ПОДАРОК КО ДНЮ РОЖДЕНИЯ МАМЫ

Надо заметить, что я, как полный мудак, женился в 20 лет на первой же бабе, своей однокурснице, раздвинувшей для меня ляжки. Излишне говорить, что через пару лет эта женитьба окончилась полным крахом. Мама моя, кстати, не одобряла ни ту, ни мою последующую женитьбу, а точнее - мой выбор невест. Но будучи достаточно деликатной и интеллигентной женщиной, она только пожимала плечами, но ничего конкретного не предпринимала, оставляя меня со своим выбором и его последствиями.

Вспоминая мой первый брак, я всё же нахожу в нем и некоторые положительные моменты. Совершив страшную ошибку в выборе жены - как женщина она была, как выяснилось, просто никакая - я стал яростно исправлять её, стараясь ебать всё, что попадалось под руки. А попадались, бывало, и вполне приличные экземпляры, благодаря которым я в конце концов научился отличать настоящую, хорошую женщину от простого и бесполезного «мяса с дыркой». Приближалась, кстати, 100-летняя годовщина со дня рождения нашего [censored] вождя и учителя товарища Ленина - чтоб его из мавзолея черти, наконец, забрали - и вся страна готовилась к этой дате (1970). Все принимали на себя торжественные обязательства, и мы с приятелем тоже приняли обязательство: выебать к годовщине по сто баб. Он, кажется, даже перевыполнил план, а вот я чуть оплошал...

За это мне – наверное, единственному жителю СССР! - не дали юбилейной медали. Хотя формальное основание для этого было другое - по доносу той, моей первой жены мне пришили «аморалку» и выгнали с работы аккурат в тот момент, когда составляли списки на эту медаль. А на новой работе списки уже давно были составлены...
Разведясь с первой женой и оказавшись на распутьи, я немного растерялся. Но у меня оказались мудрые друзья, которые объяснили мне, что жениться надо не по-глупому, т.е. не «по любви», а по расчёту. Самый же верный расчёт - это жениться на «московском папе», точнее на дочке какого-нибудь большого московского начальника, со связями, квартирой, госдачей, машиной, спецраспределителем и прочими благами. При этом мне популярно объяснили, что «папина дочка» вовсе и не должна быть нивесть какой красавицей, потому что красавиц вокруг - пруд пруди! Всё-то у них есть, а вот «папы с мохнатой лапой» нету! К моему удивлению решить эту задачу оказалось делом не слишком трудным.

В свои 27 лет я наконец твёрдо усвоил, что не следует смешивать женитьбу и свои сексуальные интересы. При некоторой внешней схожести это всё-таки вещи весьма отличные по своей сути. Во второй раз я уже был умнее и женился именно «по расчёту». Мой выбор был почти безупречен - моя невеста заканчивала МГИМО и имела не только московскую прописку (существенный плюс для выходца из Ленинграда), но даже собственную (!) прелестную однокомнатную квартирку в «цековском» кирпичном доме в тихом переулке в районе Плющихи. Наше «семейное гнёздышко» ей устроил её папаша - ба-а-альшая цековская шишка. До этого он много лет не вылезал из-за границы, находясь на высших должностях в ряде советских посольств. Но ему этого было мало, ему хотелось совсем другого: быть при власти, «в Центре».

Даже достигнутое в результате загранработы фантастическое (по тем временам) благосостояние оставляло его вполне равнодушным. Все дни он ходил в одних и тех же пошитых в «цековском» ателье мешковатых тёмных костюмах. Зато его семейство - жена и особенно две его дочери - просто купались во всей этой роскоши. Ну, и естественно, что мне очень хотелось самому отщипнуть кусочек от этого жирного пирога.


Нельзя сказать, что моя молодая жена была такая уж совсем некрасивая; нет, она была вполне обычная московская девушка, только что разве крайне избалованная. И - в папашу - весьма своенравная. Она и замуж-то вышла за меня по принципу: «А я вот так хочу и всё!», хотя, как я позже узнал, её активно отговаривали от этого шага и друзья, и родители; для них я был «без роду, без племени», а точнее без влиятельных родственников в «высших сферах». Мне-то это было без разницы. Ведь главное было то, что, благодаря этой женитьбе, я «попал в обойму». Нужно было лишь потерпеть годок-другой, а там, глядишь, и в Вену, в международный филиал нашего института. Ах, Вена! Город шницелей и штруделей, цветов и вальсов Штрауса! «Дунай голубой, па-пам, па-пам, вдвоём мы с тобой, па-пам, па-пам...» Тихо, комфортно, красиво - да, что говорить! В таком городе пожить годков пять можно даже, ей-богу, с партнёршей гораздо менее симпатичной и более своенравной, чем моя жена.

А пока что я числился «научным сотрудником» в престижнейшем академическом институте, где занимался (для виду, как и почти все остальные) какими-то химерическими, никому не нужными «проектами-отчётами», появляясь в институте не чаще трёх раз в неделю. Зато каждый раз, когда в коридоре или в вестибюле я сталкивался с нашим «Директором», тот неизменно расплывался в улыбке, здоровался за ручку, непременно справлялся о здоровье моего тестя и просил «передавать сердечный привет уважаемому Андрею Петровичу». Что я и делал, когда такая возможность предоставлялась за редкими «семейными обедами». Нечего и говорить, что если бы не тесть, меня бы близко не подпустили к этому учреждению. Собственно, на это у меня и был расчёт, а иначе чего было «огород городить»? Своё новое привилегированное положение я использовал на все сто процентов, включая довольно частые - практически по моему желанию - «командировки» в родной Питер. На этот раз у меня был более чем благовидный повод - день рождения моей мамы: ей исполнялось 49 лет. Жена моя отъехала на трёхмесячную стажировку в ФРГ и я, позвонив для приличия своей тёще, сказал, что еду в Ленинград «в командировку, а заодно и поздравлю маму с днём рождения».

В огромной роскошной квартире родителей моей жены была отдельная большая комната превращённая в кладовку: там были штабелями - от пола до потолка - сложены всевозможные коробки явно «заграничного» происхождения. В основном они были не распакованные, а некоторые даже хранили свой первоначальный подарочный вид. Все они были куплены и фирменно завернуты в явно дорогих магазинах; я это понимал совершенно точно. Погужеваться там было бы здрово, но опасно: теща держала эту комнату под замком, да и мне самому удалось лишь пару раз случайно заглянуть туда краем глаза. На этот раз теща повела меня в эту уникальную кладовку сама, при мне открыла дверь и, недолго выбирая, протянула мне очень красивую, но лёгкую коробку. На оберточной бумаге было явно видно слово Damen, из чего я заключил, что там должен находиться какой-то предмет женского туалета - блузка, косынка, шарф или ещё что-нибудь в этом роде. «Вот, возьми - это от нас подарок твоей матери». Я вежливо поблагодарил, подумав про себя: «Хорош подарок: по принципу - на тебе Боже, что нам негоже…»

От себя я захватил большую бутыль (0,7 литра) дорогого французского коньяка (тоже подарок тестя, который я берёг «до лучших времён») и одну из шикарных коробок конфет, всегда находившихся в нашем доме. Кто, когда и кому дарил их - а может быть папаша сам скупал их за копейки в цековском закрытом буфете - я не знаю. Хорошо было в то время быть большим цековским начальником: пока ты был во власти все тебя «обожали» и почитали за честь всучить тебе какой-нибудь подарок, причём желательно подороже.

Конечно, всегда было приятно повидать маму, а в её день рождения и подавно. Но всё же главное было - попасть снова в Питер, подальше от глаз своих новых московских родственников и знакомых, навестить старых друзей и - кто знает! - может быть удалось бы завести небольшой, эдак на недельку, но зато бурный «роман с любовью» с какой-нибудь не слишком требовательной петербурской красоткой. На этот случай я даже запасся небольшим флакончиком хороших французских духов - вдруг пригодятся? Но тут надо было держать ухо вострό: прокол в моей ситуации был бы смерти подобен.

Я помню, как, вскоре после женитьбы, я впервые попал на дачу к родителям жены. Дело было летом, был какой-то праздник с большим количеством гостей. Жена моя их всех знала, а я - практически никого. Вернее до тех пор пока не познакомился с одной мамзелью усиленно строившей мне глазки. Как говорится «печки-бабочки», «слово за слово, хуем по столу»... Танцы-шманцы, обжиманцы, или - используя модную тогда космическую терминологию - «затанцовка-зацеловка-стыковка»... Только я было начал повнимательнее изучать расположение отдалённых дачных комнат с целью более детального ознакомления с анатомическими особенностями моей новоявленной знакомой, как вдруг - буквально из-под земли! - на моём пути возникла мрачная (а он ВСЕГДА был мрачным!) фигура моего тестя. «Ты, это, зятёк, не очень... с этой шалавой... Ещё раз вас вместе увижу... Гляди...» Это было сказано таким тоном, что моя пипка из туго надутого воздушного шарика в момент превратилась в то, что от этого шарика остаётся, когда его прокалывают булавкой. После чего я понял: этот номер, по крайней мере в Москве, для меня может оказаться действительно смертельным. В конце концов - одной пиздой больше, одной меньше, какая разница? А «венские шницеля» - это уже серьёзно.

Короче, вот я в Питере, у мамы, в её уютной и чистенькой однокомнатной квартирке, и впереди целая неделя «командировки»! Свобода-бля, свобода-бля, свобода! Гуляй, Вася! Вернее - Володя. «Вовулечка, сыночек! Как я по тебе соскучилась!» Мама кинулась мне на шею, обдав каким-то своим особенным, с раннего детства знакомым ароматом, и крепко поцеловала несколько раз в щёки и в губы. То ли от того, что я уже больше месяца вёл монашеский образ жизни, то ли ещё почему-то, но этот мамин вкусный поцелуй в губы отозвался каким-то странным образом - моя пипка самопроизвольно вздрогнула, и я как-то даже смутился. Да, конечно, это была моя мама, но объективно она была по-прежнему весьма привлекательной женщиной, следившей за своей фигурой и внешним видом. Собственно она всегда была такой, сколько я себя помню. По профессии она была драматической актрисой. Говорят, что в ранней молодости подавала большие надежды, но выйдя рано замуж, в основном, посвятила себя семье - мужу и сыну, т.е. мне, продолжая, правда, оставаться в театре на вторых ролях.

Однако то ли её профессия и обстановка театра, то ли её природные качества обусловили то, что моя мама всегда была подтянутой, элегантной и объективно очень привлекательной женщиной. Конечно, к сорока годам она чуть пополнела, что, на мой взгляд, только добавило «интересности» к её облику. Я, во всяком случае, никогда не видел её «растетёхой» - нечесанной, неряшливо одетой, и т.д. Даже скоропостижная смерть отца (он умер три года назад, до этого практически никогда не болея) не слишком отразилась на мамином внешнем облике. Вот только образ жизни её резко изменился: она практически никуда не выходила, редко-редко встречалась с какими-то дальними родственниками, и буквально на глазах молодела и оживала, когда я приезжал навестить её. Вот и сейчас она встретила меня «в полном параде», причёсанная, надушенная, в очень элегантном костюме - узкая юбка и жакет в талию - а главное с накрытым столом, уставленным моими любимыми явствами. Кулинарка, кстати, она была отменная.

[Только в этот момент я почувствовал, насколько зажат и неестественнен я был всё это последнее время. Мне всё время приходилось что-то «изображать» - то заинтересованного научного работника, то образцового зятя, то внимательного мужа. Последнее, кстати, было особенно мучительно. Как выяснилось, после женитьбы моя молодая жена, в отличие от первых месяцев нашего бурного романа «с джигитовкой, фейерверком, водной пантомимой, еблей и стрельбой», как-то сексуально поостыла и снова стала больше интересоваться своими институтскими подругами и друзьями, чем собственным мужем. Я же не слишком расстраивался по этому поводу; мне так даже было и спокойнее. Но всё же, время от времени мне хотелось ебаться, и иногда мне всё-таки приходилось упрашивать и уговаривать свою жену, которая, казалось, начала забывать о своих супружеских обязанностях. Все они теперь сводились, в основном, к банальным «поршневым движениям» в «стандартной позе» - она «даёт», а я сверху - причём больше всего её заботило, чтобы я не забывал про презерватив (чего я до неё принципиально не признавал!). Про какие-то сексуальные разнообразия, излишества и тонкости я и подумать не мог.

Как-то раз я тактично напомнил ей, что раньше она довольно охотно делала мне минет, и мне казалось что это ей нравилось. На это она довольно сухо заметила, что ей это «вообще-то никогда не нравилось», а делала она это, исключительно уступая моим настойчивым требованиям, «и к тому же это не очень гигиенично». Вот так.]

...И вот напротив меня моя мама - такая родная, приветливая, улыбающаяся и, чёрт возьми, привлекательная, да, очень привлекательная! Где-то глубоко внутри промелькнула мысль: «А ведь наверное кто-то ебёт её и не нарадуется!» Но это было так, мимолётно... всё же - мама... Потом я даже задал ей вопрос: «Мам, а у тебя есть какой-нибудь ... друг... или вообще?» Она как-то помрачнела и заметила грустно: «Да, ну их... Был один, а лучше бы его и не было... Лучше совсем без мужиков, чем с таким. Такого как наш папанечка мне уж не найти. Вот если бы мне такого молодца как ты - это было бы здрово!» На последней фразе она заулыбалась, а потом грустно добавила: «Ну, а для таких как ты я уже старая...» Я принялся энергично возражать: «Да, ты что!

Тебе же только 49 - вся жизнь впереди! Да, и вообще ты женщина хоть куда!» Она как-то печально улыбнулась: «Это правда? Или ты просто хочешь мне приятное сделать?» «Мамуля, слушай, я тебе признаюсь - у меня у самого не так давно была женщина, ну, может чуть только моложе тебя. Это же симфония! Клубника со сливками! Ничего лучше у меня никогда не было. Всем этим малолеткам-сыроежкам она сто очков вперед даст!» «Ну, и почему же вы расстались?» «Так ведь у неё муж, семья... И потом она, я чувствую, стала влюбляться и преследовать меня, а это уже пахло катастрофой. А жалко! Я до сих пор вспоминаю её роскошные полные бёдра... Ой, прости...» «Как у меня?» - вдруг спросила мама улыбаясь. «Д-да... примерно...», промямлил я пристыжённо. Надо было срочно исправлять ситуацию. Я налил по полному бокалу коньяка и предложил очередной тост. Мы выпили раз, выпили другой.

Мама раскраснелась, я сам расслабился. Начал рассказывать разные смешные истории, постепенно перейдя на откровенно сексуальные анекдоты. Мама громко и от всей души хохотала. Мне это было так приятно! Когда я пытался рассказывать их своей жене, она почти всегда морщилась и говорила: «Какая гадость... Неужели тебе это может нравиться?»
В каком-то анекдоте почему-то (сейчас не помню) зашла речь о короткой юбке, из под которой соблазнительно виднелись женские бёдра повыше чулок. «Это что - вот так, что ли?» - мама, заразительно хохоча, приподняла юбку, так что я увидел край её чулок и немного того, что было выше. Почему-то меня это тоже ужасно развеселило, и мы вместе долго смеялись, утирая слёзы. Выпили мы уже к этому времени больше пол-бутылки.

«Мама, я же тебе подарок от тёщи привёз! Совсем забыл про него. Правда, я не знаю что там, коробка так красиво запечатана, прямо из заграничного магазина. Ты сама открой.» Мама осторожно распечатала упаковку, и я увидел на красивой фирменной коробке название магазина и слова типа «дамское бельё». Теперь стало ясно почему она такая объемная, но лёгкая. Удержать маму было уже невозможно. Она вскрыла коробку и ... мы оба ахнули: внутри был аккуратно уложен полный комплект супершикарного женского нижнего белья - чулки, трусики, лифчик, поясок с резинками и даже кружевной пеньюар. Всё это было непередаваемо-нежнейшего телесного цвета, с кружевами и, как мне показалось, очень прозрачное по фактуре. После огромного количества охов и ахов, мама вдруг сказала «Не дождусь пока я смогу эту всю красоту примерить». «А ты сейчас примерь - чего ждать?» Мой собственный голос прозвучал как-то неожиданно для меня. Задумавшись на секунду, мама сказала: «А, действительно - чего ждать?» «Это было бы нечестно, мам, я привёз тебе такую красоту и это увидит кто-то, а не я. Так даже несправедливо!»

Всё это произносилось в якобы шутливом тоне, но я не мог не отметить, что всё это становилось действительно более и более, гм, «интересно». Я чисто автоматически ощутил хорошо известный всем прилив неясного ещё сексуального возбуждения.
Мама решительно сказала: «Так, садись-ка ты, дружок, на диван, а я пойду к шкафу и быстренько всё примерю». У мамы была стандартная однокомнатная квартира «с альковом», т.е. комната по форме была похоже на букву «Г», где в основании был этот самый «альков». Там стояла мамина кровать и платяной шкаф с большим зеркалом. Диван же был расположен в «гостиной» части комнаты и шкафа с дивана видно не было. Я послушно сел на диван и ... вдруг увидел, что в зеркальном серванте, стоявшем напротив, я вижу часть маминой фигуры со спины. Мама уже сняла жакет и блузку и стала снимать юбку. Это уже стало не просто интересно, а ОЧЕНЬ интересно.

Ничего не подозревая, не отрываясь глядя на разложенные на кровати рядом предметы роскошного гарнитура, мама раздевалась так как если бы она была одна в комнате. По усиливающийся стук сердца я увидел как мама расстегнула лифчик и её полные, круглые и очень красивые груди чуть упали вниз под своей тяжестью. «Какие классные сиськи! Хорошо бы их было помять как следует...» - подумал я про себя чисто автоматически. А мама продолжала раздеваться. Она быстро стащила с себя простые хлопчатобумажные белые трусики и... я снова увидел (впервые за последние примерно 20 с лишним лет!) мамину полную круглую попу. (У меня молнией проявилось давнее детское воспоминание: в одной нашей комнате, где мы когда-то жили, укрыться было практически невозможно. Поэтому мама всегда переодевалась стоя в углу, повернувшись ко мне спиной.

Сначало мне было безразлично, потом я начал проявлять интерес, но мама заметила его и прекратила делать это при мне. Хотя сейчас я вдруг точно вспомнил, что мне при этом ужасно хотелось увидеть - а что же у неё там спереди? «Вид сзади» я тогда изучил досконально, и он мне очень нравился.) Последнее, что сняла мама, были чулки с непритязательным поясом.

Голой совсем она была не больше двух-трёх секунд, а потом она стала постепенно и медленно одеваться в обратном порядке. Она так осторожно и бережно брала каждую деталь гарнитура, как будто боялась нечаянно уронить и разбить её как дорогой хрусталь. Надев потрясающе красивые чулки и пристегнув их резинками (вы замечали как изумительно волнующе изгибаются женщины, пристёгивая чулки к поясу?), мама вдруг, задумалась, открыла шкаф и снизу достала коробку с «парадными» лакированными туфлями на достаточно высоком каблуке. В туфлях её полные стройные ноги в чулках показались мне великолепными. Я смотрел на всё это не отрываясь, не обращая внимание на участившееся биение сердца.

[Не знаю как у вас, а у меня всегда сердце колотится, когда я вижу раздевающуюся прелестную женщину; ОСОБЕННО, когда она сама не знает, что за ней смотрят. Вуайеризм, скажете? Ну, а что тут плохого? Это же не педофилия!]

Весь процесс одевания был для меня крайне волнителен, хотя через отражение в небольшом зеркале серванта я видел его лишь фрагментарно. Но особенно меня потрясли трусики: они были не привычно облегающие (типа бикини), а по типу таких достаточно свободных коротких шортиков или «штанишек», которые по-французски называются culottes. Не знаю почему, но лично меня этот фасон возбуждает невероятно. Конечно, той ли, другой ли формы, а снимать их всё равно придётся. И тем не менее culottes, а особенно такие как только что одела мама - с шикарными кружевными вставками по бокам, мне страшно нравились. В завершение, мама одела пеньюар, который, честно говоря, не сильно скрывал что под ним надето. Но по-видимому он придавал маме некую уверенность, что она не «совсем раздетая».

Сияя, мама вышла из алькова и спросила «Ну, как?» И хотя уже имел некоторое представление, но увидев всё сразу, во всём великолепии, на расстоянии протянутой руки от себя, я не мог удержаться от возгласа искреннего восхищения: «Мамуля, это прекрасно! Я в жизни не видел такой потрясающе красивой женщины!» «Спасибо, дружочек, так приятно это слышать, хотя я понимаю, что стараешься просто сказать мне что-то приятное в такой день». «Нет, мама, нет! Ты действительно фантастически красива во всём этом! И День Рождения тут вовсе не причём». Мама снова повернулась к зеркалу и начал, как это делают все женщины в мире при примерке одежды, рассматривать себя с разных сторон. От этих поворотов пеньюар разлетался в стороны, и я смог мельком увидеть и достаточно прозрачный кружевной лифчик, под которым прекрасно угадывались коричневые бутоны сосков, и - наконец-то! - трусики-culottes, сквозь которые явственно обозначалась тёмная треугольная тень на лобке.

«Да-а, - не без гордости сказала мама - бедные, бедные мужички! Представляю, что бы с ними было если бы они увидели такое!» Она еще несколько раз повернулась туда-сюда, пару раз на секунду распахнув пеньюар. Наверное её самой нравилось видеть как выглядит на ней весь этот безумно сексуальный прикид - лифчик, трусики, пояс с чулками. «А что? И вправду хорошо!» Неожиданно для себя я вдруг совершенно искренне воскликнул: «Да, уж куда как хорошо! У меня вон ширинка чуть только не лопается!» Это была чистая правда: хуй у меня уже несколько минут стоял как каменный.

Мама сначала коротко засмеялась, и вдруг смутилась: «Ну, что ты такое говоришь! Мне даже стыдно слушать такое от взрослого сына... Хотя, с другой стороны, можно расценивать это как совершенно искренний комплимент... Если уж я тебя впечатлила, так уж наверно другие мужчины тоже бы не остались равнодушными...» Я понял, что прощён и скандала не будет, но всё-таки надо было быстренько выправлять ситуацию. Я подскочил к столу и снова наполнил коньяком наши бокалы: «За мою маму - за обольстительную, роскошную женщину и самую красивую маму на всём свете!» Мы выпили стоя, и я подошел к маме. Держа рюмку в одной руке, я обнял её другой и с чувством поцеловал в губы. Она ответила мне и несколько секунд мы были слиты в одном из самых сладких поцелуев в моей жизни. Потом она легонько оттолкнула меня, и сказала «Давай-ка закусим, а то у меня чего-то голова кргом пошла». У меня промелькнула мысль: я же собирался недолго посидеть с мамой, а потом закатиться куда-нибудь на вечер к дружкам-приятелям; и вдруг я ясно понял, что мне никуда не хочется идти, совсем не хочется. Мне было так хорошо здесь, с МАМОЙ!

Неловкость после моего заявления о лопающейся ширинке прошла, и мы снова весело болтали, закусывая. Мама сидела, положив ногу на ногу и запахнувшись в пеньюар. Она вознамерилась было переодеться, но я настолько бурно (и искренне!) стал умолять её «побыть вот так как есть», что она легко согласилась. Главное то, что ей самой это было страшно приятно. Но, с другой стороны, я почувствовал, что достигнутый было высокий уровень «сексуального напряжения» начал постепенно снижаться. Чего мне явно не хотелось.

И тут меня осенило! Один из моих московских знакомых, узнав что я еду в Ленинград, отвёл меня в сторонку и (почему-то) заговорищическим шепотом спросил: «Слушай, а ты можешь отвезти пакет? Тебе не нужно будет беспокоиться: приедешь, позвонишь, мой приятель подъедет и сам у тебя всё заберёт.» Какие проблемы? Я сам сколько раз передавал посылки, и все так делали. Меня несколько удивил загадочный тон, но в конце концов... Мы договорились встретиться. Я торопился, он передал мне простой заклеенный конверт журнального размера. Не глядя, я сунул его в свой «дипломат» и вспомнил о нём только поздно вечером дома. Доставая его, я нечаянно надорвал угол конверта, сделанного из скверной тонкой советской бумаги, и увидел внутри кусок глянцевой обложки характерной для фирменных порножурналов. Тут уж ничто не могло остановить меня. Конверт был (для конспирации!) не надписан, я разорвал его и жадно принялся разглядывать скандинавских красоток (а может и не скандинавских, хотя язык был шведский).

Это была не лёгкая эротика «Плейбоя», а настоящее жесткое порно, со всеми делами. Нечего и говорить, что я провёл весь вечер в подробностях изучая эту сокровищницу шведской полиграфии. И если я вам скажу, что не дрочил и не кончал при этом, так вы же всё равно мне не поверите...

То ли моё общее возбуждение, то ли потрясающий мамин наряд, то ли коньяк - а скорее всё это вместе - подтолкнули меня на следующий шаг. «А хочешь я покажу тебе что-то такое, чего ты НИКОГДА ёще не видела?» (Я почему-то был уверен, что журналы ей должны понравиться. По моим смутным детским воспоминаниям я догадывался, что она была безусловно темпераментной женщиной любящей секс). «Садись-ка сюда рядом со мной, так нам будет удобнее!» Сознание моё уже работало на автопилоте: ага, она уже не через стол от меня, а рядом на диване, а стало быть я на шаг ближе к заветной цели. Чувство, которое я пережил, когда она оказалась рядом со мной, трудно описать! От её прекрасного зрелого тела исходили волны чего-то необыкновенно волнующего. Я видел в нескольких сантиметрах от меня её аппетитные округлые бёдра, чуть прикрытые полупрозрачным пеньюаром и стоило лишь протянуть руку... Но, нет, нет, рано...

Я раскрыл первый журнал и мама тихо ахнула. На первой же странице молодой мужик с невероятной величины хуем заправлял его в стоящую перед ним раком пышную блондинку. «Вот это да-а-а!...» как-то странно выдохнула мама. Я попытался перевернуть страницу, но она сказала: «Подожди, подожди - дай мне рассмотреть как следует». «Да, дальше их ещё сколько будет!» Она сама стала медленно листать журнал, что позволило мне сесть уже просто вплотную к ней, обняв её левой рукой. Она как-будто позабыла о моём присутствии, погружённая в рассматривание соблазнительных картинок.

[Подтверждалось моё давнее наблюдение: если дать женщине/девушке посмотреть такой журнал, и она сразу же не начнёт плеваться и говорить «Фу, какая грязь! И как ты можешь любоваться на всё это?», то значит «полёт нормальный», твоё дело в шляпе, и до момента «стыковки» остаются считанные минуты.]

«Ну, а как тебе вот этот герой?» «Хоро-ош, ничего не скажешь... Хм, а вот этот очень похож на одного моего...» Мама осеклась. «Да, ну что ты, дело прошлое, я же знаю, что ты не была у меня монашенкой...» «А тебе-то самому это всё нравится рассматривать?» «Ещё бы, даже очень! Готов смотреть это без конца!» «Так у тебя же вроде бы молодая жена, и тебе должно было бы быть не до этих картинок?» «Во-первых, это совершенно разные вещи. А, во-вторых, моя жена... как бы тебе сказать...» «Да, уж скажи как-нибудь.» «Оказалась она какая-то равнодушная к этому делу...» «Что - совсем фригидная?» «Да, вроде бы и не совсем, но раскочегарить её, уговорить на что-то - труд прямо-таки непосильный».

Мама улыбнулась чему-то своему: «Не-е, я не такая была: меня чуть только бывало обнимут - ноги подкашивались и голова начинала кружиться... Ох, сынуля, скажу честно - любила твоя мама это тёмное дело... Папанечка наш никак уж не мог пожаловаться - имел сколько хотел и даже больше!» «Ну, значит я в тебя пошёл - мне тоже всё время хочется!» «Ну, так уж и всё время... Даже сейчас?» «И сейчас!» «Вот, сию минуту?» «Конечно! Ведь рядом со мной сидит такая потрясающе аппетитная женщина, да ещё в таком возбуждающем наряде!»
Во время этого разговора мама уже достаточно рассеянно продолжала перелистывать журнал. Я, изучивший его почти наизусть, уже знал что на следующей странице будет фото роскошной полной женщины средних лет, немного даже похожей на мою маму и притом одетую в такого же типа кружевное белье с чулочками на резинках.

«Вот, смотри, какие женщины мне нравятся больше всего - как она, как ты!» «Я тебе и вправду нравлюсь как женщина?» «Конечно! И всегда нравилась!» «Но ведь я же твоя мама!» «Оттого что ты - мама, ты мне гораздо родней и ближе, чем любая другая столь же объективно красивая и привлекательная женщина. Я же тебе сказал: ты - 'мой сайз’, как теперь говорят...» «А это как это?» «Ну, то есть - мой тип. Я же тебе говорил о моём романе с твоей фактически ровесницей? Великолепная женщина! Да, и вообще я замечал, что мне гораздо меньше нравятся такие, знаешь, юные-худосочные... Как в том классическом анекдоте...» «В каком, расскажи?» «Да, он не очень приличный...» «А то ты до этого всё только приличные мне рассказывал!» «Ну, один мужик рассказывает другому как он вчера переспал с молоденькой девчонкой и жалуется: - Мне так жалко её, так жалко! А второй говорит: - А чего сейчас-то её жалеть? - Да, ты бы видел её - такая сама худенькая, ручки тоненькие, ножки тоненькие, ебу я её, а сам плчу, плчу...

Так жалко её!» Мама засмеялась, а меня прорвало накопившееся возмущение: «Да, они, эти малолетки ещё и трахаться-то как следует не умеют, а зато понтов и претензий куча: и то им не так, и это не этак, так не хочу, так не буду... А зрелая женщина всё знает, всё умеет, всё понимает и вообще, как правило, любит - как ты говоришь - ‘это тёмное дело’»
«Надо же, а мне казалось все только и гоняются за молоденькими...» «Это только мало смыслящие в этом деле за ними гоняются... А чудная зрелая женщина, как ты, по сравнению с этими сыроежками, всё равно что - роскошное блюдо в дорогом ресторане по сравнению с бутербродом в забегаловке... Может быть это у меня с детства так сформировалось, потому что ты всегда была у меня перед глазами...

Я всегда, например, будучи подростком, мечтал увидеть твою ... ну, то что спереди... Смешно, но я ведь тогда не знал всех тонкостей женской анатомии, и мне казалось что самое-самое интересное место у женщины - это ... извини... вот это...» Я указал на аккуратный треугольник тёмных волос на фотографии роскошной брюнетки из журнала. «Это что - волосы на лобке, что ли?» - уточнила мама. «Вот именно! - подтвердил я - И мне всегда было гораздо более интересно увидеть у моей новой женщины именно волосы на лобке, чем всё остальное... ну, что там под ними... И, кстати, коль раз уж мы заговорили об этом - терпеть не могу когда женщина бритая там... А московские молодые девки всё чаще это делают... Я как увижу такое - сразу думаю: как бы отвалить поскорее с этого дела... Хуже всего, что и моя жена этим от своих «продвинутых» приятельниц тоже заразилась... уж как я её упрашиваю: не брей, не брей! - нет, всё равно бреет, говорит «так более гигиенично...» «Ну, ты меня сегодня просвещаешь.

Как оказывается я отстала от жизни!» - она на секунду приоткрыла полу пеньюара, посмотрев на свои красивые штанишки и темную тень под ними. «То-то я в бане иногда, редко правда, вижу некоторые девчонки бритые... я думала - женская болезнь у них какая, или после аборта... Может и мне тоже на старости лет следует идти в ногу со временем?»
В порыве негодования я даже соскочил с дивана, встал перед ней на колени и обнял за бёдра: «Мамулечка, не надо, пожалуйста, ведь это же так красиво! Я же знаю откуда это началось - от тебя! Когда ты меня маленьким брала с собой в баню, и я видел тебя голой... Мне так нравилось!» «Ах, ты негодник! - рассмеялась мама - Я-то думала я его мыться беру, а он, вместо того чтобы утят пускать в тазике, женские письки рассматривает!» «Да, нравилось! И когда уж потом подрос - всё хотел тебя снова увидеть... ну, совсем голой, как в бане... Такая вот навязчивая идея, неосуществлённая мечта всей жизни...». «Ну, я полагаю, что теперь, наверное, это прошло.

Уж теперь-то ты насмотрелся их вдоволь, судя по твоим рассказам.» «Всё равно, мечтаю увидеть у тебя!» - выпалил я и припал поцелуем к прикрытому бельём маминому лобку. «Какой он мягкий!» - восхитился я - «И я уверен: у тебя он самый красивый! Можешь ругать меня, но сегодня у нас вечер откровений: я действительно мечтаю увидеть его... ну, хоть немножечко!» Мама слушала эту тираду внимательно, перебирая рукой мои волосы на голове, но глаза её уже явно помутились то ли от эротического возбуждения, то ли от заметного количества выпитого. «Ты это серьёзно?» «Да, да!» «Но ведь ты же уже столько видел...- заметила она как-то неуверенно - ничего нового для тебя не будет...» «Ну, мамулечка, покажи мне немножечко, хоть чуть-чуть...» Я понял, что отступать нельзя, сейчас или уж никогда. Такого стечения обстоятельств больше может и не повториться.

«Но это же смешно - как я тебе буду показывать? Сидя? Стоя?» «А, ты встань и сними этот халатик... Он мешает мне разглядеть тебя всю.» Мама, чуть пошатываясь, но улыбаясь, встала с дивана, сняла пеньюар... и я не мог сдержать возгласа восхищения: «Kакая же ты красивая! А, ноги, ноги-то какие!» «Да, уж верно - на свои ноги не могу пожаловаться!» Мои искренние восторги маме явно нравились; она уже сама получала очевидное удовольствие, постоянно поворачиваясь и рассматривая себя уже без пеньюара в большом зеркале платяного шкафа. Мой взгляд как магнитом притягивался к тёмному треугольнику под тонким шёлком её «штанишек». «Ну, и что дальше?»- вполне игриво спросила она. «А ты отодвинь в сторону краешек штанишек, чтобы я смог увидеть волосики...» Без колебаний, улыбаясь и глядя прямо на меня, она выполнила эту просьбу: «Вот так?» «Потрясающе...» «Или так?» - она оттянула трусики с другой стороны. «Да, да! А теперь приспусти их, пожалуйста, только не сразу, медленно, сначала наполовину!»

«Ну, ты - гурман! Тебе бы режиссёром быть...» «В порнотеатре, где ты была бы звездой! Народ бы валом валил!» «А так тебя устроит?» - по тону я понял, что она сама уже «завелась» не на шутку…

[Я много раз замечал, что женщинам - если только они настоящие! - страшно приятно смотреть как мужики от них балдеют; это им льстит необыкновенно и придаёт уверенность в силе собственного обаяния и сексуальности.]

…Она медленно опустила трусы до середины лобка, а потом резко стащила их вниз и секунду-две я с восхищением смотрел на то, что действительно много лет мечтал увидеть - красивый аккуратный треугольник темных, густых и чуть вьющихся волос. Мама смеясь надела трусики обратно и спросила: «Ну, что - сбылась мечта? Увидел, наконец? Ну, и каков результат?» «А, вот какой!» - я рывком расстегнул молнию на джинсах, и мой окаменевший хуй буквально выпрыгнул наружу.

Я ожидал чего угодно, только не такой маминой реакции. Она как будто оцепенела, и как загипнотизированная, молча, не отрываясь, смотрела на предмет моей некоторой гордости. Отступать было некуда. «Будь что будет!» - подумал я, продолжая держать в руке стоячий хуй и чисто рефлекторно слегка подрачивая его. Мама молча, двигаясь как сомнамбула, подошла и села рядом со мной на диван. Глаза её неотрывно смотрели только на мой член и прозрачную каплю, которая уже выступила на его конце. Она отстранила мою руку, сказав тихо «Дай я...». Когда её ладонь нежно и крепко обхватила мой ствол, я даже слегка застонал от удовольствия.

Или это было давно, и я просто забыл, но мне казалось что НИКТО и НИКОГДА так не ласкал мой хуй. Говоря как будто сама с собой, она прошептала: «Я уж думала, что такого со мной никогда больше не будет...» У меня было ощущение, что меня в комнате вроде как бы и нет - только одна мама наедине с моим возбуждённым хуем. «Я хочу...» - также тихо сказала она, и резко наклонившись, одним движением целиком заглотила его себе в рот, а потом начала медленно сосать и облизывать его. Она делала это так прекрасно, с такой любовью, что мне пришлось напрячь все силы, чтобы тут же не излиться ей в рот. «Ты потрясающе сосёшь!» - простонал я. «Лучше чем твои девки?» «Никакого сравнения!... Их не допросишься...» «Дуры они... А я обожаю это дело... О-бо-жа-ю... Ничего слаще нет...» «Ой, я не смогу так долго выдержать... я же так кончу...» «Кончи, кончи... Я всё выпью... Кончи...»

[Много раз мне делали минет. Как правило, мне приходилось активно уговаривать партнёршу, иногда чуть ли не силой заталкивая ей хуй в рот. В редчайших случаях дама проявляла инициативу и предлагала сама. Некоторые из них демонстрировали неплохо отработанную «технику», такое бывало. Но даже и в этом случае делалось это как-то механически, по-принципу «только чтобы он поскорее отвязался». А если удавалось - как правило, удерживая силой за волосы, за затылок - кончить им в рот, то после этого начинался балет «Бахчисарайский фонтан»: дама вскакивала, плевалась, кашляла, бежала тут же чистить зубы и т.п. Дальше начинались причитания в диапазоне от «ты меня не уважаешь» до «тьфу, какая гадость». Но ТОТ мамин минет был незабываем; потому что она не просто выполняла всё безупречно, но - и это главное! - ещё и с любовью. С огромной любовью. Я бы даже не мог сказать кому в тот момент было более приятно: ей или мне? Скорее даже ей, хотя я пребывал в полном обалдении, откинувшись на диване, закрыв глаза даже не в силах любоваться всем этим потрясающим зрелищем].

... Проглотив всё и тщательно - с удовольствием! - вылизав хуй и яички, мама подняла на меня лицо: оно светилось неподдельным счастьем! «Какой ты вкусный! - сказала мама - Ты мне ещё потом дашь?» «Дам, дам... сколько захочешь...» пробормотал я, еле разлепив глаза. «Тебе понравилось?» «Сказка!» «Я так рада...» - она страстно поцеловала меня в губы, и я ощутил при этом особый вкус, совершенно ранее для меня незнакомый.

[Все барьеры были преодолены. Я испытывал необыкновенное влечение и, одновременно, огромную нежность к этой фантастически привлекательной женщине... Потом, после ночи проведённой в бурных взаимных ласках, я заснул как убитый. А утром, просыпаясь с огромным трудом и до конца ещё не понимая что со мной и где я, самое первое, что я почувствовал, было непонятное, но невероятно сладкое ощущение: я лежал на боку, а мама, стоя у кровати на коленях, забрала мой ещё мягкий хуй себе в ротик и, перекатывая его во рту языком, снова сосала его ласково и нежно. Ощущение было настолько необыкновенным - так меня никто никогда не будил! - что я мысленно попросил свой член: «пожалуйста, потерпи немного, постарайся не встать сразу от этой фантастической ласки»... Куда там! Через несколько минут он уже торчал вверх как заводская труба - к очевидной радости мамы.]

...Я вдруг сообразил, что я сижу одетый, только с расстёгнутыми брюками. «Я разденусь...» - сказал я. «И я тоже сниму эти такие красивые трусики... Боюсь их запачкать. Я такая мокрая! Я уже сто лет не намокала! Это всё твой красавец виноват... Спасибо ему!» - и она снова нежно взяла в губы мой полуопавший член и несколько раз благодарно поцеловала его в головку. Мама встала (счастливая улыбка ни на секунду не сходила с её лица) и бережно сняла с себя culottes. «Мне совсем раздеться?» «Нет - запротестовал я - чулки с поясом оставь - это ОЧЕНЬ сексуально...» «А-а, разбираешься! Молодец! С понятием...» «А лифчик сними... У тебя чудесные сиси...» «Хочешь их поцеловать, пососать? Как бывало...- мама коротко хохотнула, что-то вспомнив - Ты когда маленький мне сосал грудь я сама чуть не кончала... Они у меня такие чувствительные!» «И такие красивые! Дай их мне... А можно я помну их? Мне так хочется их помять!» «Все что хочешь... что только пожелаешь...»

Она подошла ко мне. Сидя на диване уже голый, я обеими руками схватился за склонённые ко мне роскошные мамины груди, не понимая чего мне хочется больше - просто ли любоваться на них, гладить и мять их атласную мягкость или впиться в один из набухших светло-коричневых сосков. Это последнее желание пересилило и мама сладко ахнула: «Соси, соси сильнее... Они у меня прямо горят... Прикуси его, не бойся... Покрути другой, пощипай его... Ой, соси, соси... Мне так нравится!»
Некоторое время мамины сладкие сиси были в моём полном распоряжении. Всё, что я когда-либо мечтал проделать с женской грудью я осуществил в эти бесконечно прекрасные минуты. Глядя на меня сверху вниз, мама тихо спросила: «А она тебе не позволяет такое, да?» По тону её вопроса я понял, что она имеет в виду мою жену. «А я позволяю... Да, у неё и сисек-то настоящих нет...» В голосе её прозвучали явное превосходство и некая женская гордость.

Потом также громким шёпотом она сказала: «Потрогай меня там... внизу...» Удивительно, но даже после того как мы оба разделись, после того как я кончил ей в рот, а сейчас мял, тискал и сосал её груди, я всё ещё как-то не решался дотронуться до её щёлки. Но после её прямой просьбы я с восторгом сжал в ладони её упругий, пушистый лобок. Ещё одна давняя мечта - потрогать там! - свершилась. Когда я решил засунуть палец во влагалище, мне не пришлось ни раздвигать, ни разбирать её губки - она была ТАКАЯ сочная! К этому времени хуй у меня опять стоял столбом. Я-то сам помнил, что кончил совсем недавно, а он напрочь забыл об этом! Закинув голову, закрыв глаза и легонько, наслаждаясь каждой секундой соприкосновения, двигая тазом навстречу моим осмелевшим пальцам, она тихо постанывала: «Да... Так, так... Ой, как хорошо... Как сладко... Делай со мной что хочешь! - вдруг громко и страстно вскрикнула она - Я тебе всё разрешаю!»

Сдерживаться дольше было невозможно. Моё напряжение - после долгого воздержания усиленного невероятной эротичностью всей этой ситуации - было слишком велико. Каким-то одним сложным движением я уложил её на спину и, оказавшись между её роскошных бархатных ляжек, засунул в неё хуй по самые яйца. Мама вскрикнула - и отнюдь не от боли. Наша первое совокупление было таким яростным, что заведённые до предела всей предшествующей сценой мы оба со стонами кончили чуть ли не через пару минут. Нам обоим ТАК хотелось разрядиться, выплеснуться! Несколько секунд мы оба лежали, тяжело дыша. Когда мама открыла глаза я увидел в них выражение неземного счастья. Такой я её НИКОГДА не видел! Через несколько секунд в них показалось изумление: «Ведь ты же только недавно кончил! И опять?!!.... Какой у меня чудный мальчик, какой потрясающий мужчина! ... Как я счастлива... Спасибо тебе, родной... Я уж думала - всё, больше я никогда не испытаю такого... Ты - мой, мой, и я горжусь, что ты моё творение!» Весь этот монолог сопровождался нежнейшими поцелуями и ласковыми прикосновениями маминых рук.

Казалось, что она одновременно хотела трогать меня повсюду, и рук у неё не хватало. «Какая нежная у тебя кожа - как у девушки... И совсем не волосатый - в папу... И сладкий такой... Вот я тебе сосочки лизну... Какой сладкий!» В любимых маминых глазах вдруг сверкнул испуг: «Ты не сердишься на меня?» «За что?!?» «За то что я такая... невоздержанная... ну, развратная... Подумаешь ещё - ‘совратила собственного сына’… «Это я тебя ‘совратил‘ - и счастлив этим...»
«Подожди, дай мне встать - мне надо вытереться.... Сколько же ты мне туда налил! Я уж и забыла сколько спермы бывает у молодых парней... Наверное целый стакан...» Крепко зажав ладонью промежность, чтобы не накапать на ковёр, мама побежала в ванную. Я с восторгом проводил её взглядом - круглую попу, ляжки, стройные полные ноги в шикарных чулках... Потрясающе красиво! Я лежал на спине на диване в полнейшей прострации. Никаких угрызений совести, а тем более сожалений, я не испытывал - только огромное ощущение полнейшего счастья. Такого со мной никогда не бывало.

[Обычно после ебли я испытывал, ну, облегчение, иногда - гордость («А всё-таки я её выебал!»), а чаще всего некоторое безразличие. Если это была какая-то постоянная партнёрша, то после палки можно было либо поспать, либо покурить, либо снова сесть к столу «для продолжения банкета». А если это одноразовая случайная баба, то задача была в том, чтобы либо её поскорее куда-нибудь спровадить, либо самому соскочить: «Ой, я же на метро не успеваю!» или «Надо бежать, а то мосты разведут!» То, что можно было переждать разводку мостов оставаясь с ней, как-то в голову не приходило: мавр сделал своё дело, мавр может уйти].

Мама вернулась из ванны с влажным полотенцем, которым тщательно и заботливо вытерла все мои гениталии и вокруг. «Вот, теперь мы снова свежие и вкусные... Можно начинать всё снова...» Я заметил, что она тоже освежилась, даже поправила растрепавшуюся причёску и слегка надушилась. Мы снова легли обнявшись рядом на диване, целуясь практически не переставая. «Тебе правда понравилось?» - с некоторой тревогой спросила она. «Да, у меня в жизни не было такой роскошной женщины! - вполне искренне воскликнул я, - Теперь я точно понимаю, что я всегда хотел тебя, только до конца не понимал этого...» «Ну, я рада, так рада, что тебе было приятно... А ты что действительно решил меня соблазнить именно сегодня? Этот подарок, коньяк, журналы... Ты специально готовился к этому?» «Нет, клянусь, это просто стечение обстоятельств.. Это всё случайно... Правда, когда я только вошёл и мы поцеловались, я почувствовал странное возбуждение... А потом уж всё пошло само собой... Хотя сейчас я понимаю: неосознанно, но я всегда хотел тебя... Особенно подростком...» «Вообще-то я сейчас припоминаю, что иногда ты на меня смотрел как-то странно...

Когда я снимала юбку или чулки... Но я не обращала внимания... Ну, это же нормальный интерес мальчишек... Но я тоже никак не предвидела, что именно сегодня такое с нами может случиться... Но так случилось - и это прекрасно!» Всё это время мы гладили и ласкали друг друга. Мама практически не выпускала из рук мой хуй, а я всё время перебирал её шелковистые волосики на лобке, раздвигал губки, ласкал её щелочку пальцем, чувствуя что она снова намокает.

«Мамуля, а можно я хорошенько рассмотрю твою пипочку - мне так хочется!» «Я же тебе сказала - всё что пожелаешь! На, смотри...» Да, мама знала толк в этом деле: прежде, чем я успел что-то подумать, она развернулась, перекинула ногу через меня, и её пися оказалась прямо перед моим лицом. То ли мой любовный восторг, то ли что-либо ещё, но мне показалось, что я никогда не видел ТАКОЙ красивой женской щёлки в великолепном обрамлении коротких курчавых волосиков. А ещё при этом округлая попа, полные ляжки в красивых чулках - зрелище непередаваемой красоты! Рассматривал я её недолго: желание впиться в эту прекрасную писю зубами, лизать, сосать губки и клитор, засовывать язык внутрь как можно глубже, оказалось сильнее. Очевидно каждый из нас получил что хотел, потому что, чуть опомнившись от восторга, я понял, что мама опять с наслаждением сосёт и облизывает мой восставший хуй. (Было бы крайне странно, если бы он НЕ встал в этой ситуации!). Но сейчас я понял, что на этот раз кончу не скоро, а потому позволил себе, смаковать свои собственные ощущения...

[Надо сказать, что я очень люблю лизать пизду, но ... только когда она соответствует неким определённым требованиям - форма, цвет, аромат, чувствительность и т.д. Мамина была идеалом во всех отношениях. Для женщины её комплекции у неё были аккуратнейшие губки, небольшой, но очень чувствительной клитерок, а её ароматом я кажется не мог надышаться. Когда через дней десять я уезжал от неё - продлив командировку «по вновь открывшимся обстоятельствам, требующих моего присутствия» - последнее что я сделал, стоя уже одетый перед дверью, я засунул пальцы в мокрую мамину писю, и потом до самого вокзала и даже чуть дольше, всё вдыхал и вдыхал этот фантастически прекрасный мамин аромат, очень жалея, что он постепенно пропадает.]

...«Мамуля, подожди... Дай передохнуть... Ляг рядышком...» Мама, с некоторым сожалением выпустив мой хуй изо рта, легла рядом. «У тебя такая красивая попа - круглая, аппетитная... Заглядение!» «Главное - что тебе нравится... А вообще-то мне и раньше так говорили, я помню... Ох, и давно это было... Но я знаю - мужчины очень любят ставить женщину раком ... ой, что я говорю!» «Ничего, ничего - мне нравится когда женщина в постели называет вещи своими именами... Меня это очень возбуждает.» «Ну, надо же - и это у нас с тобой общее! Ты же знаешь, в обычной жизни я слежу за речью, а вот когда с хорошим мужичком...» «Ебёшься?» Смеясь, мама слегка шлёпнула меня по губам: «Вот именно! Так эти слова в определённой ситуации сами как-то вылетают... Но - никто не жаловался и не возражал!... Я помню, ещё до замужества, в момент страсти я своему парню в первый раз выпалила... можно сказать?» «Конечно!» «Я вдруг, сама не ожидая, сказала вдруг ... можно?... "Выеби, выеби меня как следует!" Так он чуть с ума не сошёл!» «Вот ты произнесла ‘Выеби меня!’, а у меня у самого пипка дёрнулась!» «Ну, и славно! Так и должно быть. А у тебя очень сладкий...» «Ну, скажи, скажи...» «... сладкий... хуй... Нет, хуёчек... Не в смысле маленький, вовсе нет, а в смысле - очень приятный... вкусный такой... нежный... Я бы его изо рта так и не выпускала бы...»

«Мам, а я слышал, что матери иногда берут в рот пипки своих маленьких сыновей, это правда?» «Наверное так, потому что я сама, когда ты был совсем-совсем крохой, целовала тебя всего-всего и конечно не пропускала твоего малюсенького писуна... Целовала и сосала его как самую сладкую конфетку... Самое удивительное, что ты при этом сразу как-то странно замолкал... До этого мог плакать, капризничать, брыкаться, шалить, смеяться, а как только я его засасывала, ты сразу - сосредоточенно как-то - замолкал...» «Наверное мне страшно нравилось, только я этого совершенно не помню.» «Ещё бы чего не хватало - чтобы ты помнил... Где-то тебе было чуть больше годика, и я перестала это делать... Хотя, не скрою, я бы и дальше с удовольствием продолжала, но понимала, что нельзя: слишком уж серьёзно ты к этому относился.» «Вот откуда, наверное, у меня любовь к этому делу! Я обожаю, когда мне сосут хуй... Но так как ты это сейчас делала - это что-то потрясающее... Блаженство ни с чем несравнимое!»

После такого разговора мне снова страшно захотелось ебаться, но я понимал, что с такой роскошной женщиной мне надо быть в наилучшей физической форме. А сейчас мне явно требовался отдых.
«Мама, а ты помнишь? Мне давно тебя хотелось спросить... Это давно было, мне было тогда лет десять-одиннадцать... Мы ещё тогда жили в нашей комнате на Невском, и моя старая детская кровать стояла напротив вашей кровати, помнишь?» «Помню, конечно... Мы тогда страшно с папанечкой боялись разбудить тебя... Он мне ещё рот ладонью закрывал, чтобы я не кричала... Но ты, к счастью, спал крепко!» «Крепко-то крепко, но какие-то смутные воспоминания у меня всё-таки остались... Что-то неопределённое, но очень волнующее... Но зато я довольно хорошо помню как однажды, когда отца не было в городе, у нас появился твой знакомый... как его ... да! - дядя Дима! И он ночевал у нас... Мне он почему-то очень не нравился. Это уж потом я сообразил почему: видно ТЕБЕ он нравился...» Мама нахмурилась, но ненадолго: «Ну, грешна, грешна твоя мать... Что делать! Не могла устоять... Молодая ещё была... Дай-подай мужика...

А тут он как раз подвернулся... Вся надежда была на твой крепкий сон... Ну, и что же ты, интересно, видел? Если видел?»
«Да, в том то и дело, что видел я очень немного - так, открыл глаза, а потом почти сразу обратно провалился, ничего не мог поделать со сном. Хотя желание посмотреть подольше явно было, я это точно помню». «Это он, сукин сын, уговорил меня: ‘подлей ему в чай немного снотворного. Чтобы спал покрепче!’ Вот я и пошла на поводу... Ты уж меня, сынуля, прости задним числом... Ну и что же ты всё-таки видел?» «То, что я видел, для меня с тех пор - самая яркая эротическая картинка. Я тебе признюсь - у нас ведь теперь никаких сексуальных секретов нет друг от друга - когда я почему-либо долго бываю без женщины и мне хочется, ну... разрядиться..» «Скажи уж прямо - ‘подрочить’» «Да, подрочить и кончить. Так вот я никогда не могу добиться этого просто так, от механических движений рукой: мне надо закрыть глаза и мысленно представить себе какую-то очень уж эротическую картинку или ситуацию. Только тогда я кончаю.

И я тебе скажу: я ОЧЕНЬ часто представляю себе именно ту самую картинку…» «Да, что ж такое - ты меня заинтриговал - говори скорее.» «Я вижу как ты стоишь на постели на четвереньках, а этот «Дядя Дима», стоя на коленях сзади, держит тебя за бёдра и при этом с силой засовывает в тебя, как мне показалось, какую-то огромную и толстую палку! А тебе - я это ТОЧНО помню - это тогда явно было приятно, я это понял по твоему виду!» «Ну, надо же… Кто бы мог подумать? Я же тогда рассуждала - ну, совсем маленький ещё, да и спит крепко… Ай, как стыдно…» «Да, ты что - наоборот! Это я тебе должен задним числом спасибо сказать! Что бы я сейчас себе припоминал в нужную минуту, если бы не видел тебя тогда?» «Ну, а когда ты это всё представляешь, ты что - хотел бы оказаться на его месте? Или просто так - смотреть со стороны?» «Ты знаешь, сначала, действительно, меня больше возбуждала позиция наблюдающего за этой сценой. Я отчётливо вижу твою безумно красивую, полную, круглую попу и сиси, раскачивающиеся в такт его ударов. Потрясающее эротическое зрелище!

Но, скажу - честно опять же - за последнее время мне больше и больше хотелось бы мысленно оказаться на его месте» «А сейчас уже больше не хочется?» «Хочется, ещё как хочется...»

[Может быть это явилось результатом моего рассказа, но я почувствовал, что снова безумно хочу эту прекрасную, страстную женщину, которая меня искренне любит и полностью понимает, с которой я могу быть абсолютно откровенным. Быть самим собой - чувство абсолютно недоступное при отношениях с любыми другими женщинами. Здесь всегда присутствует некий расчёт. В той или иной степени, но с ними всегда приходится врать; хочешь сказать одно, а должен говорить что-то другое, даже с самыми близкими. Ну, не можем же мы сказать, например, такое: «Слушай, а мне нравится твоя подруга Светка. У неё такие аппетитные ляжки. Я бы её с удовольствием выебал!» Нельзя! Обида, скандал, и пр. А ведь по сути дела - ничего особенного, так просто, откровенно поделился каким-то смутным и практически вовсе неосуществимым желанием, фантазией… Говорят, что женщины иногда, в момент ебли представляют, что а) они ебутся с кем-то другим, а не с тобой; или б) с тобой, но одновременно ещё с одним-двумя (а то и больше) мужиками сразу. Я не знаю, я - не женщина.

А вот попробовали бы вы когда-нибудь сказать своей партнёрше - даже в момент самой безумной ебли - «как бы мне хотелось, чтобы сейчас ты держала во рту ещё чей-нибудь хуй!» Хлопот не оберёшься! А ведь всего-то - фантазия! Да, мне хотелось сказать такое. Но осуществить такое в реальности? Я бы очень сильно задумался. Ну, может быть, если только какие-то суперособые обстоятельства… Я имею в виду не случайную потаскушку - тут понятно, групповуха, все всех во все дыхательно-пихательные - а постоянную партнёршу, к которой испытываешь определённые нежные чувства… Но уж сказать об этом вслух и думать не моги! А вот в тот момент, с мамой, всё было можно! Как можно спросить свою постоянную партнёршу: «Слушай, ведь ты же ебалась с Генкой? Ну, и как у него хуй? Говорят огромных размеров...» - не спросишь же! Она или будет отрицать всё, или разозлится, или ещё что-то, но ни за что не скажет правду. Потому что у любой партнёрши будут какие-то свои расчёты. А какие «расчёты» у мамы? Да, никаких!

Жениться на себе она меня заставлять не будет, денег вымогать за «сексуальные услуги» тоже не будет, и т.д. А потому единственная основа таких отношений - прекрасный, чистый секс между двумя искренне любящими друг друга и самыми близкими людьми, секс не омрачённый никакими задними мыслями или далеко идущими планами и расчётами.]

... «Хочется, ещё как хочется... Но ты мне скажи сначала - мне так давно хотелось узнать! - у него действительно был какой-то огромный хуй или мне показалось?» Мама усмехнулась: «Ты знаешь, давно это было... Я смутно помню - ведь мы же совсем мало встречались... Хотя нет, припоминаю - именно потому и мало, что мне с ним больно было... Поначалу даже приятно - такая здоровая дубина... Но я довольно быстро кончала, а он всё долбил и долбил меня... Мне уже спать хочется, а он всё требует и требует: 'вот так ляг, так встань...’ Вот ещё вспомнила - это, кстати, ты мне подсказал: он, казалось, мог бы качать меня часами, а я не знала что бы мне только сделать, чтобы уж он кончил... Оказалось, что он только мог кончать, если я на четвереньки вставала, а он сзади...

Я уж не знаю - что его в этой позе так впечатляло...» «Зато я знаю: у тебя потрясающе красивая попа - такая аккуратная, полная, круглая!» «Вообще-то он был довольно развратный мужик... требовал, например, чтобы я сжимала груди, а он между ними засовывал свой член и двигал там... Я раньше даже не слыхала про такое... Неужели это мужчинам может нравиться?» «Ой, я тоже так хотел бы! У тебя такие красивые большие и нежные сиси!» «Главное - что они тебе нравятся! Я же тебе сказала - всё дам, всё сделаю, что только ты захочешь...» «А с этим дядей не понравилось так?» «С ним? Да, уж и не помню... Я была рада, что он скоро уехал... Он потом долго ещё мне звонил, писал, просил встретиться, но я твёрдо сказала «нет!». Да, и вообще - мне никогда особо не нравились самоуверенные ёбари как он, такие, знаешь, грубые кобели с длинными болтами... Вот папанечку твоего я действительно любила: он был - как ты! - нежный и ласковый.»

«А где ты разыскала этого Дядю Диму?» «Да, не искала я его вовсе! Случайно получилось... Помнишь мою подругу тётю Таню?» «Как же прекрасно помню! Татьяна Михайловна, очень красивая женщина была... или так мне тогда казалось...» «Нет, ты прав - она была очень эффектная женщина. От поклонников у неё отбоя не было. Мне даже было чуть-чуть завидно... Вот когда наш папочка уехал в долгую командировку в Алма-Ату, мне было скучно, а она меня пригласила к себе. Этот мужик был у неё, и я поняла, что у них не просто дружеские отношения. Вечер был весёлый, выпили крепко, и она заснула. А он пошёл меня провожать. Ну, и сам понимаешь... Не то что он мне так сильно нравился, но спортивный интерес: смогу я у неё отбить любовника? Оказалось - крайне просто... Вот так и получилось...

Да, хрен с ним, не стоит он того, чтобы мы о нём столько говорили....» «Да, так-то так, но всё равно: то, что я тогда увидел - незабываемо... Дай и мне так тоже - на коленках... Я хочу... Пойдём на твою кровать - там можно видеть нас в зеркале.» «Да, да, родной... пойдём... У тебя он опять такой крепкий... Вот что значит молодость!» «Да, я и сам удивляюсь - такого за ним раньше не замечалось... Это ты меня так возбуждаешь...»

Улыбаясь и глядя в зеркало, мама встала на кровати на четвереньки и, прежде чем засунуть в неё свой хуй, я нежно поцеловал её в обе половинки попы и ещё на несколько мгновений залюбовался её позой, стараясь запомнить каждую деталь этой потрясающе красивой картины. Я несколько раз поводил залупой по влажным губкам её писечки, заставив её сладко застонать. Было видно, что ей очень хотелось ебаться - может быть даже больше в этот момент чем мне. «Ну, давай же, сыночек... Засунь его мне скорее... Выеби свою мамочку как следует... Выеби как тебе нравится... Ой, какой же он у тебя твёрдый!... Засунь поглубже... Достань до маточки... Да, да... Вот так хорошо... Ой... Еби, еби сильнее... Заеби меня...» Не зная куда интереснее глядеть - на маму или на наше отражение в зеркале - я с восторгом загонял свой ствол в её сладчайшую писю, стараясь достать как можно глубже. Я целовал её спинку, гладил попу и ляжки, перебирал волосики на лобке, теребил снизу её клитор, крутил разбухшие сосочки, сжимал её чудные груди.... Я точно знал - никогда в жизни я не испытывал такого блаженства ни с одной женщиной... И понял, что теперь до конца жизни буду в своих фантазиях вспоминать эту потрясающе сексуальную картину.

... Когда на следующий день я вернулся из института, мама встретила меня дома в том же самом сексуальном белье, что было на ней вчера. Вот что такое понимающая, настоящая женщина! Еще в прихожей, она сразу же расстегнула мне ширинку и достала наружу мой соскучившийся по ней и уже начинающий вставать член. «Мам, скажи - а ведь правда же роскошный подарок я тебе привёз?» - спросил я, имея в виду её безумно сексуальный наряд, который, кстати, она почти не снимала всё время пока я был у неё. «Нет, неправда. ВОТ мой самый лучший подарок, - сказала она, нежно целуя меня в головку, - такого никто никогда и никому не дарил!».