора возвращаться домой, ибо ланч уже готов.
- Идите-ка к себе в комнату делать ежедневный урок, который доктор установил для вас и который я должна буду посмотреть, как он выполнен.

Мы, конечно, повинуемся. И с заметным аппетитом, усиленным нашими только что прерванными упражнениями, мы накидываемся на обильную еду, тем более что тётя проявляет обо мне особую заботу, потчуя меня шампанским, для чего, как можно хорошо вообразить, у неё есть свой интерес. После всего этого она велит мне:
- Идите к себе в комнату делать урочные задания, оставленные вам доктором.
И, слегка подмигивая мне, продолжает:
- Я приду посмотреть, как вы справляетесь.
А затем обращается уже к Эллен:
- А вам, моя дорогая, следует ежедневно заниматься упражнениями на пианино, не меньше полтора часов.
И таким образом разъединяет нас.
Я иду в свою комнату, ложусь и впадаю в крепкий сон, но приблизительно через полчаса пробуждаюсь от тёплого объятия моей великолепной и экстравагантно похотливой тёти. Она наклоняется и берёт мой мягкий дрекол себе в рот, принимается сосать и быстро приводит его в привычную твёрдость. А добившись этого, просит меня подняться и раздеться. Сама она пришла, имея на себе только просторный утренний халат, который немедленно сбрасывает, и, прыгнув ко мне в постель, распластывается совершенно голая, демонстрируя всю роскошь своих превосходно развитых форм. Я оголяюсь в один миг, но понимая, что затевается продолжительная ебля, трусь над её мандой и гамаюширую её, пока она дважды не мечет икру, прежде чем нахожу возможным взобраться на неё и ввести свой штырь в её страстно жаждущую манду. Тут я тоже играю с нею и не растрачиваю себя, пока она дважды не скидывает свою собственную долю пожертвования. Во время этого сражения я остаюсь у неё на животе, охваченный её великолепными ногами выше моей поясницы, так что её великолепная задница, которой может позавидовать любая другая женщина, шикарно двигалась, не имея точки опоры. После этого мы какое-то время тонем во всех экстазах последующего приятного бессилия.

Я выхожу, чтобы перевернуть её и поставить на локти и колени для следующего приступа, используя в своих интересах её позу для гамаюша, дважды ввожу её в расход, прежде чем забираю назад свой коварный язык. После чего поворачиваюсь вокруг собственной оси и с восхищением разглядываю эту знатную и невероятно огромную жопу, равной которой, поскольку я уже прежде отмечал, я не видел ни у одной другой женщины. Наклонившись, я крепко обхватываю её и целую в божественное отверстие и стараюсь протолкнуть туда язык.
- Щекотно! - дико и возбуждённо кричит она. - Умоляю! Хватит! Ну же!... Выеби же меня!
Оставаясь сзади, я выпрямляюсь, а её рука, скользнув под её собственный живот, вводит меня в страстно жаждущее и жарко пульсирующее влагалище. Я делаю один сильный выпад и посылаю свой дрекол при первом же толчке вглубь по самую рукоятку. Это так возбуждает милое создание, что через пару восхитительных выгибаний на моём неподвижном дреколе, сопровождаемыми давлением, которое ощущается как нечто что-то отщипывающее, она щедро мечет икру, визжа при этом словно крольчиха. Я весьма рад дать ей как можно больше разгрузки, не кончая в то же время сам, поскольку желаю быть в состоянии выполнить свою обязанность ночью с Эллен. В течение нескольких минут тётя лежит, тяжело дыша и уж очень очаровательно пульсируя на моем дреколе, пока ещё в силах оставаться бездействующим, хотя удовольствие зреть на великолепие и трепет сфер подо мною трудно себе представить. Но вот, наклоняясь к ней, я просовываю под неё одну руку, чтобы возбудить ей клитор, и с другою хватаюсь за один из её прелестных пышных и твёрдых малышей и начинаю манипулировать его соском - процедура, обычно весьма сильно возбуждающая дорогую тётушку. Это пробуждает всю её жажду, и дорогое похотливое существо опять истекает прежде, чем я оказываюсь готов последовать её примеру. Наступившая пауза позволяет мне немного сладить со своим возбуждением в ожидании, пока её вожделение не вернёт ей обычную энергию.

И снова задвигавшись и надавливая, она вскоре принуждает меня к более быстрым действиям, но на сей раз я решаю насладиться изящными очарованием её восхитительного заднепроходного отверстия.
Поэтому, когда она становится уж очень горячей, я внезапно выхожу и, счастливо попав сразу же в восхитительное сопло, при первом же толчке погружаюсь туда по самые стручки, чуть ли не лишая дыхания дорогую тётю. Правда, оно у неё немедленно восстанавливается, а склонность к содомии в глубине её сердца навряд ли позволяет ей возражать против такого средства удовлетворения своих чувственных страстей. И какое же это великолепное зрелище - наблюдать, с какой энергией встречает она мои толчки и отвечает на них, с какой удивительной энергией работают её великолепные ягодицы, поддавая мне при каждом моём ударе, когда я по рукоятку погружаю свой дрекол, и самым восхитительным образом сдавливая его. Оба мы так чувственно возбуждены, что в сущности до наступления заключительного экстаза остаётся не долго. И вот я чувствую, будто изливаю в неё всю свою душу и с громкими криками самого живого удовольствия, яростно кончаю в самую глубину её внутренностей. Переполненная наслаждением, она без чувств падает на живот, увлекая за собой меня, поскольку хватка её сфинктера оказывается чересчур сильной, чтобы позволить чему бы то ни было выскользнуть изнутри. Невосприимчивым ко всему становлюсь и я, ощущая лишь восхитительную смерти подобную слабость, вполне естественную после такого удовольствия.

Мы долго лежим в этом радостном трансе, и когда дорогая тётушка приходит в себя, то проси меня встать, поскольку ей нужно спуститься вниз. Я повинуюсь, и когда она поднимается с кровати, то любовно обнимает меня, нежно целует и благодарит за огромное удовольствие, которое я дал ей:
- Да, пожалуй, в мире вам нет равного! Но вы должны быть благодарны мне за то, что я позволяю ещё кое-кому вкусить от изысканной силы вашей ебли.
Она набрасывает на себя своё платье и оставляет меня со словами:
- Одевайтесь.
Я быстро спускаюсь вниз и нахожу Эллен, которая выглядит так, будто только и ждёт, что я найду возможность сразу выебать её. Но после сражений, которые я уже имел и с ней, и с тётей, хотя я и воздерживался от излишеств с последней, всё же не чувствую склонности считать это дело уж столь неотложным, особенно имея в виду намерение провести с нею ночь.
И потому уверяю её:
- Надо не забывать о благоразумии, иначе нельзя исключить вероятности, что нас поймают и таким образом лишат всякого шанса на ночное предприятие.
Она удовлетворяется этим объяснением, обещая вести себя тихо и разумно. Приходит тётя, и мы проводим день в приятной беседе и совместной прогулке по саду. После обеда я впадаю в крепкий сон на софе, и обе женщины, каждая, преследуя свою собственную цель, позволяют мне хорошенько отдохнуть и будят меня только тогда, когда наступает время идти все спать.

Таким образом освежённый, я полностью готов к предстоящей мне ночной работе. Прождав с получаса, чтобы все, кто были в доме, могли бы разойтись по своим спальням, я, накинув на себя широкий халат, крадусь к комнате дорогой Эллен, открываю дверь и вступаю туда. Две свечи освещают помещение и её, находящуюся уже в кровати и с нетерпением протягивающую мне навстречу руки. Я сбрасываю свою одежду и туту же, абсолютно голый, устремляюсь в её страстно жаждущие объятия. И наш первый забег отличается взаимным нетерпением и потому слишком быстро заканчивается. Затем следует длительное удовлетворение от последующей слабости, а затем более длительное и восторженное объятие.
После какого-то времени блаженного впитывания мы поднимаемся, и я ставлю её перед огнем, чтобы пристально и восхищённо полюбоваться всеми её юными прелестями. Волосы на её влагалище стали намного более развитыми чем прежде, грудь заметно округлилась, даже бёдра и жопа кажутся шире по сравнению с тем, что мне приходилось видеть раньше, и несомненно именно ебля, которой она подвергалась, ускорила её созревание, её женственность. Я становлюсь очень возбуждённым этим осмотром и решаю иметь еблю на коврике перед камином. Для того чтобы получить больше удовольствия от этого, я передвигаю вперёд и наклоняю зеркало-псише и, улёгшись на спину, велю ей двигать его туда и сюда, пока я не остаюсь довольным, что могу видеть всю игру её жопки в той позе, в какой я хочу ебать её.
-Теперь перешагни через мою голову и присядь на коленки, протянув к моему рту свой восхитительный малюсенький влог.
И я гамаюширую её, пока она дважды не спускает свою ароматную эссенцию.

- А теперь переместись назад. Дальше, дальше! К самому моему дреколу. Приподнимись над ним. Видишь, в каком он необузданном состоянии и как желает? Вот я подвожу его наконечник к розово-губной орбите, а ты своим собственным весом опускайся на него.
Она опускается и восхитительно нанизывается на вертикальный кол. Я несколько раз заставляю её приподняться и опуститься, чтобы насладиться зрелищем его входа и выхода. Затем, нежно опуская её на себя, обхватив одной рукой её тонкую талию и повернув в сторону голову, я нахожу, что в наклонённом вперёд псише отражаются и её спина, и её прелестная жопа, и конечно её влог, крайне растянувшийся моим огромным дреколом, а кроме того милая моему сердцу рифлёная розовая скважинка в её жопе. Свободную руку я просовываю ей под бедро и, развернув ладонь, увлажняю её обильной спермой её влога, и исподволь ввожу палец в обиталище блаженства, что поменьше. Её возбуждение становится разъяренным и не знает границ. Действие её задницы блестяще видно в зеркале и отражается в её активных приседаниях и привставаниях. Я позволяю ей делать всю работу, что позволяет мне сдержаться самому, пока она не приближается ко второй разгрузке, когда высокая температура в её влоге, кажется, вот-вот с удвоенной силой подожжёт и меня. Действия наших задниц становится быстрыми и разъяренными и вскоре приводят к восторженной разгрузке, которая, заставив нас чуть ли не задохнуться от диких страстей, тут же опрокидывает её на меня, и мы долго лежим, заключив друг друга в объятия, пребывая в экстазе блаженного удовольствия. После чего поднимаемся, нежно обнимаемся и возвращаемся на кровать.

- Как ты насчёт того, чтобы предпринять ещё одно усилие? - интересуюсь я, предпринимая попытки снова возбудить её.
- Нет, нет! - отказывается она. - Простите меня, но я чувствую себя очень опустошенной и изнурённой. Подумать только: сколько вы заставили меня работать и днём и сейчас, ночью!
- Разве ты не получила удовольствия?
- Ещё какое! Но, пожалуй, хватит.
- В самом деле?
- А то нет! Вы не задавались вопросом, сколько раз заставили меня потратиться? В семь или восемь раз больше, чем вы сами.
Что касается меня, то я не сожалею о её решении, поскольку знаю, что утром к сражению подключится моя тётя, так что мне предстоит ещё померяться силами с ними обеими.
Сон наш глубок, и давно уже наступило утро, а мы всё ещё не просыпаемся. Из-за сдвинутого стула я понимаю, что тётя уже видела нас. Так значит, она уже стоит на страже. Тем лучше! Я сбрасываю с Эллен покрывала, чтобы можно было взглянуть на все её юные прелести. Желание накрыться будит её. Она с любовью взирает на меня, а поскольку я наклоняюсь над ней, закидывает вокруг моей шеи руки, притягивает к себе мою голову и запечатлевает на моих губах нежный поцелуй. Наши языки переплетаются - рука её скользит вниз и обхватывает мой необузданный и пульсирующий дрекол. Я поворачиваюсь и размещаю свои коленей меж её ног, говоря:
- Я готов проникнуть в любовную резиденцию...
Когда вдруг дверь, ведущая в комнату моей тети, распахивается.
Входит моя тётя, издаёт вопль изумления - хорошо поставленный - и кричит:
- Боже милостивый! Что я вижу? Кто бы мог помыслить о таком?
И, явно спасая от меня Эллен, устремляется вперёд, хватает меня за руку и без особого моего сопротивления вытаскивает из кровати, говоря:
- Я просто шокирована. Как вы посмели предаться такому греху и злодеянию? Обольщать юную девочку, находящуюся под моим попечением! Накиньте же на себя что-нибудь, сэр, да побыстрее, и отправляйтесь-ка к себе комнату.

Я нагло объявляю:
- Не буду ничего подобного делать!.. Напротив, раз вы испортили мне забаву с Эллен, я заставлю вас самих заплатить за это.
- Да как вы смеете говорить со мной таким образом, ужасный мальчишка?
- Ну не совсем уж ужасный, дорогая тётя. Взгляните только на это нечто, лишённое слова. Видите, как оно жаждет оказаться в вас?
Тут я обхватываю её своими руками и стараюсь опрокинуть на кровать. Она изо всех сил отбивается, время от времени вроде бы случайно касаясь моего необузданного дрекола и болезненно сжимая его. Затем, вырвавшись от меня, бежит в свою собственную комнату, пытается захлопнуть дверь передо мною, но, вынужденная пропустить, спешит укрыться от меня в постели. Однако мне удаётся схватить её в тот момент, когда она, наклонившись вперёд, пытается взобраться туда. Я задираю на ней сорочку - единственный предмет одежды на ней – и одним толчком сзади оказываюсь по самую рукоятку в её жаждущем и сочном влагалище. Она издаёт подавленный крик и взывает:
- Эллен, сюда! Не дайте ему меня насиловать!
Эллен является, но благоразумно предпочитает остаться наблюдательницей, пока я без передыха мужественно сражаюсь.
- Эллен, почему же вы не оттащите его? Он же насилует меня! - И о, ужас! - совершает кровосмешение...
Миссис Браунлоу разыгрывает из себя всё ещё отбивающуюся, но делает это довольно умело и не без собственной выгоды, на что я позволяю себе заметить:
- Ну, ну, дорогая тётушка! Вы что же думаете, что вихляя так своей жопищей, вы сможете соскочить с моего хуя? Как бы не так! Вы, наоборот, загоняете его дальше в своё влагалище. Понятно?
- Ах, Эллен, Эллен! Помогите же мне!
- Вот уж нет, - отвечает та. - Напротив, я позволю ему сделать это, и тогда вы не сможете упрекать меня в этом же.

Моя тетя кажется сильно терзаемой этим, ухитряется даже пролить явные слезы, после чего прячет своё лицо в постельной простыни, словно в отчаянии, но не забывая тем временем довольно активно подмахивать мне. Когда же приближается кризис, она вскидывает свою голову и произносит:
- О боже милостивый! Прости меня! Этот вроде бы незамысловатый школьник оказывается столь возбуждающим и доставляет мне такое удовольствие, какого я никогда прежде не ощущала. Так что, коль уж ты допустил, что он меня взял силой, позволь и мне уступить всей моей маслянистости!
И мы в предельном экстазе сладострастия доводим дело до кризиса. Голова тёти падает на кровать, но вот возбуждающие внутренние сдавливания её влагалища скоро начинают поднимать мой дрекол и возвращать ему прежнюю энергию. Она чувствует его вздрагивания и отвечает на них, но без сомнения понимая, что немедленное повторение может вызвать у Эллен подозрение, не имеет ли наша интимная близость уже давнюю историю, миссис Браунлоу внезапно переворачивается и таким образом полностью сбрасывает меня с себя, так что мой дрекол с бульканьем выпадает.

Она начинает снова плакать (женщины могут предаваться этому с удовольствием) и бранить меня:
- Какое же отвратительное преступление вы совершили!.. Подумать только - понудить меня к кровосмесительству!
Рыдание следует за рыданием. Я закидываю свои руки вокруг её шеи и поцелуями осушаю её слёзы.
- Вся вина на этом необузданном парне, - оправдываюсь я, беря её за руку и возлагая её на свой всё ещё жёсткий дрекол.
Она отдёргивает её, вроде бы быстро, но не прежде чем тихонечко сжав.
- Вы отвратительный мальчик, - говорит она мне. - Вам надлежит уйти и оставить меня с Эллен, чтобы подумать над тем, что можно сделать в такой кошмарной ситуации.
Тут Эллен выступает вперёд и, нежно целуя её, просит не отослать меня:
- Милая мадам, я также имела с ним любовные сношения, и причём уже давно, а вовсе не сегодня. Но настолько возбудилась, смотря, как он имеет вас, что умру, если вы не позволите мне иметь его сейчас же.
- Ужасно! отвратительно! - восклицает тетя. - Да как же так? Ведь я думала, что, явилась как раз вовремя, чтобы спасти вас.
- О, нет, он всю ночь был со мной, и поверьте, не спал, да и часто имел меня прежде. Но не он был первым у меня, так что не было никакого насилия, никакого соблазнения.
- Тогда это вы, должно быть, обольстили его, злая распутница! Более невинного мальчика я не знала.

Бедная Эллен, испуганная этим обвинением, пытается отразить его:
- Это неверно!.. Я достаточно хорошо знаю, кто обольстил его.
Почувствовав подвох в этом ответе, - ведь ей казалось, что именно она лишила меня девственности, - тётя в ту же минуту прерывает её вопросом:
- Что вы подразумеваете под этим? Я настаиваю, чтобы вы высказались откровенно.
Эллен уступает и говорит:
- Это была моя тётя.
- Миссис Дейл?
- Да, именно она первой его имела. Я случайно увидела, как они делали это и, следовательно, возжаждала этого сама. А приметив, насколько сильно Чарли был вооружен, не могла устоять перед обучением им применению его оружия. Взгляните сами, милая мадам, как оно славно! Да разве есть с чем его сравнить? Уверена, если бы вы знали раньше, что это такое, то возможно, не устояли бы перед тем, чтобы поиметь его. Попробуйте же, испытайте его ещё разок, и я уверена, что вы простите нас, и разделите наши восторги.
- Хороший совет, - поддерживаю я.
- Нет, нет, я боюсь его! - вскрикивает тётя и пытается взобраться на кровать.

Но пока она подтягивает туда свои колени, я в один прыжок оказываюсь там же и, поймав её за талию, крепко держу, пока не получаю возможность также встать позади неё на колени и ввести в игру свой дрекол. Несмотря на все её кажущиеся попытки сопротивления, всё делается таким образом, чтобы облегчить, а не помешать делу продвижения вперёд. Конечно, через мгновение я оказываюсь в ней, а затем на несколько минут затихаю, чтобы позволить ей наслаждаться своими внутренними сдавливаниями, в коих она такая мастерица. Она прячет свою голову в подушку, выкрикивая:
- Это ужасно! - это ужасно!
Эллен подходит к кровати и, наклонившись, обнимает её и уговаривает не противиться:
- Не напрягайтесь, примите его расслабившись, а затем, я уверена, это доставит вам предельное удовольствие.
- Ах, моя дорогая, эта штуковина, конечно, шокирует меня, но не настолько уж. Ведь я уже невольно признавалась, что никогда до сих пор не чувствовала ничего столь резкого, непохожего на что-либо прежнее... Главное, что меня ужасает - как я потом буду думать о грехе - с моим собственным племянником! Ведь это же - настоящая кровосмесительная связь.

- Какое это имеет значение, дорогая тётя? Можно я также буду называть вас тётей? Вы так привлекательны и так красивы. Ах, какое это наслаждение - смотреть за тем, что он делает с вами! Ведь вы такая великолепно прекрасная женщина, что мне страстно захотелось стать мужчиной, чтобы поиметь вас.
Она хватается за роскошные тётины груди:
- Можно? Вам нравится?
Та только согласно кивает головой.
- А пососать одну из них разрешите?
Тётя уступает ей дорогу, причём делает это с радостью. Одну из своих рук она кладёт вдоль своего тела, и эта рука скользит вниз к очаровательному влогу Эллен - та раздвигает свои ноги - и пальцы тёти начинают трахать её.
- Ах, моя дорогая, как я любила заниматься своим собственным полом в вашем возрасте! Наши языки действовали вместо мужчин, и я могла безмолвно в утончённой прохладе наслаждаться чем-то подобным этому. И как жаль, что это всё в прошлом.
- Отчего же?
- Если бы это прошлое можно было вернуть, это почти примирило бы меня с тем, что делает этот скверный безнравственный мальчишка.
- Ах, вот было бы прелестно! Давайте же сделаем так, и не откладывая. Чарли сможет выйти на один момент, пока я подлезу под вас, и вы станете лизать меня, а я смогу возбуждать вас и смотреть, какая великолепная работа происходит надо мною.
- Уж очень вы соблазняете меня, моя дорогая девочка. Но что скажет ваша тётя, если узнает?
- Но она никогда не будет знать,- успокаивает её Эллен, устраиваясь тем временем на кровати.
Тётя подвигается в сторону, чтобы позволить Эллен забраться под неё.
- Может быть вы сбросите с себя и сорочку? - спрашивает её та. - Наверно, будет лучше, если оба наших тела будут в тесном контакте.
- Особого желания не испытываю, - гримасничает по этому поводу тётя.

Но в конце концов подчиняется и, перешагнув через Эллен, с алчностью накидывается на восхитительное юное влагалище под нею и приступает к гамаюшированию её ярмарки. Я же немедленно занимаю свою прежнюю позицию. Эллен вводит мой дрекол в пылающее влагалище тёти, затем трёт её клитор, а палец заставляет работать у меня в заду, в то время как тётя так восхитительно гамаюширует её саму. Мы быстро приходим к великому финалу, с равно избыточной маслянистостью. Эта схватка здорово исчерпывает нас, а поскольку уже довольно поздно, мы поднимаемся. Миссис Браунлоу нежно обнимает Эллен и признаётся:
- Ваша особость так восхитила меня, что я надеюсь возобновить подобное наслаждение.
- А Чарли? Вы прощаете его?
- Что ж, - прикидывается она, - пожалуй, придётся. И хотя на нём лежит грех изнасилования, но всё же потом он доставил мне и удовольствие.
(тут не хватает по логике выражения желания наказать грешника, подвергнуть его порке)
После чего хватает мой дрекол, целует его и сосёт, пока он не вскакивает вертикально.
- Нет ничего удивительного, моя дорогая, в том, что вы захотели поиметь его, едва только увидели. И я завидую миссис Дейл, первой вкусившей удовольствие обладать такой чудовищной вещью. Если бы я знала, что Чарли так изумительно обеспечен, то сомневаюсь, смогла ли бы уклониться от искушения обучить его тому, как пользоваться ею самому. Меня только удивляет одно, - как такая небольшая вещичка, как у вас, могла в любом случае принять её в себе.
Эллен смеётся и говорит:
- Мой кузен Гарри открыл путь, и если я сомневалась, возможно ли когда-либо допустить такое, то Чарли был настолько нежен вводя и, когда всё же вошёл, то так очаровательно заполнил каждую щель, что мне пришлось бы здорово горевать, если бы вдруг в будущем мне было отказано в доступе к нему. Так что, дорогая тётя, я надеюсь, что вы позволите ему делать это с нами обеими. Я могу сделать вам то, что вы только что сделали мне, потому что прежде, чем у меня были Гарри и Чарли, моя тётя и я имели обыкновение развлекаться подобным образом. Тётя несравнима по этой части, у неё такая большая штучка вот тут!

При этих словах Эллен дотрагивается до клитора миссис Браунлоу и продолжает рассказывать:
- Она может вложить её недалеко в меня и даёт мне большое удовольствие, а я, по её словам, сосу её лучше, чем её покойный муж или любая из полдюжины её однокашниц, издавна имевших обыкновение развлекать друг друга. Так что, дорогая тётя, вы должны позволить мне делать это вам, в то время как Чарли будет находиться во мне, а затем вы сделаете это мне, в то время как он переместится в вас. Только представьте себе, насколько здорово это будет!
- Ах, до чего же вкрадчива ваша речь, малютка! Вы способны обольстить и ангела. Итак, всё устраивается следующим образом: встречаемся ночью у меня в постели, Эллен приходит из своей комнаты, а Чарли из своей. Поняли?
- Великолепно! - соглашаемся мы.
И так мы проводим эти великолепные восемь дней. Я показываю тёте, что могу войти в заднепроходное отверстие Эллен.
- Видите, какое безграничное удовольствие я ей этим самым доставляю? А разве у вас не больше оснований думать, что точно такой же результат получится и с вами? Согласны?
- Даже не знаю. Особой охоты не испытываю.
- Ну давайте попробуем!
- Что ж, давайте. Но, повторяю, особой охоты не испытываю... Не слишком ли...
- Вовсе нет! - деланно убеждаю я её. - Нет такой уздечки, которую нельзя преодолеть с помощью предельной маслянистости, которую может вызвать распутное желание.
Тетя как-то необычно взирает на Эллен и спрашивает:
- А можно я тем временем буду гамаюшировать её ярмарку?
- Конечно, но пусть и она равным же образом отдаст вам должное.
- Вы не жалеете, что остались без дела?
- Вовсе нет. Впереди меня ждёт работа похлеще.
Но эти восхитительные восемь дней проходят, и к нам присоединяются отсутствовавшие.