за его спиной, одновременно с этим движением руки всем телом прижался к голому Никите сзади, - всё это произошло практически одновременно: Никита почувствовал спереди чужую ладонь на своём чуть обмякшем - слегка потерявшем упругость - члене, а сзади в его ягодицы упёрлось что-то твёрдое, словно скалка, и вместе с тем горячее, как утюг... это "что-то" - ощутимо твёрдое, липко-горячее - влажно скользнув по ложбинке между ягодицами, давяще упёрлось в расщелину сомкнутых ягодиц аккурат напротив ануса, и Никита, в то же мгновение инстинктивно дёрнувшись всем телом вперёд, освобождаясь от обхватившей член чужой ладони, рывком перевернулся в постели на другой бок - развернулся лицом к тому, кто был сзади...
- Я думал, ты спишь... привет! - глядя Никите в глаза, как-то удивительно легко и оттого совершенно естественно проговорил... Андрей? Кажется, так... да, точно! Парня, лежащего рядом, звали Андреем - он был на свадьбе Игоря свидетелем, то есть дружком, и Никита вчера в кафе даже называл его пору раз по-свойски Андрюхой... точно! "Привет!"... парень по имени Андрюха сказал это так, как если бы в том, что они сейчас лежали в одной постели совершенно голые, не было ничего ни необычного, ни странного... сказал - и, весело глядя Никите в глаза, так же легко и естественно, как сказал, легко и естественно улыбнулся, непонятно чему радуясь.
- Привет... - отозвался Никита, невольно попадая под влияние той лёгкости, что исходила от лежащего напротив Андрея... он проговорил свой ответный "привет" скорее автоматически, чем осмысленно, при этом взгляд Никитин непреднамеренно - так же невольно, как "привет" - скользнул вниз, и Никита... на какой-то миг Никита оторопел - не испугался и даже не смутился, а именно оторопел: член у Андрея, длинный и толстый, откровенно дыбился, стоял, багрово залупившись влажной сочной головкой... е-моё! Никита, торопливо отводя взгляд от возбужденного члена, снова посмотрел Андрею в глаза, не зная, как на всё это реагировать - что делать... они, оба голые, лежали в постели друг против друга на расстоянии считанных сантиметров, и Андрей был при этом неприкрыто - нескрываемо - возбуждён, то есть член у него не просто стоял, а стоял как-то слишком вызывающе, почти агрессивно... как на это надо было реагировать?
- Что... сильно болит голова? - глядя на Никиту, участливо проговорил Андрей, и снова у него это вышло-получилось удивительно естественно... кажется, Андрея ничуть не напрягало - совершенно не смущало - что они оба лежат голые, что члены у них у обоих возбуждённо стоят, что всего лишь какую-то минуту назад он, Андрей, своим клейко залупившимся стояком беззастенчиво тыкался Никите в ягодицы, наверняка думая, что Никита спит... не было ни в голосе Андрея, ни в его взгляде ни малейшего напряга, и это было для Никиты одновременно и непонятно, и странно... почему они голые?
- Ну... болит немного, - отозвался Никита, усилием воли удерживая себя оттого, чтоб не скользнуть своим взглядом снова вниз.
- Есть пиво... но лучше, наверное, я заварю сейчас крепкий чай... да? - Андрей, говоря это, чуть подался телом вперёд, одновременно касаясь ладонью Никитиного бедра. - Чай будет лучше... или ты как?
Андрей, лежащий на боку, подался вперёд - к лежащему на боку Никите - совсем немного, но даже этого ничтожно малого движения оказалось вполне достаточно, чтоб Никита почувствовал, как в живот его горячей твёрдостью упёрся напряженный Андреев член... при этом рука Андрея, скользнувшая по бедру, раскрытой ладонью легла на Никитину ягодицу, сочно наполнившись упругой мякотью, - вдавливая ладонь в Никитину задницу, Андрей уверенно потянул Никиту на себя...
- Ты чего... - торопливо отстраняясь, Никита судорожно дёрнул назад задом, одновременно сбрасывая с себя руку Андрея. - Ты чего, блин?!
- В смысле? - Андрей на мгновение замер, и во взгляде его, устремленном на Никиту, мелькнуло лёгкое недоумение.
Секунду-другую, не отрываясь, они смотрели друг другу в глаза, словно стараясь таким образом друг про друга что-то понять... нет, Никита не испугался - во взгляде Никиты не было ни страха, ни смятения, и вместе с тем Андрей не мог не почувствовать, что Никита, резко отстраняясь, отодвигаясь в сторону, совершенно искренен в этом своём движении, - уворачиваясь от объятий, Никита не играл в непонимание, не набивал себе цену, а действительно - на самом деле! - не понимал, чего он, Андрей, от него хочет, и это неподдельное непонимание со стороны Никиты было совершенно непонятно Андрею, - какое-то время они молча, вопрошающе смотрели друг другу в глаза... наконец, хмыкнув, Андрей первым нарушил молчание - проговорил, с улыбкой глядя на Никиту:
- Интересно получается... ты чего, Никита? Что-то не так?
- Ты сам... сам ты "не так"! Чего ты... чего ты меня лапаешь? - отозвался Никита, никак не реагируя на улыбку Андрея - глядя с недоумением Андрею в глаза... и слово это - слово "лапаешь" - он проговорил отстранено, без той специфической интонации, какая обычно сопровождает все слова-выражения, так или иначе связанные с сексуальным контекстом; Никита спросил "ты чего меня лапаешь?" с той интонацией полной душевной невовлеченности в суть происходящего, с какой он мог бы спросить "а какая сегодня погода в Африке?" - притом что ни сегодня, ни в обозримом будущем путешествие в Африку ему явно не грозило.
Впрочем, в том, что, проснувшись голым в одной постели с парнем, тоже голым, тут же столкнувшись с явно не индифферентным вниманием со стороны этого парня к себе, Никита всё ещё не мог со всей определённостью уразуметь, ч т о и м е н н о подобная ситуация может означать-значить, тоже ничего удивительного не было; парни бывают разные... есть парни, и их немало, которые в любом жесте, в любом слове или взгляде, чуть отклонившемся "в сторону", с легкостью готовы тут же видеть некую двусмысленность, намёк, гомосексуальную подоплёку, - такие пацаны, как это принято говорить, сексуально озабочены, и озабочены они в немалой степени именно в плане однополого траха, даже если сами в такой вполне объяснимой и совершенно естественной озабоченности они ни себе, ни другим не признаются; и есть пацаны, которые в этом направлении явно не догоняют, - такие пацаны, даже сталкиваясь пусть с не явным, но вполне определённым сексуальным интересом в свой адрес, до последнего не допускают мысли, что всё это вполне реально - более чем возможно... именно к таким пацанам - явно не догоняющим в плане секса однополого - и относился Никита.
Никите было шестнадцать лет, он учился в одиннадцатом классе, и он не был ни наивным, ни глупым; наоборот, Никита был парнем весёлым, открытым, компанейским... более того, Никита не был девственником, и хотя его сексуальный опыт был ничтожно мал, тем не менее э т о в его жизни уже произошло: летом, после десятого класса, будучи в деревне у родственников, Никита трахнул местную шмару, и хотя это случилось всего один раз, и хотя кончил при этом Никита как-то слишком быстро, толком не разобравшись в ощущениях, тем не менее... в шестнадцать лет многим парням даже такого мизерного опыта вполне достаточно, чтоб почувствовать себя - осознать -мужчинами в полном соответствии с бытующими на этот счет стереотипами! Одним словом, Никита был самым обычным парнем... ну, и какой гомосекс - при таком раскладе вкупе с явным отсутствием какой-либо интереса к однополой любви - мог Никиту волновать или, тем более, беспокоить? Все знают, что есть филармонии и там исполняется не попсовая музыка... но все ли испытывают хоть какое-то желание в эту самую филармонию сходить - симфоническую музыку послушать? Ясно, что не все. Для многих и филармонии, и та музыка, что там звучит - всё это находится за пределами их круга интересов, увлечений, предпочтений, то есть вне круга их жизней-существований, хотя знание о том, что филармонии существуют, есть, несомненно, у всех - у каждого... вот такое же точно отношение у Никиты было и к гомосексу: как кому-то