РОМАНТИКА ПОХОТИ.
Анонимные воспоминания. Классика викторианской эпохи.
Перевод Ю.Аксютина.
Т. 2 – гл. 2 – миссис Винсент
Мы возвращаемся домой, и mamma снова даёт объявление о приглашении гувернантки, потребовав, чтобы у той было не менее чем тридцать лет возраста и она обладала значительным опытом в преподавании. В результате этой рекламы приходят многочисленные ответы; но одна дама, прислав очень удовлетворительные рекомендации, в то же самое время хотела бы сама увидеть мама и своих будущих учеников до того, как согласится принять место. Стиль письма и необычное требованием предварительно познакомиться, прежде согласия поступить на службу, производят довольно сильное впечатление на маму. Итак, она пишет мисс Френкленд, приглашая её приехать и пробыть три дня с нами. «И если ваш визит сможет доказать нам обоим, что вы отвечаете моим требованиям, а вам подходят в качестве учеников мои дети, то я не сомневаюсь, что мы сумеем договориться к нашему взаимному удовлетворению обо всём прочем».

Соответственно, в ожидаемое время, мисс Френкленд и прибывает. Выглядит она, на наш взгляд, пожилой дамой, скорее больше чем меньше 30 лет, с высокой и внушительной фигурой, но без излишнего жира, широкой в плечах и бёдрах, с хорошо различимыми, но не слишком выпячивающими грудями. Волосы у неё каменно-угольно чёрные, также как и глаза, но с очень уж решительным взглядом, подчёркнутым довольно толстыми бровями, встречающимися на переносице. Что ещё бросается в глаза, так это пушистые усы и небольшие завитки волос внизу головы, на обратной стороне её шеи, буквально потерявшейся под высоким воротником. Она видно всегда носит длинные рукава, и впоследствии я обнаруживаю, что причиной тому была то, что она стыдилась обнажать свои руки, покрытые черным и толстым ворсом, хотя, в действительности они были красиво сложены и пухлыми. Большой рот, как я сейчас могу судить, мог свидетельствовать и о животной страстности и об определённой твёрдости характера.

Назвать её красивой навряд ли бы кто смог, хотя, вглядевшись в выражение её лица, можно было бы заметить, что женщина эта не без изюминки. Что же касается нас, то в дни первого знакомства с ней, нам бросилось в глаза только решительное выражение её лица, и нам сразу стало страшновато: если она станет нашей гувернанткой, нам придётся серьёзно считаться с её стремлением во всём повелевать нами. Таковы были наши юношеские впечатления и суждения. Насколько они оказались правильными, увидим в дальнейшем. Что же касается её трёхдневного визита, он закончился полным удовлетворением предложенных ею позиций. Мы в то время не знали, а обнаружили только впоследствии, что среди выдвинутых ею обязательных условий была carte blanche на использования розог.

Она убедила mamma в том, мы наша последняя гувернантка слишком терпимо обращалась с нами, а потому необходимо будет восстанавливать серьезную дисциплину, что, судя по её собственному опыту, является наиболее эффективным средством воспитания. Моя мать, которая за последние два месяца обнаружила в нас довольно много упрямства, и в мыслях и на словах согласилась с её идеей и позволила ей руководствоваться воспитанием её дочерей и сына своим собственным нравом.

Мисс Френкленд обещала вернуться через неделю, потребовав, чтобы за это время ей приготовили соответствующее жильё. Моя мать, целиком занятая выполнением этого требования, оставляет нас на это время в абсолютной свободе. Естественно, что мы прекрасно ею пользуемся, и делаем всё возможное, чтобы компенсировать убыток от отсутствия нашего бесценного друга мистера Мак-Келлама. В нашем распоряжении оказывается не только летний домик. Каждую ночь я крадусь в комнату своих любимых сестричек, и там мы попытаемся повторить роскошные сцены безнравственности, которым с таким удовольствием предаваясь совсем недавно на побережье Уэльса. Конечно, неделя проходит слишком быстро, и в назначенный день моя мать едет в город, чтобы привести домой мисс Френкленд в качестве учительницы. Обе мои сестрёнки сопровождают её, ведь там всегда найдётся на что посмотреть и что купить для девушек. А так как на обратном пути должно ещё найтись место для новой гувернантки и её багажа, меня оставляют дома, что оказывается весьма удачным обстоятельством.

Должен признаться, что лишённый удовольствия съездить с ними в город, я был сильно обижен и сильно роптал. Но, как говорится, "человек предполагает, а Бог располагает." В сильном раздражении я бреду в летний домик, в отчаяние от упущенной возможности ещё раз перед прибытием ужасной гувернантки поебать своих сестрёнок. И безразлично гляжу по сторонам, когда вдруг вижу, как из выезжающей на дорогу к нашему летнему домику двуколки мне машет рукой дама. И я тут же узнаю в ней миссис Винсент! То бишь мою бывшую гувернантку Ивлин.
Спуститься с холмика, сняв болты с задней двери, и пригласить её в наш дом, оказывается делом момента:
- Прошу вас сойти и пешком через сад прогуляться до дома, а ваш слуга пусть сделает круг до конюшни и ждёт там.

Она так сразу же и поступает. Ничего не сказав о только что уехавших, я веду её летний домик и там, оказавшись в безопасности, без слов, схватываю её вокруг талии, опускаю спиной на кушетку, и прежде, чем она хоть в какой-то мере становится осведомленной о моих намерениях, задираю ей юбки, быстро расстёгиваю свои брюки и прижимаюсь своим закостеневшим дреколом к её животу.
- Мой дорогой Чарли! – кричит она. – Что с вами?... А если нас обнаружат? Это будет моим крахом.
- О, нет, моя вечно любимая миссис Винсент! Все уехали в город, и нам нечего бояться.
- Вот как! – удивляется она. – Что ж, я слишком сильно люблю вас, чтобы противиться вам в чём-нибудь.

И даже наоборот. Она начинает вторить мне с тем мастерством, которому, как она уверена, мы обучались вместе. И вскоре я погружаюсь во все чувственные восторги, которые свидетельствуют об удовлетворении моих желаний. Но свою позицию покидать не собираюсь, несмотря на её увещевания, с восторгом целуя её, проталкиваю свой язык ей в рот. Возбуждение от встречи с ней после двухмесячной разлуки до крайности стимулирует мои страсти, и почти не переведя дыхания, я предпринимаю новую скачку, но более умеренную и, прилагая большие усилия, чтобы и ей дать возможность разделить восторги, мною получаемые. Не опасаясь какой-либо неожиданности, после того как я подтвердил, что всё семейство в отсутствии, она со всею силою предаётся своим жарким влюбчивым склонностям, всецело наслаждается нашей восхитительной еблей, и с криками пресыщенной страсти истекает в то же самое время, что и я. После этого я отодвигаюсь. Она же довольно нежно целует меня и говорит:
- Вы как были скверным и необузданным мальчиком, так им и остались. Но я всегда слишком нежно любила вас, чтобы отказывать вам в чём что-нибудь, что вы желаете. Сядьте рядом со мной и поговорим о старых временах.

- Нет, - возражаю я, - наоборот, сообщите мне всё о себе. Я не видел вас со дня вашей свадьбы и хочу узнать, не потеряли ли вы самообладания после нашего расставания. Я боялся, как бы наши объятия не оставили следов, которые заставили бы вашего мужа подозревать вас, что вы не совсем та, что он ожидал.
- Вы - удивительный мальчик, мой дорогой Чарли, и в гораздо большей степени мужчина нежели многие, что лет на десять старше вас. Кто бы мог подумать, что такие мысли, такие заботы будут занимать столь юную голову? Что ж, мой дорогой мальчик, меня на самом деле несколько смущал этот самый пункт, и, конечно, фиксируя день бракосочетания, я ожидала, что буду в ту ночь нездоровой, но оказалась разочарованной: ничего не наступило, и это заставило меня действовать лучшим из возможных на тот момент способов. Я крепко держала свои ноги вместе. А свою руку опустила вот к этой части моего суженого и как можно сильнее прижала к своей штуке.

Своими пальцами я крепко сжимала его оружие, когда он пытался войти, и вдруг с криком очевидной боли, поскольку он дал дополнительный толчок, уступила дорогу и позволила ему сразу же проникнуть внутрь. Мой муж оказался настолько неискушённым, что, когда овладевал мною, действовал больше воображением и доверием, так что я оставила его в полной уверенности, что он был первым моим обладателем. Но, о! мой возлюбленный Чарли, я-то сама обнаружила, что действительно была уже в интересном положении, и вы, мой дорогой напарник, отец ребенка, который теперь внутри моей матки.
- Что? Я? Я отец вашего младенца? Ох, дорогая, дорогая миссис Винсент; ох, повторите это снова!

- Это именно так, мой дорогой Чарли! И знание того, что я первой обладала вами, а вы - мною, примиряет меня с мыслью, что я подарю своему мужу ребёнка, который его ребёнком не является.
- Мой ребенок! мой ребенок!
Я плачу и танцую круг в пароксизме восхищения от мысли, что стану отцом. Это, казалось, сразу же делает меня возмужалым, и я с гордостью надуваю щёки. Я устремляюсь к дорогой миссис Винсент, горячо обнимаю её и, опрокидывая спиной на софу, произношу:
- Я должен видеть, как ангелочек смотрится в своей обители.
Я поднимаю вверх её нижние юбки и обнажаю весь её прелестный живот, уже своей опухолью показывающий, что там в любом случае происходит нечто иное, чем простое переваривание пищи. Гораздо более заметен и её влог. Я наклоняюсь, целую её привлекательную манду, делаю добротный отсос, затем гамаюширую её, пока она не начинает испытывать нужду в моём дреколье, чтобы выебать её.

И у нас получается донельзя изысканная и полная восторгов ебля. Мысль, что я своей спермой крещу своего собственного малыша, стимулирует мою похотливость, и мы, преисполненные самых чувственных восхищений, пробегаем этот круг, пока не растворяемся в чувственнейшем и смерти подобном истощении удовлетворенных желаний.
- Чарли, мой дорогой, вам следует встать. Помните, что вы можете повредить дорогое созданьице слишком большой невоздержанностью. Так что умоляю: поднимитесь!
Я сразу же поднимаюсь, но только чтобы весьма нежно обнять её. Она жалуется на ощущение некоторой слабости и говорит:

- Не сходить ли нам теперь в дом, чтобы отпить немного вина?
Мы приводим себя в порядок, и весь сияющий от мыслей об отцовстве, я выступаю вперёд, гордый словно павлин, и уверенный, что и мне самому по такому случаю полагается немалая пинта пива. Вряд ли я сознавал, стою ли я на голове или на каблуках, и был весьма экстравагантен в своём поведении. Так что миссис Винсент вынуждена серьезно предостеречь меня и призвать к надлежащей сдержанности в присутствии слуг. Отдохнув с получаса, она собирается послать за кабриолетом, чтобы его подали к двери, но я умоляю её отдать распоряжение отослать его к дороге ниже летнего домика, чтобы иметь удовольствие подольше побыть с нею. Она улыбается и снова шлёпает меня по щеке, словно говоря:
- Понимаю вас, жулик!

Но поступает так, как я и предлагаю. Таким образом мы направляемся через наши угодья, и оказываемся в летнем домике раньше, чем двуколка могла быть запряжена, а тем более прибыть сюда, сделав круг по той дороге, что ниже. Вот такая неожиданность. Пользуясь ею, я обнимаю дорогую миссис Винсент, желая опустить на софу.
- Нет, нет, дорогой Чарли, это приведёт моё платье в слишком большой беспорядок, а у нас не будет времени потом заняться им. Остановитесь! Лучше я стану на колени на той низенькой кушетке, а вы встаньте сзади, и я смогу направить вас снизу. Вы же знаете, что именно этим путём вы всегда вставляете дальше и доставляете мне больше удовольствия, чем любым другим.

Она становится на колени, и я закидываю её одежды прямо ей на плечи, обнажив ее прелестные ягодицы, которые теперь, когда она забеременела, раздались в ширь и стали более полными и округлыми, чем раньше. Ненасытно целуя их, я, было, приставляю свой дрекол прямо к ним. Но миссис Винсент, протянув свою руку назад, схватывает его и вставляет в свой пылающий и страстно жаждущий влог, так что тот по самую рукоятку погружается в определённые ему пределы.
- Полегче, Чарли, дорогой! - вскрикивает она. - Помните: там наш дорогой бэби, и вам не следует быть слишком резким.
Это сразу побуждает меня быть умеренней. Обе мои руки находятся у неё на бёдрах, и по мере того как я медленно скольжу туда и обратно, я то и дело прижимаю к себе её роскошные ягодицы, чтобы она лучше встречала меня. Тело своё я держу вертикально, чтобы лучше видеть движения её задницы.

- Просуньте-ка свою руку и пощупайте мой клитор, Чарли, дорогой!
С минуту я так и делаю, а затем шепчу:
- Это - такое восхищение взирать на вашу роскошную бездельницу в действии! Так что умоляю: приложите к вашему клитору собственный палец, а мне позвольте наслаждаться этим восхитительным видом!
- Что ж, очень хорошо, любимый.
И я могу чувствовать, как она тотчас час же неистово принимается трахать себя. Это позволяет мне ввести сначала один и затем второй пальцы в её столь восхищающий меня забой. И когда я нахожу, что она находится в самом что ни на есть возбуждённейшем состоянии, я внезапно перемещаю свой дрекол и заменяю им свои пальцы. Это для неё является неожиданностью, но будучи крайне возбуждённой, она не находит времени противиться этому, и я скольжу уже в другом месте, не слишком быстро, но довольно далеко, во всяком случае насколько мог пройти.

- Какой же скверный тип! - восклицает она, малость дёрнувшись.
Но я слишком крепко держу её за бёдра, чтобы позволить ей сбросить меня, даже если она того хочет. И тем не менее умоляю:
- Позвольте мне продолжить! Ведь мне никогда не забыть наслаждения, полученного таким образом в ночь перед вашей свадьбой.
Она не отвечает, но я могу чувствовать, как удваивается воздействие её пальца на клитор. А конвульсивное подёргивание сфинктера и мышц у неё на пояснице вскоре убеждает меня, что и такое окончание нашего забега может понравиться ей не хуже, если не лучше, чем все предыдущие. Мы вынуждены сдержать громкие крики агонизирующего наслаждения и затихнуть, - тем самым проявляя предосторожность, ибо двуколка несомненно уже ждала всего в нескольких ярдах отсюда. Правда, моя дорогая учительница кажется не склонна позволить мне ретироваться; она держит мой дрекол в таком крепком и твёрдом объятии, пульсирующем вокруг него время от времени и так возбуждая его, что вскоре почувствовала, как он снова напрягся в ней. Но тут она поднимается на ноги, и этим действием вынимает меня из ножен.

После чего, развернувшись, закидывает свои руки вокруг моей шеи, нежнейшим образом прижимается ко мне и благодарит за то, что дал ей такие изысканные доказательства любви.
- Но я должна уезжать, мой дорогой Чарли! И я надеюсь, что у нас иногда всё появится та или иная восхитительная возможность снова насладится такими восторгами. Передайте привет вашей матери и девочкам, и скажите им, что я постараюсь иногда накоротко приезжать и видеть их всех.
Я смотрю, как она садится в свой кабриолет, и наблюдаю за нею, пока поворот на дороге не скрывает ее от моего взора. После чего возвращаюсь в летний домик и целую вмятины, оставленные там, где восседало и возлежало её восхитительное тело. Душа моя переполнена любовью к ней, и я горжусь тем, что оказался мужчиной, достойным, чтобы поместить ей в живот бэби . С напыщенным видом хожу я по комнате, и если бы кто-нибудь имел возможность видеть меня, я должен был несомненно показаться смешным.

Мама, наша новая гувернантка и девочки возвращаются к чаю. Я рассказываю им о посещении миссис Винсент и о её сожалении, что она не застала их, а также о её обещании как-нибудь приехать снова в начале дня. Моя мать выражает надежду, что я был внимателен к ней. Я рассказал, как мог, что было, что угощал её некоторым количеством вина и булочек, поскольку она жаловалась, что не очень хорошо себя чувствует, ссылаясь при этом на то, что тряская дорога утомила её.