Огромный грязно-желтый паровоз один за другим выбрасывал в жаркое знойно-голубое перуанское небо черные дымовые шары пока рука дежурного в чистой белой перчатке, подавая сигнал, не дернула шнурок колокола. Локомотив радостно ответил резким гудком, выбросив вверх тугую молочно-белую струю. Зашипели, затрещали механизмы, скрипя сдвинулись с места большущие стальные колеса. Напрягая котел и мелко дрожа, паровоз метнул по сторонам обжигающие клубы раскаленного пара и потянул за собой шестерку вагонов. От напряжения затряслась вся станция: от гвоздей на закопченных шпалах до блестящего вертлявого флюгера на высоком шпиле.
В небольшой гостинице в здании вокзала отчаянно заскрипели доски и звонко зазвенела, прыгающая вместе со столом, посуда. От этой какофонии Мария Кастадос открыла глаза и тут же сладко зевнула – ее разбудили в самой середине приятного сна. Прямо перед ее взором оказался темный торчащий вверх сосочек коричневокожей Паолы. Хитро улыбнувшись Мария потянулась к нему язычком.
Два обнаженных девичьих тела сплелись на узкой белоснежной кровати возле распахнутого настеж окна. Паола Муньес, жилистая, туго увитая придающими ее фигуре известную пикантность бугорками мышц, метиска не спала и ласково поглядела на озорничающую подругу. Мария, стройная бледнокожая креолка лишь радостно улыбнулась в ответ и, охватив грудь партнерши ладонью, втянула губами ее быстро твердеющий сосок. Паола, как оказалось, ничего не имела против, и даже, откинув голову назад, закусила от наслаждения алую губку. Своей рукой она принялась ласкать другую грудь, крутить и теребить выступающий сосочек. Ладонь креолки нырнула в лоно партнерши, и та послушно развела ноги, поддалась вперед, насаживаясь на тонкие пальчики пламенеющей вагиной. Имитируя фрикции мужского члена, Мария принялась раз за разом погружать их в стремительно наполняющееся соком тело любовницы. Метиска сладостно застонала. Белокожая озорница потянулась наверх и губы девушек встретились, слились в поцелуе. Сначала аккуратном, нежном. Затем все более и более горячем: с мелькающими туда-сюда языками, измазываемой по щекам слюной. Счастливо улыбаясь, креолка поднялась, потянулась к лежащей у изголовья кровати сумке. В ее руке оказался отполированный блестящий фаллос из слоновой кости: пикантный сувенир из Японии. Паола согласно кивнула. Развернулась, спустила ноги с кровати, откинулась назад, открывая партнерше блестящую от сока промежность. Бледная гладкая головка искусственного члена без малейшего сопротивления нырнула в теплое озеро девичьей вагины. Утонула в нем. Утянула следом длинный изогнутый ствол. Мягкий язычок Марии прильнул к каменно твердому клитору любовницы, закружился, заскользил по нему. Метиска извивалась всем телом и просто рычала от удовольствия. Чувствуя соленый приятный вкус партнерши, креолка сходила с ума и двигала, двигала, двигала костяным фаллосом, представляя, как в нее саму врывается крепкий мужской член, втягивая на входе и выворачивая на пути обратно полные налитые кровью половые губы…
Мария Кастадос, младшая дочь Хуана Кастадоса, медленно, но неуклонно разоряющегося владельца гасиенды в окресностях Дуранго, за последние семь лет научилась доставлять удовольствие женщинам. Научилась получать его сама. Но, однако, она не была убежденной лесбиянкой. Скорее вынужденной. Как любая женщина, она страстно хотела мужчину. Но в монастыре Святой Беатрисы, куда ее в возрасте пятнадцати лет отдали на воспитание консервативные до неприличия родители, строгие воспитательницы прочно, на уровне инстинкта, внушили ей стойкое недоверие к мужскому полу. Согласно тому, что учителя называли «классическим католическим воспитанием», каждый представитель сильного пола суть суккуб, орудие сатаны. Даже те, которые слывут праведниками, в душе своей все равно несут дьявола. Поэтому перед светлыми очами Господа честной деве следует предстать не оскверненной касанием мужчины. Впрочем, все это ничуть не мешало монахиням во главе с матерью-настоятельницей предаваться непрекращающемуся женоложству. Считалось, что это поможет «чистым девам» устоять перед искусом посягающих на них демонов. Юную Марию, едва она появилась, забрала к себе для «личных бесед» сестра Августа, полная жизнерадостная женщина тридцати с небольшим лет. Она стала ее первой любовницей. Наивная девушка открыла в своем теле доселе ей неизвестные области. Удовольствие, научила ее заботливая воспитательница, можно получать часами. В ход дозволительно пускать все: язык, пальцы, ладони, стопы, груди. Даже волосы. Каждая клеточка на теле женщины обладает чувствительностью. Той, либо иной. И так же как на клавесине, на этих клеточкам можно сыграть неповторимую гамму. Вскоре заботливая сестра взяла себе новую ученицу, а изучившая азы науки любви Мария, принялась энергично совершенствоваться в этом тонком искусстве. Послушницы и монахини менялись партнершами, ревновали, влюблялись, насиловали друг друга. Жаркие вожделенные стоны изредка прерывались на сон и молитвы. В находящемся в голой прерии монастыре не было посторонних. Сюда не приходили окрестные крестьяне, не приезжали родители девушек. Строгий устав оставлял происходящее за плотно закрытыми дверями.
И все же прогресс, от которого семья Кастадос спрятала свою взрослеющую дочь, неумолимо добирался до самых отдаленных уголков земли. На дворе был тридцать третий год двадцатого века, Мексиканскому правительству срочно потребовалась тюрьма для убийц (из гуманных, естественно, соображений: раньше-то их просто вешали на площадях). И грязный, изрыгающий клубы вонючего дыма глазастый грузовичок в один прекрасный день забрал монашек Святой Беатрисы из закрытого по решению курии монастыря.
Сан-Антонио-де-ла-Рио, маленькая железнодорожная станция в богом зыбытом углу Мексики, стала для Марии окном в Большой мир. Вид грохочущего паровоза, наряду с обилием вокруг нарядных мужчин с недвусмысленным интересом поглядывающих на юную миловидную монашенку перевернул ее жизнь. Девушка не продолжила путь вместе с сестрами в новую обитель, а в тайне обменяв едва надетую рясу на изодранное платье крестьянки, а небольшой посеребренный крестик на яркий железнодорожный билет умчалась на страшно ревущем поезде к своему неясному, но, наверняка, яркому будущему.
В вагоне-салоне было много народу. Мужчины и женщины. Разговаривали, смеялись, галантно целовали ручки. Перемещались, поигрывая тонкими прозрачными бокалами, снова заводили беседы. Звучал джаз: высокий негр в белом костюме смешно раздувал щеки, извлекая переливающиеся звуки из своей странно изогнутой медной трубы. Ему аплодировали. Широко распахнутыми глазами смотрела наивная девушка на яркий и шумный праздник жизни. На нее, робкую глупышку в старой невзрачной одежде, не обращали внимания, но она уже ощущала свою причастность к происходящему, чувствовала себя частью этого мира.
Когда она возвращалась в свой вагон, встречные мужчины не раз и не два бросали в ее сторону весьма плотоядные взоры, но напуганная глупышка мигом проносилась мимо. Хотя, в этот момент ничего ей ни хотелось так сильно, как отдаться внезапно возникшему порыву, нырнуть с головой в водоворот страсти. Внезапно взгляд Марии встретился с устремленными на нее небесно-голобыми глазами суровой, явно уверенной в своей силе женщины. Женщин бывшая монашка не боялась. Их она научилась понимать. Слова здесь не требовались. На немое предложение последовало безмолвное согласие…
Тело незнакомки приятно пахло смесью имбиря и весенних цветов. Даже там, среди черного курчавого треугольничка, промеж алых широко распахнутых в нетерпеливом ожидании малых половых губ. Мария потянулась языком к призывно выступающей пуговке клитора. Окружила ее, втянула губами, прикусила несильно. Женщина сладостно застонала. Раскрасневшаяся от возбуждения девушка прильнула лицом к пламенеющей промежности партнерши, погрузилась в истекающее соком лоно. Захлебываясь ныряла снова и снова. Всплывала на поверхность, устремлялась к затвердевшему клитору. Острым кончиком языка выписывала литеры. От A до Z, от заглавной, до прописной…
Резкая судорога согнула тело незнакомки – она кончила. Кончила резко, бурно, неукротимо. Грудь женщины тяжело вздымалась, в глазах стояли счастливые слезы. Она подняла измазанное, блестящее от обильно излившегося сока лицо девушки, притянула к себе, принялась покрывать поцелуями. Млеющая от ласки Мария плотно прижалась к разгоряченному телу любовницы, надавила лобком о ее бедро, повела тазом, вдавливаясь в него. Незнакомка не отпускала партнершу, а вчерашняя монашенка уже кончала. Извивалась в крепких объятьях, прижималась плотнее, отвечала на поцелуи и кончала, кончала, кончала…
Они познакомились: женщину звали Кларой фон Клозвиц. Вот уже три года немка работала в Нью-Йорке в большом историческом музее и, пожиная плоды эмансипации, разъезжала по всему миру вместе с археологическими экспедициями.
Две недели провели неистовые любовницы возле большой полуразрушенной пирамиды в густых непроходимых джунглях Юкатана. Марию, которая теперь именовалась стажером, история древней культуры кровожадных майя интересовала гораздо меньше содержимого широких мужских штанов партнерши. Да и сама Клара, отдавшись нахлынувшей страсти, далеко не столько времени, сколь требовалось, проводила среди раскопов.
Спустя месяц дочь мексиканского дворянина оказалась в Соединенных Штатах. Джон Стуман, забавный толстячок профессор, благоволил целеустремленной Кларе и с готовностью поддержал ее протеже. Мария стала сотрудником исторического музея. Весьма консервативному профессору претила распущенность современной молодежи (а к этой категории он относил всех не достигших пятидесятилетия), и суровому старческому сердцу бальзамом на раны пролилась чисто женская дружба подчиненных. О том, что разгоряченным девчонкам в постели мужское начало заменял «нефритовый стержень», который Клара совсем недавно привезла из поездки в Японию, он не мог и помыслить.
Партнерши придавались любовным играм везде, где только могли остаться наедине. Среди обломков Великого Рима, на виду бесстыдно пялившихся фараонов, между могучими ассирийскими барельефами. Иногда даже не успевали раздеться, настолько сжигала их души взаимная страсть. С черноокой порывистой Паолой Марию познакомила любовница. Синьорита Муньес обучалась в Гарварде, специализировалась на истории исчезнувших американских цивилизаций и мечтала ездить в экспедиции, подобно независимой немке. Раньше, до появления юной креолки, они, поняла девушка, делили одну кровать. Но ревности метиска не высказывала, и вскоре, после отъезда Клары за очередными древностями, даже пригласила соперницу «на чашечку кофе».
Так гладкий костянной фаллос впервые погрузился в коричневое лоно Паолы. Если Клара, отметила про себя Мария, не любила искусственные предметы, предпочитая язык или пальцы, а «нефритовый стержень» приобрела исключительно для партнерши, то пылкая метиска не могла достигнуть оргазма без помещения вовнутрь нее мужского орудия. Причем, анальный секс доставлял проказнице не меньшее удовольствие, чем традиционный.
После очередной страстной ночи, когда запыхавшиеся, покрытой испариной партнерши в бессилии откинулись на широкой кровати в квартире отсутствующей Клары, Паола поведала любовнице историю, которая спустя месяц и привела девушек в предгорья перуанских Анд.
