Романтика похоти. Т. 1 – гл. 5
гувернатка мисс Ивлин
Аниним. Перевод Ю.В.Аксютина.

Я уже говорил, что мисс Ивлин постепенно становится более фамильярной в в своей манере оказывать мне некоторые ласки. Она теснее привлекает меня к себе, почти неизменно помещая свою руку вокруг моей талии, часто целуя и прижимая меня к своей обладающей хорошей формой и твёрдой груди. На ту мою особь, что помещается у меня визу, это часто произодило очевидный эффект даже в то время, когда я продолжал быть не очень-то возбудимым из-за постоянного облегчения, которые мои страсти находили в объятиях моей обожаемой миссис Бенсон. Теперь же, когда у меня больше нет такой отдушины, и чтобы малость облегчиться, я могу использовать лишь редкие интервалы со своей сестрой Мэри, а если нет и этого, то можно себе представить, как чувствую себя я после непрестанных упражнений, которыми я занимался целый месяц.

Я по-прежнему прибегаю к этой маленькой хитрости с мисс Ивлин, делая вид, что воспринимаю её объятия как всего-навсего безобидное развлечение. Так было и в день возвращения мистера Бенсона, когда она усилила свои надавливания на мою особь и не могла не почувствовать, как мой твёрдый дрекол вздрагивает напротив её бедра, в то время когда она рукой близко прижала мое тело к нему. Я часто замечаю, как сильно искрятся её глаза и изменяется цвета её лица, когда она целует меня, а я поднимаю свою руку и ласкаю её щеку. Время от времени она внезапно отталкивает меня и просит снова занять свое место; часто она оставляет комнату явно возбужденной, в конце концов это заставляет меня предположить, чтов ней продолжается внутренний конфликт и что то вырывается вперёд страсть, то её одолевает рассудок. Помня мудрый совет, данный мне моей любимой и прелестной наставницей миссис Бенсон, я решаю играть роль невинного невежды и позволять развиваться её собственным страстям в ожидании результата, столь мною желаемого.

Сомневаюсь, смог бы я выдержать, если бы не находил облегчения в объятиях дорогой Мэри, которая каждый раз, когда нам удаётся встретиться, становится всё более привлекательной и всё более способной к предоставлению и получению наслаждения. Нам несколко трудно держать Элайзу в неведении того, что мы делаем. В конце концов Мэри соглашается приобщить её к гамаюшированию, сказав ей, что я именно это делаю с ней, когда мы закрываемся вместе, и что, если бы она хранила бы тайну, я делал бы то же самое и с ней; но что необходимо быть на чеку, чтобы не дать мисс Ивлин возможности внезапно появиться. поэтому одна из них должна стоять на часах, в то время как другая развлекаться со мной.

Мэри принимается гамаюшировать её, чем чрезмерно восхищает Элайзу; и вот, хотя она на полтора года моложе, быстро показывает развитие страсти, пожалуй даже большее чем у Мэри. Сначала я только гамаюширую её, позволяя ей играть с моим дреколом, но не пытаясь наставлять её в искусстве вставки в её очаровательную пиздёнку, которая уже являет признаки волосяного роста на её правильно очерченном и весьма заметном холмике. Когда я достаточно преуспел в этом деле, возвращается Мэри, которая уже перед этим уже была выебана мною, и Элайза встаёт на часы, в то время как я успокаиваю в чрезмерно напряженном влоге Мэри жажду, которую вызвало гамаюширование Элайзы.

Итак, я не мог более прохлаждаться в ожидании постепенного приближения, которое вызывалось очевидной страстью мисс Ивлин ко мне. То, что она боролась против этого, тоже было очевидно, но страсть получала преимущество, свидетельствовали её нервная дрожь и внезапныые тискания, притягивание меня к своим высохшим губам, а порою и отталкивания меня с сотрясающей её остов дрожью и побелевшими щеками. Мне каажется, что природа в этих случаях оказывается совсем ей неподвластной и что в действительности внезапное крепкое объятие свидетельствует о приближении дюбовного кризиса, и что, когда она, дрожа, внезапно отталкивает меня, она всего навсего лишь изливается. И если это так, то не приходиться сомненваться, что так долго продолжаться не может.

Наконец долгожданный счастливый день наступает. Мама собралась поехать в город и берёт с собой обих моих сестер, чтобы что-нибудь купить для них. Она приглашает и мисс Ивлин сопроводить её, но та, ссылаясь в качестве оправдания на головную боль, вежливо отказываетс. И не удивительнео: продолжающаяся жестокая борьба между страстями и благоразумием явно сказалась на её здоровье; она побледнела и беспокойно выглядит, так что моя мать в свою очередь выражает беспокойство состоянием её здоровья и говорит ей:
- Пожалуйста, не занимайтесь слишком много уроками с Чарли сегодня. Хватит и того, чтобы он поработал с вами часок утром и часок днём. Лучше совершите тихую прогулку по саду и в максимально возможной степени отдохните.

А при самом отъезде она предостерегает меня:
- Будь по возможности кротким и послушнным, так как мисс Ивлин неважно себя чувствует и не в духе.
Мама и девочки отъезжают, а мисс Ивлин, почти смертельно бледная и явно сотрясаемая дрожью, с замешательством просит меня:
- Идити в нашу классную комнату и учите урок, который вам задан накануне вечером... Я вскоре присоединюсь к вам.
Я иду, но никакой урок сегодня не идёт мне в голову. Очевидное волнение и очевидное недомогание мисс Ивлин обеспокоят, если не тревожат меня. Откуда мне знать, что у неё на уме? Хотя у самого меня мысль о том, что всё склоняется к окончательному вознаграждению моих вожделённых надежд, присутствует. но тем не менее я предпочитаю всё же придерживаться мудрого совета, внушённого мне моей любимой миссис Бенсон, и ждать в глубокой надежде на то, что результат получится тот, которого я так пылко желаю.

Наконец мисс Ивлин присоединился ко мне, её глаза распухли и красные, будто она плакала. Мои собственные наполняются слезами, когда я, увидев её, начинаю нерешительно приближаться к ней.
- О, моя дорогая! Мне столь огорчительно видеть, что вы так плохо выглядите. О, ничем сегодня не занимайтесь, а завтра я обещаю поработать за двоих, как бы мне это трудно ни было.
Печальное выражение на чертах её лица и на самом деле заставляет меня почувствовать себя довольно несчастным. На мгновение она вяло улыбается и затем, под давлением разрывающих её чувств, схватывает меня обеими руками, прижимает к груди и покрывает поцелуями; глаза её блестят почти как настоящие бриллианты.

- О, дорогой вы мой! Дорогой, дорогой мальчик! Я не знаю, как выразить вам свою любовь! Целуйте же, о, целуйте меня, мой дорогой! И утеште меня, потому что я слишком сильно люблю вас!
Тут снова происходит перемена: кажется, опасаясь, что сказала слишком много лишнего, она отклоняет свою голову, а слезы полились у неё из глаз. Но объятия, в коих она продолжает удерживать меня, не расслабляются. Меня глубоко трогает её очевидное волнение. Полагая, что ей действительно плохо что она очень страдает, я закидываю свои руки вокруг её шеи, нежно целую её и, плача сам, пробую утешиить её, как могу:
- О, дорогая, дорогая мисс Ивлин, ну успокойтесь же! Я так нежно люблю вас, что сердце моё кровоточит при виде, насколько вы несчастны. О, позвольте мне увидеть, как вы улыбаетесь, и попытаетесь не кричать так. Отчего вы так несчастливы и упали духом? О, что я мог бы сделать, чтобы вы были счастливы?
И уступая моим проявлениям нежности, она снова поворачивает ко мне свое прекрасное лицо.

Опять в её глазах неестественный огонь, и беспокойный румянец выступает у неё на щеках.
- Это вы, мой ангельский мальчик... вы делаете меня такой несчастной!
Я с удивлением отшатываюсь.
- Я делаю вас несчастной? О! Мисс Ивлин, как может так быть? Ведь я обожаю всё, чего только касаются ваши ступни, и люблю (тут я всхлипываю) - люблю вас (опять всхлипываю) - люблю (уже рыдаю), люблю вас больше, чем что-нибудь в мире.
Она обеими ладонями хватает меня за голову и, приклеив свои губы к моим, даёт мне длинный, длинный поцелуй, полный любви, а затем, прижав меня к своей груди, произносит:
- О, скажите это снова, мой любимый, мой дорогой мальчик! Это любовь, которую я испытываю к вам, разрывает мне сердце, но я не могу ей больше сопротивляться! Будет ли мой Чарли всегда любить свою Ивлин так, как сейчас?

- О, как я могу поступить иначе? Моё поклонение вам длится с самого момента вашего прибытия, и ни о чём ином я и помыслить не смею. Что могу я сделать, чтобы доказать это? Проверте, о, проверте меня. Я даже не смел выдохнуть слов о своей любви к вам, даже вам непосредственно, не говоря уже о других людях.
Её заискрившиеся страстью глаза пытаются проникнуть в глубь моих, чтобы понять мои мысли. Я также, возбуждённый её горячими объятиями и поцелуями, начинаю ощущить всплеск своих любовных страстей. Она так крепко прижимает меня к своему телу, что просто нельзя не почувствовать, как нечто твёрдое упирается в неё.
- Я верю вам, мой Чарли, и решаюсь доверить вам свою жизнь. И больше того, - свою честь! У меня больше нет сил сопротивляться своей судьбе. Но, о! Чарли, любите меня всегда, ибо я подвергаюсь ужасному риску в любви, которой отдаюсь.

Она опять притягивает меня к своим губам, мои руки крепкуо обхватывают её за шею. Её блуждающие руки надавливают на мой вздрагивающий дрекол.
Дрожащими от спешки пальцами она расстёгивает, или скорее рывком раскрывает мои брюки, и вот её мягкие пальцы сжимают мой обнажённый инструмент.
- О, дорогая мисс Ивлин! Я вот-вот умру... Но что мне следует сделать, чтобы вы чувствовали себя счастливой?
Мое мнимое невежество не может не понравиться ей. Она отступает к длинной низкой скамье и усаживается на неё, по всей видимости непредумышленно поправляя отодвинутой назад рукой свои юбки, приподнимает их края. Я бросаюсь на колени, и рывком задрав ещё выше её юбки, раскрываю роскошную, темную, в завитушках красоту её холмика. Она прячет своё горящее лицо в ладонях, в то время как я, просунув вперёд свою голову, прижимаюсь к её прекрасному влогу и принимаюсь лизать его, не отваживаясь облизнуть клитор. Она пытается оттолкнуть меня:
- Нет! нет! Не надо! Я...

Но я предполагаю, что мои труды ещё больше разожгли её страсти, ибо она становиться довольно влажной и сочной, и без сомнения уже раз опорожнилась, обдав меня такой теплотой. Вдруг она заявляет:
- Да хватит же, мой любимый мальчик, я и так вся в вашем распоряжении.
Я без каких-либо возражений повинуюсь и вскоре простираюсь (вытягиваюсь) у неё на животе так, что мой твёрдо стоящий петух упирается ей во влог. У меня всё же хватает благоразумия, чтобы не показаться знающим, что делать. Я глубоко вздыхаю:
- О! моя любимая мисс Ивлин, помогите мне... Что дальше?
Её рука скользит вниз между нами, она направляет мой раскаленный инструмент между страстно желающими губами своего восхитительного влога. Я пихаю и при первом же выпаде моя головка погружается в её тело на пару дюймов. При втором она наталкивается на неожиданное препятствие, ибо мне и в голову не могло придти, что мисс Ивлин девственница. Я надавливаю на него твёрже.

- О, Чарли, любимый, будьте понежнее, вы причиняете мне сильную боль.
Зная, что лучшим средством было бы возбудить её короткими толчками, не пыттаясь пока идти далее, я так и делаю, и она начала чувствовать всё более неистовые желания, возбукждаемые столь огромным, как мой, дреколом, перемещающимся между мягкими бархатистыми складками её стиснутой, но сочной пизжы. Я сдерживаю себя и продолжаю свои действия, пока конвульсивные движения её поясницы и разрастающееся давление складок её влога не показывают мне, что приближается кризис и что она вот-вот разрядится. Она крепко сжимает меня в смоих объятиях и в момент истечения невольно сильно подкидывает своей задницей. Это тот самый момент, коего я с трудом дожидаюсь. Я малость подаю назад и с непреодолимой силой, взламывая на своём пути все барьеры, резко устремляюсь вперёд до самых корней моего дрекола. Атака оказывается столь же болезненной. сколь и неожиданной. Мисс Ивлин издаёт агонизирующий крик и напрочь теряет сознание. Я же пользуюсь удобным случаем, пока она нечувствительна к боли, и с предельной энергией пихая туда и сюда, взламываю каждое препятствие и движениями в стороны по мере возможности расширяю брешь.

А потом замираю и сам в агонии наслаждения.
Я лежу, оставаясь погружённым в восхитительные ножны, пока ее конвульсивные вздрагивания и короткие рыдания не свидетельствуют о том, что к моей теперь полностью лишенной девственности учительнице возвращаются чувства. Мысль о неожиданной победе, которую я одержал, тутже заставляет петуха снова подняться, хотя он всё ещё сравнительно вял. Но я могу чувствовать, как он ненамеренно сдавливается по мере того, как она приходит в себя и вполне осознаёт, в каком мы положении. Она закидывает свои руки вокруг моей шеи, даёт мне самый пылкий поцелуй и после этого принимается рыдать и кричать, будто у неё разрывается сердце.
Это довольно любопытная особенность моей натуры - испытывать наибольшее вожделение от женских слёз, и хотя мне на самом деле мучительно видеть её так скорбящей, это только придаёт моему дреколу дополнительную крепость и силу и заставляет его проявить свои предельны размеры. Я попытаюсь успокоить её словами, но она только всхлипывает и всхлипывает.

Внезапно мне в голову приходит мысль, что возобновление акции могло бы вызвать перелом в чувствах, и начинаю энергичные движения. Она глубоко вздыхает, но по нервному подёргиванию её поясницы я могу судить , что страсти её пробуждаются. Вскоре они провляются и более явно. Обхватив меня руками за талию и крепко прижав к себе, она пожирает мой рот жадными поцелуями. Природа подсказывает ей, какие ей следует совершить движения, и через несколько быстрых минут мы оба сливаем обильное подношение на алтарь Венеры. Почувствовав в себе теплый поток , она, дрожа и трепеща, что есть мощи прижимает меня к своей груди.

Минут десять лежим мы в трансе, причём моя очаровательная гувернантка, снова вроде бы упавшая в любовный обморок, оказывает на мой получивший очередное удовольствие дрекол такое соблазнительное надавливание, что быстро воспламеняет его и побуждает возобновить усилия. Мисс Ивлин сама чрезмерно любовно возбуждена, и мы снова мчимся по восхитительной любовной стезе - чтобы кончить, как обычно, в смерти подобном обмороке насыщенной страсти. Когда мы приходим в себя, моя любимая учительница, нежно обнимая меня и вздымая глаза к небесам, произносит:
- О, дорогой мой любимый мальчик! Ну и заставили же вы меня сначала претерпеть. Это было ужасно! Но потом я побывала на небесах! О, как же мне не любить и не обожать вас?.. Но нам следует подняться, мой Чарли, иначе мы можем быть обнаружены. Мы же, надо сказать, и так пошли на большой риск, поскольку дверь не заперта.

Я приподнимаюсь, чтобы вынуть из её неприятно пыхнувшей мне в нос пизды свой дрекол, который там так сильно сдавлен, что, кажется, будто с им жалко расставаться. И нахожу, что он весь в крови.
- Погодите, Чарли, дайте мне вытереть его косынкой, а то как бы не замаралась ваша рубашка.
Сделав это, она сворачивает её и помещает у себя за пазухой, говоря:
- Я буду хранить эту драгоценную реликвию, как память о жертве, которую принесла вам, моему любимому мальчику. Ах! Чарли, вы ещё не можете понять значимость той жертвы и риска быть погубленной, на которые я пошла ради вас. Я люблю вас, как никогда не любила никого прежде или смогу когда-нибудь полюбить снова. Моя честь и счастье находятся теперь в ваших руках и полностью зависят от вашей осмотрительности. Будьте осторожны, чтобы ни в коем случае не выставлять на показ какую бы то ни было бесцеремонность в своём поведении по отношению ко мне. О том, что произошло, я надеюсь, вы никому не вздумаете рассказывать.

Можно с готовностью предположить, что я даю ей всяческие уверения и говорю:
- Я так ценю вашу любовь и так благодарен за восторженное счастье,.. за то, что вы преподали мне, как получать удовольствие, что было бы предательством допустить с моей стороны какую-либо неосмотрительность. Ручаюсь за это головой.
Она нежно обнимает меня и велит немедленно идти в сад:
- После всего, что случилось, мне крайне необходимо немного отдохнуть.
- И когда мы снова встретимся?
- Когда будем кушать..
- Как пожелаете, - повинуюсь я, полный сладких воспоминаний об острых наслаждениях, которые она доставила мне, и уже стремящийся возобновить восхитительный союз наших душ и тел во время послеполуденных школьных занятий.
Мисс Ивлин, правда, к своему второму завтраку не спускается, попросив принести ей чего-нибудь наверх в комнату. Однако в два часа, как обычно, присоединяется ко мне в классной комнате. Выглядит она очень бледной, но нежно обнимает меня и вообще ведёт себя довольно игриво, интересуется:
- Я вам всё ещё внушаю любовь?

Конечно, я немедленно возбуждаюсь и становлюсь весьма предприимчивым. Но она мягко отстраняет меня и просит:
- Оставьте меня на сегодня в покое, так как я чувствую себя не просто усталой, у меня всё болит, а потому не плохо было бы как следует отдохнуть.
Я продолжаю усердствовать:
- Ну проявите же ко мне хоть какую-то благосклонность, если нельзя большего!
Она остаётся непреклонной. Найдя, что я не в силах ни делать какие-либо уроки, ни оставаться спокойным, она наконец предлагает:
- А не сходить ли нам в сад? Думаю, свежий воздух и неспешная прогулка позволят мне получше чувствовать себя.
Мне в голову тут же приходит, что, если я смогу увести её к летнему домику, у меня появится отличный шанс преуспеть и снова насладиться её восхитительными объятиями. Так что, пока она ходит наверх в свою комнату, чтобы накинуть на себя шаль и надеть капор, я завладеваю ключом, чтобы быть готовым использовать свой успешный шанс.

Какое-то время мы ходим по цветнику, мисс Ивлин, взяв меня за руку, нежнейшим образом разговаривает со мной. Шагает она, правда, как-то напряжённо. Мы присаживаемся отдохнуть, но вскоре она жалуется:
- Жарко, солнце слишком припекает.
Тогда я предлагаю прогуляться в тенистом кустарнике и увлекаю её туда, стараясь вести с ней пустую болтовню, чтобы не позволить ей заметить, как далеко увожу её. И всё же, когда в поле нашего зрения появляется летний домик, она высказывает удивление:
- Как же далеко мы забрели, Чарли! И боюсь, дорогой мой, что, если мы повернём назад, не отдохнув, я совсем изнемогу. (Вот бы заглянуть туда!) Но у нас нет ключа.

- Иногда его оставляют в двери. Я сбегаю и взгляну.
Отбежав, я всовываю ключ в замок, и возвращаюсь, чтобы сказать:
- Он там.
Она следует за мной туда и опускается на длинную софу без спинки, которая так часто уже оказывалась полезной мне .
- Не желаете ли растянуться на ней во всю её длину? - спрашиваю я.
И подложив ей под голову подушки, пододвигаю стул для себя рядом с ней. Не показывая вида, что подозревает о каких-то намерениях с моей стороны, она вытягивается на боку и берёт меня за руку. Мы начинаем беседу, весьма интересную, о том, как лучше всего вести себя, чтобы не вызвать малейшего подозрения в нашей любовной связи, а также о том, как умудряться время от времени встречаться.
- Вот, дорогой мальчик, - говорит она, - я не смогу теперь жить без утешения в ваших объятиях, но вы должны помнить, если эжто будет обнаружено. то для меня при моём зависимом положении это было бы гибелным. Я полагаюсь на ваше молчание и благоразумие, и если я столь же дорога вам, как вы мне, мой обожаемый Чарли, я могу полностью довериться вам.

Я обвиваю её шею своими руками и говорю:
- Я люблю вас слишком нежно, и страстно желаю как можно чаще возвращаться в ваши покоряющие и сладчайшие объятия, чтобы позволить вам бояться быть запятнаноймною.
Она ласково обнимает меня и целует. Я воспламеняюсь от страсти. Моя рука начинает блуждать по ней, её же положение позволяет ей оказывать лишь слабое сопротивление, я достигаю её прекрасно покрытого холмика.
- Оставьте же меня! - шёпотом молит она и плотно стискивает бёдра.
Но не зная, в отличие от меня, преназначения отдельных частей тела, она позволяет мне просунуть между ними палец и проникнуть им в верхнюю часть губ, так что я достигаю клитора и начинаю потирать его туда и сюда, преднамеренно неловко, но заботясь о том, чтобы поразить нужную точку.

- Чарли, мой Чарли! Вы не должны делать этого!.. Я - я не могу этого вынести!
И в то же самое время она обнимает меня за шею и привлекает к своим губам, приклеивая их к моим. Я чувствую, как её бедра поддаются и раскрываются. Немедленно воспользовавшись этим, я начинаю дрочить её своим средним пальцем поверх её пизды. Страсти её воспламеняются.
- Придите же тогда, мой дорогой мальчик, в мои объятия, я не в силах больше сопротивляться вам.
В один момент я расстегнут, мои брюки спадают вниз, а сам я оказываюсь меж её ног, едва не прежде чем она заканчивает своё суждение. Возбуждение от моих ласк увлажняет её сочный влог и головку моего дрекола, введенной без какого-либо затруднения. С пылу-жару я собираюсь, было, ворваться туда одним энергичным толчком, но она заклинает меня:

- Ох, мальчик мой!.. Нельзя ли полегче? Ведь я всё ещё испытываю жгучую боль от нашего утреннего столкновения.
Умерив свои движения, я ввожу теперь свой твёрдый инструмент потихоньку и мало по малу пробиваюсь к его самым отдалённым пределам, даже не замечая при этом какой-либо гримасы боли. Здесь я остановливаюсь, оставив его до корня вложеным в ножны, и время от времени заставляя его вздрагивать. Затем ищу рот моей любимой мисс Ивлин, наши губы и языки встречаются. Её руки вокруг моей талии становятся более напряженными и ещё теснее прижимают меня к ней. Восхитительные складки её соблазнительно сочной пизды начинают пульсировать и нажимать на мой возбуждённый член. Однако до крайности возбуждённый, я жду до тех пор, пока она, как это не удивительно, довольно неожиданно не срывает плоды своей природы и щедро, к несказанному удовольствию моего влажного органа, не разряжается.

Я сдерживаюсь и дальше, чтобы дать ей время после удовольствия, полученного от разрядки, - вероятно первого беспримесно восторженного наслаждения, которое она получила; ибо, поскольку я бездействующий участник, нет ничего такого, чтобы послужить поводом для какого бы то ни было действия на всё ещё сырых краях её порушенной девственности. Её внутренние сдавливания становятся более сильными. Наши объятия с соединёнными губами и языками подобны выписке счетов и воркованию голубей, и очень быстро снова приводит её в состояние неистового желания.
Тогда я начинаю с медленных и лёгких движений, медленно и почти полностью вытаскивая свой дрекол и потом так же медленно вонзая его до рукоятки. Её только что состоявшаяся весьма обильная разгрузка так смазала восхитительные складки её влога, что никакой боли не чувствовается, только интенсивное наслаждение. Наконец оно становится всепоглащающим; её руки по-прежнему сжимают мою талию, а вот ноги оказываются невольно закинутыми над моими бедрами. Природа побуждает её к самым восхитительным движениям задницей; так в самой что ни на есть чувственной манере она встречает и отвечает на мои резкие выпады вперёд.

- Ну же, ну же, дорогой Чарли - быстрей! - быстрей!
И хотя мне не хотелось пришпоривать, наши движения становятся такими быстрыми и разъяренными, что, наконец, мы со взаимными крикоми восхищения, в блаженном экстазе самого полного наслаждения, тонем в объятиях друг друга. И проходит несколько минут, прежде чем к нам возвращаются наши чувства, и мы оба осознаём, что наши органы размножения пульсирует один в другом во всей роскоши насыщенной страсти.

Оставляя всё ещё закинутыми на меня ноги, мисс Ивлин снимает свои руки с моей талии, обхватывает ими мою шею, с чувством целует меня, и сопровождает слова, выражающие удоволетворение и сладчайшую лесть, с необыкновенно покоряющими ласками. Я лежу, словно в блаженном жилище Афродиты в Пафосе, находясь в состоянии острых ощущений, кои никак нельзя описать. И испытываю от этого необычно большое удовольствием. Возможно, я пролежал бы так и час и другой, но для такого легковозбудимого дротика, как мой, чувствительность которого слишком быстро приводится в движение сочными надавливаниями того восхитительнейшего влога, в коем он погребён. Он постепенно вновь обретает свою былую твёрдость и вот уже стоит себе, как ни бывало, нетерпеливо подрагивая, словно воин перед боем. Я начинаю двигаться. МиссИвлин восклицает:
- О, мой Чарли, вы должны перестать! Мой дорой мальчик! Нам следует не только быть благоразумными, но и думать о вашем юном здоровье. Ну же, о! довольно! мальчик мой дорогой. О! - умоляю прекратить.

Её слова прерываются взрывом чувств, вызванным энергичными движениями моего дрекола, потрясшими весь её организм. Она больше не в силах сопротивляться, крепко сжав меня руками и ногами и пожирая поцелуями, она бросается в борьбу и с душой и телом так вторит мне, что мы в криках восхищения замираем и бесчувственно падаем, не разнимая объятий.
Проходит много минут, прежде чем к нам возвращается речь. Я всё ещё лежу полностью вставленный в её изящнейший влог и с удовольствием продолжил бы пребывать в её восхитительных объятиях. Но мисс Ивлин заклинает меня:

- Умоляю вас, перестаньте же! Хватит! Нам следует быть благоразумными, если мы желаем когда-либо снова встретиться.
Так что я чувствую себя вынужденным подняться с её тела. Но, совершая это, я соскальзываю вниз и, прежде чем она смогла помешать мне, приклеиваю свои губы к губам, раскрытым и вспухшим подо мною, и жадно пожираю все её восхитительные выделения, и не перестаю, пока не облизываю её клитор так, что вынуждаю её снова весьма обильно потечь. Сначала она пытается сопротивляться, говоря:
- Чарли, что же вы, скажите на милость, делаете? Вы не должны, мой дорогой мальчик, это ужасно.
Но по мере того как я пробуждаю её страсти, её рука, вместо того чтобы пытаться отталкивать мою голову, схватает её и сильно прижимает к своей восхитительно пульсирующей пизде, её бедра сдавливают мне голову, и она чуть ли не падает в обморок от экстаза, вызванного опоражниванием. Я жадно сглатываю его и, совсем выпрямившись, беру её в свои объятия и, усадив на задницу, сладко целую.

- "О, какое же вы очаровательное существо, моя возлюбленная мисс Ивлин! Я обожаю вас! От подошвы ваших ног до нитки с бусинками!
- Но вы, мой возлюбленный Чарли, более чем оправдали мое неблагоразумие. Вы дали мне радость, о которой я никогда и мечтать не могла. Я ваша душой и телом; делайте со мной, что вам угодно. И те огромные успехи, коих вы добились, меня также восхищают.
Мы продолжаем обмениваться самыми сладкими клятвами в любви, пока она не замечает, что мой дрекол поднимается и твердеет, и не говорит:
- О, мой любимый, вам лучше спрятать это; было бы уж совсем неблагоразумно продолжать это дальше. Так что позвольте мне застегнуть это.
Сначала склонившись и поцеловав его, она помещает это с некоторыми трудностями мне в брюки, застёгивает их, и мы отправляемся домой.

Наше собеседование крутится вокруг шанса на новые встречи. Она просит, чтобы я и не думал о попытке чего-нибудь подобного уже завтра:
- Я хотела бы сама попробовать и устроить через день, несмотря на то что ваши сёстры будут по этому поводу ужасно раздосадованы...
Я предлагаю ей:
- А вы задержите меня, как тогда, когда подвергли порке. Нет, действительно, почему бы вам меня по-настоящему не выпороть? Вам не нравится?.
Она смеётся над моей идеей, но говорит:
- В качестве прикрытия можно было бы прибегнуть и к такому средству.

Тогда я говорю:
- А чтобы дать повод, я нарочно не выполню своего урока!
- Увидим, увидим… А пока следует помнить о крайней осторожности…
Мы достигаем дома; и она удаляется в свою комнату. А когда возвращается мама, она обмениваясь весьма разнообразными новостями, говорит:
- Мне страшно досаждала головная боль, но, в целом, я чувствую себя лучше и надеюсь, что после доброго ночного отдыха со мной всё будет в порядке.
Расходимся все мы рано, тем более что мама и девочки устали от своей поездки и похода по магазинам. Я получаю обратно свою постель в маленькой платьевой комнате, и засыпаю с мыслями о событиях этого восхитительного дня, с мечтой об их повторении - естественно с тем любовным эксцессом, который может внушить предельная похотливость.

На следующий день мисс Ивлин начинает придавать прежнее выражение своему лицу – борьба наконец оставлена. Её манеры очень нежны, и, кажется, гораздо нежной чем обычно по отношению к моим сёстрам, которые, полагая, что ей не очень-то хорошо, внимательны и пытаются предугадать её пожелания скорее, чем они следуют. В отношении же ко мне она внешне проявляет больше признаков сдержанности чем ранее, но когда я подхожу к ней, чтобы повторить свои уроки, следует жаркое пожатие моей талии, но настолько сдержанно, что ясно показывает, как она ограничивает свое желание прижать меня к своей груди. Лицо её слегка вспыхивает, и она обращает свои красивые глаза на меня с таким покоряющим выражением любви, что я, возможно, бросилился бы в её объятия, но сдерживаю свой пыл, чему способствует и её собственная сдержанность. Ничего больше не было между нами в тот день.

А в обычный час отдыха, от четыре до пяти, мисс Ивлин уединяется в своей комнате, чтобы отдохнуть после усилий такой сдержанности, на которую она сама себя весь день обрекала.
Нет нужды говорить, что я незамедлительно следую в летний домик. Там сначала сладко ебущаяся Мэри, а затем гамаюшированная Илайза, с дополнением такого нежного представления: в то самое время, когда палец находится на коротком расстоянии над её гениталиями, я завершаю с другой, с Мэри, чувственную еблю. Мне таким образом позволяется перенести уздечку, которой мисс Ивлин обманывала потакание моеему аппетиту в своей личности, и было очевидно более разумным чем в действительности. Она снова, во второй день, терпит неудачу, чтобы дать мне возможность, которую я столь долго жаждал.
Полагая, что она возможно колеблется из страха быть ракрытой, если останется наедине со мною без какого бы то ни было очевидно разумного оправдания, я решаю на следующий день после полудня изобразить из себя бездельника. И будучи выззванным, отвечаю, что ничего не сделал. Глубоко покраснев, мисс Ивлин в то же самое время принимает суровый вид.

- Что случилось, Чарли? Отчего такое безделье? Пойдите, сделайте свой урок, или я буду вынуждена наказать вас.
Она берёт меня за руку и нежно пожимает её, говоря:
- Начнёте всё снова после перерыва.
Конечно, и в четыре часа мой урок оказывается, как и прежде, далёк от того, чтобы быть сделанным.
- Мэри и Илайза, вы можете пойти в сад. Чарльз же останется, пока не закончит своего урок, или будет наказан за своё безделье.
Они уходят, а мисс Ивлин запирает за ними дверь. И вот мы летим в объятия к друг другу и на несколько секунд предаёмся наиболее покоряющим нежностям. Я в то же время прихожу в состоянии самоой что ни на есть сильной эрекции, и моя рука немедленно задирает ей юбки. Я осторожно опускаю её спиною вниз на её низкое длинное и мягкое кресло, а сам становлюсь на колени лицом к ней, сначала протолкиваю свою голову меж её бёдер и бросаю взгляд на прелестное покрытое волосами влагалище, уже всё сырое и сочное, свидетельствующее, что оно столь же готова, как и я.

Я гамаюширую её, пока она не истекает мне в рот, и жажно-жадно высасываю восхитительную жидкость. В её течке что-что странно сладкое, и мой язык пытается найти внутреннейшею облицовку её восхитительных гениталий насколько далеко, насколько позволяет его ограниченная длина, ибо я не желаю потерять ни капли её изысканного, достойного богов, нектара.
Возбуждение, в которое я привожу её, оказывается для неё уж слишком сильным, чтобы снести его, и она останавливает меня, говоря:
- О! Чарли, мой ангельский мальчик, погодите! О, придите в мои объятия!

Я поднимаюсь, бросаюсь в её объятия и в тот же момент оказываюсь вплоть до стручков поглощённым в её изысканном и пульсирующем влагалище; она обнимает меня руками и ногами, мы оба слишком яростно возбуждены, чтобы сделать паузу в каком бы то ни было обильном чувственном движении ради менее сильных желаний, так что мчимся в самом диком экстазе страсти, причём слишком нетерпеливом, чтобы думать о какой-либо сдержанности, и с предельной энергией с обеих сторон, и на большой скорости проскакиваем наш первый круг . Моя обожаемая мисс Ивлин, вполне забыв о каком бы то ни было чувстве боли, не может не получить удовольствия от высокой температуры и энергии моей атаки. И когда для нас обоих наступает момент иступления, мы, изливаясь взаимным потоком нашего пыла (нашей спермы), замираем, чтобы охладить воспаленные члены, которые до этого пребывали в столь бурном действии.

Дорогая мисс Ивлин прижимает меня близко к своей груди и устремляет свои полные блаженства и кричащие страстью глаза к потолку, словно славя богов за радости, ею прочувствованные. Затем наши губы встречаются и приклеиваются друг к другу в одном длинном, длинном любовном поцелуе, который быстро воспламеняет наши желания, причём у неё столь же страстные, сколь и у меня, и у нас происходит ещё одна энергичная схватка, заканчивающаяся всё такой же агониией восхищения, как и прежде.
И опять после более длинного интервала обильных нежностей, внушаемых любовью, и бормотаний о любви и нежном обожании, мы отправляемся на свой третий круг, с неменьшей импульсивностью, но изменяя шаги наших изящных ощущений, делая их то более медленными, то более быстрыми, и прерывая их паузами - в этом искусстве моя прелестная гувернантка начинает так совершенствоваться, что вскоре превосходит даже мою наставницу, обладавшую колоссальным опытом миссис Бенсон, которая так очаровательно приобщила меня к тайнам любви. В манере мисс Ивлин обнаруживается необычно очаровательная и покоряющая мягкость, делающая её более обворожительной и изящно привлекательной.

Это проявляется даже в способе обхождения с моим дреколом: не схватывая его, её рука, кажется, лишь пропускает его едва касаясь, но в столь захватывающей манере, что после любого числа схваток, она своим волшебным прикосновением моментально может поднять его. Наша третья схватка продолжается почти полчаса, и мы тонем в смерти подобной роскоши опоражнивания, и вся глубина наших душ, кажется, источается вместе с изумительным стеканием каплями нашего семени.
Проходит довольно долго, прежде чем мы приходим в чувство. Я всё ещё погружён в её восхитительном влагалище, но она просит:
- Пожалуйста, освободите меня от своего веса.
Мы поднимаемся, она обрушивает вниз свои юбки и помогает мне привести в порядок мои брюки. После этого я сажусь и усаживаю её у себя на коленях. Наши губы встречаются во взаимном тёплом поцелуе удовлетворенной страсти.

- Благодарю вас, - признаётся она, - за райское блаженство, которое вы мне дали, и за вашу предусмотрительность, обеспечившую повод для нашей встречи. Я была столь же нетерпелива, как и вы, но вынуждено озабочена любой предосторожностью против того, чтобы в доме не возникло ни малейшего подозрения… Вы должны всегда помнить, мой дорогой мальчик, что для меня раткрытие было бы крушением навсегда. Я рискую всем, чтобы обладать вами, моим возлюбленным мальчиком… И меня это раскрытие заботило бы меньше, если бы оно не разделило нас также навсегда. Мысль об этом, мой обожаемый Чарли, невыносима, я больше не могу существовать без вас.
Тут она вскидывает свои руки вокруг моей шеи и заливается слезами. Я уже описывал эффект слёз на моем непослушном члене, который, в то время как я утешаю и клянусь в вечной преданности своей возлюбленной учительнице, вырывается из своих уз и выставляется во всей своей славе. Я беру её за нежную и прелестную ручку и возлагаю её на него. Она крепко схватывет его и глядит на него, улыбаясь сквозь слезы.

- Мой Чарли, какая же это большущая вещь! - говорит она. - Удивляюсь, как это она могла только войти в меня, не убив при этом.
- Хотите увидеть это? - говорю я, и, поменявшись с ней местами, укладываю её, поднимаю ей юбки и через мгновение оказываюсь в ней.
Она просит меня продолжить, но медленнее, чтобы в максимально возможной степени удлинить наши удовольствия.
У нас получается довольно великолепная и действительно восхитительная ебля; моя прелестная и очаровательная учительница изящными давлениями внутренних складок своего восхитительно похотливого влога доставляет мне необыкновенно острое удовольствие. Приведённые в восторг, мы долгое время лежим после того, как сметали икру, а затем возобновяем своё сидящее положение, и всё приводим в порядок, поскольку вот-вот приближалось время для возвращения моих сестёр с их часа отдыха.

Наша беседа естественно поворачивается на то, как мы должны устроить свою следующую встречу. Мисс Ивлин настаивает, чтобы и не думать о встрече, разве что через три или четыре дня, иначе могут возникнуть подозрения, фатальные для наших встреч вообще. Однако, хотя это выглядит разумно, я поднимаю протест против такой раздражительной задержки и настаиваю на более коротких интервалах.
- Нельзя, мой дорогой мальчик, не забывайте, что раскрытие отделило бы нас навсегда. Благоразумием же мы можем долго ещё продолжать эти восхитительные встречи.
Я вдруг высказываю предположение:
- Поскольку я сплю один в небольшом помещении, которое, если комната для гостей не занята, находится вдали от всех других, вы могли бы прокрасться туда ночью, когда все будут спать, благодаря чему я мог бы без помех наслаждаться всеми вашими изящными прелястями.

Она не отвечает, но я могу видеть, что ее глаза заискрились, а её щека вспыхнула, словно она уже воображает, какие беспрепятственные наслаждения во всей роскоши чувственности раскрывает такой план. Однако, сразу же согласия не даёт, но целует меня нежно, называет своим дорогим и изобретательным мальчиком, и говорила, что обдумает моё предложение.
По возвращении моих сесёр мы возобновляем свои уроки. Мисс же Ивлин снова четыре дня не даёт мне никакой возможности для любовной встречи.

И только угроза моего неповиновения заставляет её согласиться побеседовать со мной. Мы снова балуемся всей роскошью чувственного удовольствия, насколько можно это было сделать, поскольку оба мы оказываемся стеснены платьем и местоположением. Возвращаясь ещё более настоятельно к своему плану встречи в моей уединённой комнате, я прошу настолько упрямо, что наконец она обещает придти завтра ночью. Я вынужден смириться с этим, хотя охотней ждал бы её уже сегодня, но поскольку её страсти очевидно оввладевали ею всё сильнее и она становилась более влюбчивой и более чувственной чем когда-либо, я почувствовал себя уверенным, что она не станет разочаровывать меня следующей ночью. Восхитительная мысль о том, что мне предстоит упиться прелестями, на которые приходилось взирать лишь украдкой, удерживает меня подальше от своих сестёр. Сославшись на головную боль я рано ухожу спать и, взяв немного масла, смазываю петли, на которых навешена дверь, и замок, чтобы быть готовленным к визиту моей любимой учительницы. И долго лежу, бодрствуя, и когда слышу, что часы ударили двенадцать, почти отчаиваюсь в её приходе. Неожиданно мне даётся знать, что она стоит рядом со мной. Она вошла в комнату столь тихими шагами, что, хотя я и сторожил её, однако не услышал даже, как она открывала дверь, закрыла её за собой и заперла.

Она скидывает с себя на пол свой тёмно-серый покров и стоит передо мной в одной только прелестнейшей тонкой ночной сорочке. Я вскакиваю, распростав навстречу ей рук, и она кидается в мои объятия, и, не разжимая их, мы немедленно опускаемся (на кровать). Я слишком далёк от того, чтобы заниматься какими бы то ни было прелиминариями и действую довольно резко: поворачиваю её на спину и моментально оказываюсь в ней, - одним энергичным толчком, который заставляет её почти прервать дыхание, но и доставляет ей интенсивное наслаждение. Однако я оказываюсь слишком быстрым для неё, поскольку через два или три выпада вспрыскиваю в это вызывающее наслаждение влагалище. Но так как это едва притушило огни моих слишком горячих желаний, конвульсивные внутренние движения её неудовлетворенной орбиты быстро восстанавливают моего не очень-то ослабшего члена и возобновляют силу.

Мисс Ивлин, очень возбуждённая неудовлетворённым естеством после моего первого приступа, чрезвычайно разгорячившись, закидывает вокруг моего тела свои руки и ноги, и мы снова очертя голову устремляемся во всю ярость ебли, а поскольку мои предыдущие расходы несколько уменьшили силу и скорость наступления новой разгрузки, я оказываюсь в состоянии, чтобы мои движениям соответствовали точно таковым и моей более активной товарки, и мы на этот раз изливаемся вместе во всей чувственности наших удовлетворенных желаний, и долго в объятиях друг друга, прежде чем снова оказываемся в состоянии возобновить наши сражения навосхитительном поле любви.

Наш перерыв проходит в произнесённых шёпотом клятвах и признаниях в любовной привязанности, а также в обозревании обнажённых прелестей друг друга, сопровождаемым восхитительным пробегом наших рук по каждой части наших тел. Мисс Ивлин наконец концентрирует всё своё внимание на моём хорошо развитом члене, который она как-то очень любовно держит и нежно ласкает, весьма быстро превращая его в неуправляемое состояние эрекции. Я лежу на спине, а она приподнимается, чтобы поцеловать моё грозное оружие; так что, нежно пододвигаю её на себя и говорю:
- Вот и ваш черёд делать работу.
Она смеётся, но сразу же взбирается на меня, и поместив свой восхитительный влог прямо над моим дреколом, подводит его к входу в грот любви, мягко присаживается на него и заглатывает его до того предела, пока наши волосы не прижимаются друг к другу. Слдедуют несколько замедленных движений вверх и вниз, затем, оказываясь слишком чувственной для таких замедлительных приостановок, она оседает на моём животе и начинает выказывать поясницей и задницей довольно примечательную активность.

Я по мере возможности вторю ей, и обнаружив, настолько она возбуждена, обхватываю её рукой и ввожу свой средний палец в розовое и очень напряженное отверстеи её великолепной задницы и продолжаю двигать им туда и обратно в унисоне с её перемещениями вверх и вниз. Это, кажется, подстрекает её к более энергичным действиям, и среди коротких придыханий и подавленных вздохов она почти без чувств опускается на мою грудь, я же, также ускоряю свое действие и потоком кипящей спермы выстреливаю в её зияющую матку.
Мы долго-долгоостаёмся неподвижными, завороженные восторгами насыщенного желания. Наконец, она приходит в себя и нежно целует меня, отключившегося, и мы лежим рядом крепко обнявшись.
- О! мой возлюбленный Чарли, что за изумительное наслаждение вы дали мне! Вы - самое восхитительное и любящее существо, которое только могло быть создано. Вам доставляет удовольствие убивать меня. Но что это было, что вы приделали к моему седалищу? Что за мысль пришла вам в голову?

- Не знаю, - отвечаю я. - Положил руку вокруг, чтобы почувствовать красивые полушария вашего седалища, и крепко схватив за него, обнаружил, что один мой палец нахъодится против отверстия, а она всё влажно от нашими предыдущих сражений, я нажал на него и нашёл, что палец проскальзывает туда. Вы так восхитительно сжали его, что мне тут же в голову пришла мысль, что, поскольку это напомнил мне, как восхитительно ваше другое очаровательное отверстие сжимает мой ствол, заключённый в вас, то и это отверстие хотело бы движения, подобному тому, что мой ствол осуществлял в вашей пизде. Таким образом я сделал так, и это, кажется, добавило к вашему волнению, если можно судить по экстраординарным конвульсивным сжатиям, которым вы одарили мой палец, когда замирали во всей муке нашего заключительного экстаза. Скажите мне, моя возлюбленная мисс Ивлин, это добавляло хоть что-то к вашему наслаждению? Верно я полагаю?
- Что ж, мой дорогой Чарли, должна признаться в этом, - к моему удивлению, добавило и даже очень много; это, кажется, делало заключительное наслаждение пожалуй слишком захватывающем, чтобы перенести, и я могу только считать это счастливым несчастным случаем, приводящим к увеличению наслаждения, которое я уже думала вне власти природы превзойти… Ну и озорной же вы мальчик!..

Я чувствую, что ваш большой инструмент опять сильно напрягся... Но вам следует умерить себя, мой дорогой, за нами сегодня и так числилось достаточно дел... Нет, нет, нет!.. Я не собираюсь впускать его снова.
Опустив вниз свою руку, она отводит головку моего дрекола в сторону от очаровательного входа в свой влог, и начинает трогать и щупать его в явном восхищении от его длины, толщины и тугоподвижности. Её лёгкое прикосновение вовсе не смягчают страсть, которая, напротив, настолько усиливается, что вызывает лихорадку; поэтому, принявшись сосать один из её сосков, я в то же время прижимаю её к себе одной рукой, находящейся под нею, и таким образом поворачиваю её на бок, просовываю другую руку между нашими влажными и горячими телами, достигаю её очаровательного клитора, уже возбуждённо закостеневшего при перебирании руками моего дрекола. Мои щекотания вскоре вносят решющий вклад в её страсти, и мягко побуждая её всё той же рукой, что под её телом, я ещё раз понуждаю её взобраться на меня.

Она, бормоча, выражает неодобрение, но сопротивления не оказывает; напротив, сама вводит моё пульсирующий и нетерпеливый дрекол в чувственные ножны, которые только и жаждут его заглотить. Наши движения на сей раз ещё менее торопливы и ещё более чувственны. В течение какого-то времени она держит своё тело вертикально, вскакивая с коленей и падая на них. Я помещаю свой палец на её клитор, усиливая (тем самым) восторженное наслаждение, которому она так непристойно предаётся.
- Нет, - признаёт она вскоре, - так трудно совершать более быстрые и энергичные движения.

И ложится на мой живот, обнимает и целует меня. Играя с нашими языками, я обхватываю рукой её талию и крепко удерживаю её, в то время как её великолепные ягодицы и довольно гибкие чресла вносят свою немалую долю в невероятно восхитительные толчки и давления на моё полностью проглоченное оружие. Я снова стимулирую её к выходу на самой высокий уровень возбуждённых желаний, вводя сзади свой палец , и великий кризис приводит нас в бурное состоянии восхитительной агонии, сделав нас неспособными что-нибудь продолжить, но в какие-то моменты с судорожно пульсирующими в контакте с друг с другом членами.
Мы, должно быть, лежим так безжизненно, и очаровательно обалдев от всех экстазов самого полного и чувственного вознаграждения наших страстей, в течение целых тридцати минут прежде, чем к нам возвращается полное сознание. Мисс Ивлин первой вспоминает, где она находится. Она вскакивает, обнимает меня нежно и говорит, что должна тут же оставить меня:

- Боюсь, что и так уже оставалась неблагоразумно долго.
И действительно, время близко к пяти часам утра. Я встаю с кровати, чтобы сплести свои руки вокруг её прелестного тела, увидеть и приласкать её изящных малышей. С трудом она вырывается из моих объятий. Я сопровождаю ее к двери, и со взаимным и любящим поцелуем мы расстаёмся. Я, чтобы возвратиться и быстро впасть в самую что ни на есть сладкую дрёму после такой восхитительной ночи чувственнейшей ебли.
Она приходит снова три раза в следующие шесть ночей; каждый раз мы возобновляем свои взаимные восторги, увеличивая потворство чувственным капризам. Но по прибытии ко мне в пятый раз она говорит:

- Дорогой Чарли, я пришла только, чтобы поцеловть вас и сказать, что не могу остаться.
- Не можете остаться? - кричу я. - А почему , возлюбленная мисс Ивлин?
- Мне не хорошо, но не могу объяснить больше.
Я выпрыгиваю из кровати., и сжимаю её в своих объятиях, затем, опустив руку к её прекрасному и хорошо покрытому Венерину холму, обнаруживаю, что у неё там в тканевая повязка. Я немедленно вспоминаю, как в точно такой же ситуации была моя возлюбленная миссис Бенсон. И затем моё внимание привлекает такой же специфический запах. Но притворясь невеждой, спрашиваю:
- Можно узнать, что случилось с моим дорогим маленьким гротто?
- Я не могу сказать вам, моему дорогому мальчику, что-либо важное, но это будет отделять нас друг от друга в течение четырех или пяти ночей.

- Да? И это правильно? А что случится, если вы позволите мне хоть разок войти в ту прелестную пещеру удовольствия?
- Нет, нет, невозможно! мой дорогой Чарли, абсолютно невозможно! Это причинило бы мне очень большой ущерб, да и вам также. Давайте лучше успокоимся. Скоро мне снова станет хорошо, чтобы как и прежде приходить и обнимать вас.
- Ничего себе! Как же мнре выдержать вашу неявку целых пять ночей? Я сойду с ума от желания и с трудом сдерживаюсь... - Чувствуете, как он растёт и страстно жаждет свою любимую партнёршу?
Её мягкая и нежная рука ласкает его. Я вздумал, было, предпринять что-нибудь неожиданное, но она опережает меня:
- Нет, Чарльз, я серьезно... Вам не следует пытаться насиловать меня... Иначе я никогда снова не приду к вам.

Я вижу, что она искренна, и, надувшись, бросаюсь на кровать.
- Ну же, мой дорогой Чарли, будьте благоразумным, и я приложу все усилия, чтобы дать вам некоторое удовлетворение. Повернитесь-ка на спину - так. Я останусь на полу и стану на колени под прямым углом к вам, чтобы вы не смогли попытаться тронуть меня там. Вот так, дорогой малыш.
Потом берёт мой дрекол в свою мягкую руку и нежно двигает ею вверх и вниз; но вот, внезапно остановившись, берёт его себе в рот, всасывая столько, сколько может войти, и языком щекочет головку, в то время как одной рукой дрочит в подножии моего дрекола, а другой мягко перебирает мои два затвердевших стручка. Редкими паузами она продлевает удовольствие, и наконец, ощутив электрически-подобное приближение конца, ускоряет своё движение, и я выливаю ей в рот поток спермы. Она продолжает свое восхитительное всасывание до тех пор, пока больше ничего не остаётся глотать.

Это первый раз, когда гамаюшат меня, но не последний. Даже когда у неё не было течки, мы взаимно гамаюшили друг друга, и она сама повторила вторила мне, интенсивно вознаграждая восхитительным введением пальца сзади в то время как гамаюшила меня. Ныне же, когда она таким образом до предела снизила мой чувственный аппетит, она любовно обнимает меня и оставляет в прекрасной дремоте.
Конечно, четырехдневная передышка (за исключением двух слишком мимолетных визитов, "чтобы охладить меня", как она говорила) поворачивала всё к выгоде моих сестер, которых я ебу и дрочу к их предельному удовольствию и восхищению.
Таким образом проходит приблизительно четыре месяца. Мисс Ивлин становится прекрасным знатоком восхитительных тайн любви; но, хотя я и пытался насладиться также и отверстием сзади храма Венеры, мой член оказывается слишком большим и причиняет слишком много боли, чтобы вдоволь преуспеть, так что я остаюсь преданным поклонником в более законном алтаре любви.