Дорогой госпожа Ульман занимает меня рассказами о том, что нового у неё в имении и у её дачников, а в ответ на мой вопрос, как поживают девочки, горестно призналась, что они совсем отбились от рук, капризничают, ничего не хотят слушать, допоздна просиживают в дальней веранде, а в дождливую погоду – у Ксении.
- Почему у неё?
- Потому наверное, что она самая дальняя, да и мама, Евгения Львовна, в отсутствии, некому прогнать…
- И отчего это они так?
- Думаю, что это своеобразная детская месть за то, что мы, взрослые, лишили их такой прелестной игрушки, как ты…
- Действительно, зачем лишили?
- Дело сделано, а как его исправлять, я не знаю… Вот Женя и предложила тайком от твоих родителей привезти и показать им тебя: вот, мол, смотрите – жив и невредим, а если будите паиньками, то приложим усилия, чтобы получить согласие на твоё возвращение…
- Значит, вы лично не против, чтобы я вернулся к вам?..
- Я против? Не я решала вопрос о твоей ссылке.
- Как бы я был рад возобновить наши с вами романтические отношения!..
- Постарайся сегодня вести себя так, чтобы и девочки остались довольны, и твои родители ни о чём не заподозрили… Как свернём с шоссе, я тебя высажу и поеду одна. Ксене или Оле, кто осмелится из них спросить о тебе, скажу, что, как мне известно, ты где-то тут обитаешь, пусть ищут тебя в местах, им известных. Но задолго до полночи они должны явиться пред наши очи словно ангелочки и пойти спать…
- А я потом прокрадусь к вам и доложу, что и как…
- Я бы предпочла обойтись без твоего визита, но сейчас я не знаю, где тебе можно будет переночевать, ведь твоя комната занята. Женя, когда излагала мне свой план, говорила, что приютит тебя у себя, разрешив своей Ксени пойти к моей Оле… Но где теперь эта Женя?.. Хорошо ещё, если приедет за тобой завтра… А вот мне куда тебя девать на ночь, ума не приложу…
- До полуночи ещё много времени… Может, какое-нибудь решение найдёте?
- Постараюсь… Но как тебе об этом сообщить?
- Вот, видите, появилась ещё одна причина для нашей встречей под луною…
- Я бы предпочла, чтобы в это время никакой луны не было.
- Будем надеется. В любом случае я проберусь к вашему окну так, чтобы остаться незамеченным.
Вместо ответа она только покачивает головой и произносит:
- Боже ты мой, и каким только испытаниям ты не подвергаешь нас, грешных?
Едва мы съезжаем с шоссе на просёлочную дорогу, госпожа Ульман предлагает мне спешиться и дальше идти своим ходом. Я прошу благословить меня поцелуем, получаю это благословление и далее иду своим ходом. Около дома лесника вижу воз с сеном, на нём стоит лесник и вилами подаёт последнюю охапку сена своей снохе, находящейся на чердаке сарая, и, ударив кнутом по лошади, устремляется в лес… А я окликаю лесничиху:
- Варя!
- Вот те на!.. Вы що, разминулись с хозяйкой? Она только що проехала. И вопче, чегой-то вас давненько не видать было…
- Так вот получилось, иду, а не знаю, как меня встретят, накормят ли и дадут ли ночлег, - нарочито печальным голосом жалуюсь я.
- Молочка парного не хошь? – предлагает она и спускается по приставной лестнице на землю. – Погодь только малость, подою…
Мы идём с ней в коровник, и пока она там нацеживает молоко, я в беседе с нею интересуюсь, можно ли мне будет переночевать у них на сеновале, если меня постигнет неудача с поиском ночлега в имении.
- Вот же чертовки! – сочувствует она мне. – Столько баб и девиц и не могут приютить такого мальчонку! Чем же ты им не угодил?
- Да, много их, где сил взять!
- Не поделили, знать, кобылки бычка! Ну да нам он завсегда гость желанный. Я, пожалуй, даже сегодни не в доме спать буду, а на сеновале… Може, тутоньки же взглянем, како там буде?.. Чаво медлить-то…
- А младенец твой?
- Спит, покормлен токмо…
- А если свекор вернётся?
- Пущай! Ты ж сверху будешь, отсель не видать…
- Спасибо, Варь! Я с утра в дороге, страшно устал и с удовольствием воспользовался бы твоим приглашением, но затем только чтобы вздремнуть малость. Да у меня ещё много дел, встреч тайком и вообще всякой беготни, причём надо скрываться от мамули и тётушки, так что, если я вдруг и приду сюда, то разве под утро…
- Приходи всё одно!..
Уже простившись с нею, на подходе к въездной арке, мне подумалось, что можно было попросить лесничиху сбегать в имение, чтобы продублировать девицам сообщение о моём прибытии и пригласить их прямо к ней, устроить именно там свидание с ними… Но возвращаться с такой просьбой я поленился, а спускаюсь по проложенной деревенскими тропинке к речке и, миновав пустую купальню, направляюсь вверх по течению к тому месту, где много раз уже приходилось бывать. Устроившись под знакомой ветлой, снимаю с себя сюртук, кладу его себе под голову и закрываю глаза. А когда открываю, вижу, что солнце уже клонится к закату, и слышу девичьи голоса наверху:
- Кажется, по этой тропинке я один раз спускалась с ним к речке…
Ну да, это Оля.
- Ну так спустись и посмотри!
- Чего я одна? Пойдемте вместе!...
- Только вместе! – кричу я им, вставая на ноги.
С радостным визгом тройка скатывается вниз и кидается обнимать и целовать меня. С четверть часа мы, перебивая друг друга, обменивались новостями, из коих главной был чуть ли не полный бойкот, объявленный ими взрослым, дополненный полным непослушанием: им говорят одно, а они делают всё наперекор.
- Даже купаться не ходим!
- Кстати, а может нам сбегать искупаться? – приходит мне в голову мысль. - Я тут пробирался мимо купальни, там никого не было.
- Но у нас нет с собой купальников?
- А зачем вам они? Полезем в воду так, голышом!
- Голышом? Ты что?.. Как-то неприлично… Да ещё в твоём присутствии… А ты подсматривать за нами не станешь?
- Да вы что, барышни! Не только подсматривать, а разглядывать, щупать, тискать!.. У нас что, это в первый раз, разве?
- Ну, это было уже давно, и мы поотвыкли здорово…
- Так я всё равно собирался заняться этим с вами тут и сейчас… А вы, неужто не думали об этом?.. Сознавайтесь!..
- Не знаю, как Оля с Верой, - признаётся Ксеня, - а я ночами только и думала о тебе, представляла себе, как мы с тобою возвращаемся домой после свадьбы и удаляемся в свою спальню, целуемся и…
Она виснет у меня на шее, целует и задаёт явно провокационный вопрос:
- И что бы тогда со мной делал? С чего бы начал?
- С чего бы? Залез, наверно, одной рукой под кофточку и обнажил твои грудки, чтобы приложить к ним свои губы… Вот так!.. А другой рукой стал проверять, что может помешать моим дальнейшим действиям под подолом твоей юбки… В обычных условиях это панталончики, но сегодня я их на твоей попке, к величайшему своему удовольствию, не обнаруживаю!..
- И на моей не обнаружишь! – радостно сообщает Вера, заголяя свои бёдра.
- А ты чего молчишь? – обращаюсь я к Оле, принимаясь исследовать промежность у Ксени. – Забыла дома от них избавиться?
- Нет, - отвечает за неё Ксеня. – Она, как и мы все эти дни ходила без… А сейчас почему-то решила облачиться в них, даже меня уговаривала. «На всякий случай», - говорит… Давай, Вера, стащим их с неё!
- Давай!
Обе кидаются на неё, начинается свалка, сопровождаемая визгом и криками. Я останавливаю их:
- Поберегите, барышни свой пыл!... Он нам ещё, может, понадобиться после того, как мы окунёмся в речку… Вы забыли о моём предложении?.. Пойдёмте, пока ещё не стемнело… Или вы всё ещё чего-то боитесь?.. Ради чего тогда я приехал к вам?
- Никто из нас не боится! – заявляет Ксеня. – Пойдём!
- Только не будем подниматься на верх!.. А то, не дай Бог, нас там на дорожке кто-нибудь узрит! Пойдём низом… Придётся пробираться сквозь кусты… Но ничего, зато безопасно…

На берегу купальни, пока я разувался и снимал с себя сюртук, брюки, кальсоны, рубашку, Ксеня и Вера быстро скидывают с себя свою лёгкую одежонку и кидаются в воду, лишь Оля малость замешкалась, освобождаясь от своих панталон. Когда я направляюсь к ним, они демонстративно отворачиваются, но вскоре перестают смущаться, плещутся, брызгаются, даже визжат, на что мне приходится обратить их внимание. Я плыву к другому берегу и оттуда начинаю нырять в их сторону, и если мне удаётся схватить кого-нибудь из них за чего-нибудь, то не тороплюсь, даже всплыв на поверхность, прервать прикосновения. Чаще всего в мои лапы попадается Ксеня, она будто нарочно встаёт у меня на пути, с явным удовольствием предаётся моим ласкам и даже однажды, в момент когда я мне удаётся проникнуть пальцами в её щелку, сжимает своей ладошкой мою затычку. Вера такой прыти не проявляет, но и, оказавшись в моих руках, серьёзного сопротивления не оказывает. А вот Оля в контакт со мною так ни разу и не вступает. Я обращаю на этот факт внимание её подружек и предлагаю им поймать и наказать её. Те с радостью принимаются за ней бегать, ловят её, виснут на руках и спрашивают:
- Что с ней делать?
- А вот что, - отвечаю, - пусть каждая из вас погладит ей грудки… Вот так!.. Она, помню, как-то сетовала, что у неё не на что смотреть… Конечно, её лельки сравнивать с вашими пока рано, и всё же они по своему тоже прелестны, так и хочется их схватить, помять и полизать!..
- Так кто тебе не велит?...
- Ладно, отложим наказание… Вылезайте на берег, и взбирайтесь в свой приют. Я сейчас присоединюсь к вам.
В «приюте», как я назвал укромную террасу над купальней, где я уже имел однажды удовольствие пообщаться с Олей и Верой, и куда я, одевшись, поднимаюсь вслед за ними, Ксеня ошарашивает меня таким заявлением:
- Как ты хочешь наказать Олю?... Мы тут с ней посоветовались, и она согласилась вытерпеть всё, что ты захочешь… Каким будет твой приговор?
- Где её панталоны?
- Она опять их надела!
- А куда мне их девать? – возмущается Оля. – Не в руках же носить?
- Действительно, - соглашаюсь я, – коли они есть, то на попке им самое место. Не на голове же?.. Но мы их сейчас приспустим с бёдер, чтобы отшлёпать провинившуюся… Помогите ей забраться коленками на эту скамейку!.. Вот так… Поднимите повыше подол!.. Теперь тащите штаны вниз!... Не правда ли, прелестная попка?.. Так и тянет поцеловать её!.. Если ты, Олечка, не будешь возражать, я обязательно сделаю это… Но потом… А пока, Вера и Ксеня, отхлестайте её своими ладошками… Да не гладьте!... Какое же это наказание? Шлепков, шлепков её надавайте!.. Молодцом!.. Видите, как покраснела кожа?.. Ещё терпится, Олечка?.. Ну ещё чуть-чуть… Всё, пожалуй, хватит… А теперь награда за покорность и терпение…
Я опускаюсь на колени и покрываю подрагивающие ягодицы поцелуями. Поглаживаю их, проникаю пальцами в промежье, нащупываю щелочку, раздвигаю её и проникаю внутрь. Пальцы мои ощущают влажность внутренней поверхности срамных губ, ищут и находят пуговку клитора…
- Вот видите, - обращаю я вниманию Веры и Ксени, - я двигаю у ней в пипке пальцем, а её попка непроизвольно, независимо от её воли и желания, начинает также двигаться…
- Чего вы там делаете? – слышим мы голос Оли из-под надвинутого на голову подола юбки.
- Пока ничего особенного, - отвечаю я. – Что ты чувствуешь? Надеюсь, тебе сейчас уже не больно?
- Уже не больно…
- И даже, наверно, малость приятно?.. Сознайся, дорогуша!..
- Малость приятно… Что это?
- Пока не скажу… А тем временем, милые мои, пользуясь таким случаем, а вернее такой позой, в которую мы поставили Олечку, я вам покажу живую картинку того, как иногда мужчина может соединяться с женщиной… Хотите посмотреть?
- Хотим, конечно! – разом отвечают обе девушки.
- А я? – спрашивает Оля.
- Что ты имеешь в виду? - переспрашивают её Ксеня, не спуская глаз с вытаскиваемого мною из штанов члена. - Если то, что мы видим, то лучше тебе пока подождать… Ведь ты же у нас очень стеснительная… Всё равно отвернёшься… Мы тебе потом расскажем…
- Вот именно… Вы уже видели эту мою штуковину… Потрогайте её… Не правда ли, забавная… Вот ею мужчина и проникает в ту самую щель, в которой только что находились мои пальцы… Видите, как я это делаю?.. И также начинаю ею двигаться там – вверх и вниз, вперёд и назад… Тебе приятно, Олечка?.. Молчит… Наверно из скромности… Но, судя по тому как она подмахивает мне, уверен, что приятно…
- И это всё? – интересуется Вера.
- Всё да не всё, - продолжаю пояснять я. – То, что я сейчас делаю, - всего-навсего лишь имитация полового акта, предварительное действие, необходимое для увлажнения влагалища, то есть того чехла в вашей пипки, в которое полностью влагается пипка моя. Но этому мешает девственная плева… Порвать её и значит лишить девушку девственности… Разве я вам об этом не говорил?.. Это дело нелёгкое и сопровождается порою весьма сильной болью… Вот взгляните, я сейчас чуточку сильнее надавлю и чуточку глубже проникну…
- Ой, больно! – вскрикивает Оля и резко отстраняется.
Ксеня и Вера хватаются за неё, наверно чтобы вернуть в прежнее положение, но я останавливаю их:
- Не надо!.. Будем считать её наказание оконченным…
- Ничего себе, наказание! – возмущается Ксеня. – А можно и меня так наказать?
И мгновенно задирает свой подол и взбирается коленками на скамейку.
- А я что хуже? – следует её примеру и Вера.
- Нет, нет, погодите! – умоляю я. – Не надо бежать впереди паровоза… У нас с вами ещё один экзерсис…
- Какой?
- Садитесь все на скамейку лицом ко мне… на самый край её. Переднюю часть подола заберите как можно выше, чтобы были видны не только ваши коленки, но и бёдра и то, что между ними… Сами бёдра тоже расставьте как можно шире… Вот так…А теперь, если вам будет нравиться то, что я буду делать с каждой из вас, можете выражать это вслух, хотя бы междометиями «О! ох! ах!» и тому подобными. Если же вдруг почувствуете боль, не бойтесь оттолкнуть меня… Но без большого шума… Поняли?

И вот я одну за другой подвергаю их операциям, которые, насколько я помню, в умных книгах господина Ульмана называли «куннилингвис» и «феллация». Суть первой заключалась в том, что я становился на коленях между коленями каждой из них, поглаживал внутреннюю поверхность ляжек, раздвигал пальцами щель и погружал туда язык. Потом вставал, подносил свой пистолетик к ротику и просил полизать его. И, наконец, ставил в позу, уже освоенную Олей, и пытался слегка пошурудить дулом в кобуре до первого признака появления боли. С Олей, между прочим, повторение настолько затянулось – я не торопился поднажать, а она терпела, сколько могла, когда я слегка поднажимал, - что наше подобие соития чуть не завершилось полноценным излиянием. Почувствовав его наступление, я выскальзываю наружу и, стоя с дрожащими от неудовлетворённой страсти ногами, показываю девицам на свои выделения, прошу ладошками вытереть меня и говорю:
- Когда мужчина освобождается от этой липкой жидкости в женщину, он достигает пика удовольствия… Для большинства женщин, говорят, получение её – тоже процесс приятный. Но если эта жидкость попадёт в глубину женского чрева, то в результате через девять месяцев на свет появляется ребёночек… Так появились на свет и вы и я. Так появятся на свет и наши дети…
- Это обязательно? – спрашивает рассудительная Оля.
- Нет, это зависит от многих обстоятельств, о которых мы поговорим с вами в следующий раз. А сейчас уже поздно, и нам пора подумать о возвращении домой.
- Мы не пойдём! Мы с тобой будем до утра!
- Я обещал кое-кому, что пока я здесь, вы перестаёте бойкотировать своих родителей… Вы же хотите ещё одной встречи со мной?...
- А где ты будешь спать? – интересуется Вера. – Ведь в твоей комнате пока что поселены наша и ваша горничные…
- Приходи ко мне! – предлагает Ксеня. – Ведь я же одна, мама не приехала… Буду сегодня твоей жёнушкой!..
- А мы, Оля, - заявляет на это Вера, - давай заявимся к ней и скажем: «Что за свадьба без свидетелей?»
- Ага, а потом свидетели тоже захотят…
- Мы и сейчас хотим!.. Правда, Оль?
- Стать жёнушками? – уточняет та.
- А что? Мы все любим его!.. А ты кого из нас больше всех любишь?
- Успокойтесь, миленькие мои невесты!.. – говорю я, приводя себя в порядок. - Я всех вас люблю и хочу всех вас сделать своими жёнушками. Но сегодня у нас это не получится.
- Почему? – не соглашается Ксеня. – Мы бежим сейчас домой, всех успокаиваем, а когда все заснут, собираемся у меня и ждём тебя…
- Я уже думал о таком варианте, даже предлагал Марии Александровне отправить тебя спать к Оле, но согласия на это не получил.
- Почему? – интересуется Оля.
- Да потому, наверное, что такой вариант ею тоже просчитан. Правда, мне она сказала, что боится: придут утром убираться горничные и меня обнаружат.
- Где же ты будешь спать?
- Не знаю пока…
- И всё-таки, давай под утро, когда уж все точно будут спать, попробуем собраться у меня, - продолжает стоять на своём Ксеня.
Я предлагаю им подумать о другом:
- Ну что мы будем мучиться вчетвером в двух узких кроватях, опасаясь к тому же быть обнаруженными? А что если вы, заранее узнав, когда в очередной раз отправятся в Москву мои или твои, Вера, родители, известите об этом меня, и мы вчетвером вольготно проведём целую ночь в их спальне, да ещё в просторной постели?..
Согласившись, что такая перспектива представляется действительно более благоприятной, они берут с меня слово, что по первому же их сигналу я предстаю пред их очи, и, собираются уходить. Правда, напоследок последовал ещё один вопрос:
- А ты завтра когда уезжаешь? Может, ещё увидимся?
- Может, - отвечаю я. – Но учтите, что завтра за вами станут следить не только взрослые, но и малышня: Надя, Петя, Мария…
- Да они ничего не скажут!
- Нарочно – да, но проговориться могут. Ведь именно с этого начался дамский заговор против меня: что им стало известно…

В конце концов мы расстаёмся, и я, выждав ещё добрый часик, также поднимаюсь наверх и осторожно, в промежутки, когда луна скрывается за облаками, огибаю клумбу и сворачиваю за угол главного дома. Оба окна хозяйской комнаты оказываются закрытыми. Приходится тихонечко постучать в одно из них. Занавеска открывается, и я вижу, как к стеклу прижимается лицо госпожи Ульман. Рукой она показывает на другое окно, я подхожу к нему, жду, когда ставни откроются, и, опираясь на локти, взбираюсь на подоконник.
- Вы уже спали? – на всякий случай спрашиваю я, вглядываясь во всплывающие в темноте очертания её фигуры в ночной белой сорочке.
- Да уж думала, что мой пострел где-нибудь пристроился.
- Да нет, ждал, когда уж все наверняка спать будут. Вот хочу доложить…
- Так и будешь висеть на подоконнике? Забирайся, да побыстрей!..
В один миг я переваливаю своё тело через подоконник и оказываюсь в долгожданной спальне.
- Закрой окно и задёрни занавески! – следует приказ.
Я поворачиваюсь, чтоб выполнить его, а Мария Александровна тем временем ныряет под одеяло и уже оттуда следует новое распоряжение:
- Присаживайся на краешек постели и рассказывай.
Рассказывал я, конечно не всё, но о предложении Ксени уступить мне своё помещение, не счёл нужным умолчать.
- Это хорошо, что ты отказался… Я уж, грешным делом, подумала, что ты сам мог предложить ей такой вариант в надежде, что кто-нибудь из них осмелится навестить тебя там…
- Пока я у вас, гарантировано, что этого не случиться…
- Да уж вижу… Но что прикажешь мне с тобой делать?
- Приказывать не могу, а нижайше попросить уступить мне местечко рядом с собою, осмелюсь…
- Эко ты чего захотел!..
- Вы же знаете, что я давно об этом мечтаю…
- Хорошо в юности мечтается, а тут полон рот забот… Пойду-ка взгляну, как там Оля с Ксений…
Госпожа Ульман поднимается и выходит, а я тороплюсь раздеться и занимаю освободившееся место. Проходит минут десять. Я слышу, как дверь открывается и закрывается, как задвигается засов, а потом чувствую, как надо мною приподнимается одеяло.
- Ну так я и знала, - с нарочитым упрёком говорит она. – Не успела оставить одного, как он, проказник, проникает в постель замужней женщины!
- Здесь так тепло! – будто в полусне бормочу я.
И чувствую спиной, как она тихонечко укладывается рядом. Надо было бы сразу повернуться к ней, попробовать обнять и поцеловать, но я упускаю этот момент, по-прежнему продолжаю притворяться спящим и чего-то жду. Жду, естественно, не чего-то, а какого-то сигнала от неё. «Ну скажи же что-нибудь!» - молю я молча её. Потом ко мне приходит мысль, что уж коли я её первый потенциальный любовник, то ждать от неё такого сигнала бесполезно, что надо брать инициативу в свои руки. Надо-то надо, да вот не берётся… Так проходит пять минут, десять, может, пятнадцать, может больше.
Наконец, я перекатываюсь на другой бок и, слегка дотронувшись до её плеча, произношу:
- Мария Александровна!
- Чего тебе? – спрашивает она, продолжая лежать спиной ко мне.
- Вы спите?
- Я?.. Нет. А ты чего маешься?
- Да вот, не могу забыть общее великолепное впечатление, а конкретный вкус запамятовал… Можно ещё раз попробовать?..
- Вкус чего? – поворачивает она голову в мою сторону.
- Вкус ваших губ! – поясняю я и тяну её за плечо, благодаря чему мне удаётся повернуть её на спину. – Можно мне их ещё раз поцеловать?
Не дожидаясь ответа, я склоняюсь над ней и прислоняю свои губы к её. Она их не отстраняет, но невольно щекотит ими мои уста, произнося:
- Ты опять за своё!..
Я впиваюсь в них, просовываю одну руку ей под голову, другую возлагаю на бюст и через ткань сорочки начинаю поглаживать мякоти её грудей. Никакой отрицательной реакции. Но лишь только я пытаюсь стащить с плеча лямку сорочки, чтобы облегчить дальнейшее проникновение этой руки – уже под ткань сорочки, - мне в том решительно воспрепятствовано. И тогда, сообразив, что не следует тратить время на укрепление сданных мне без боя первых двух форпостов и дальнейшее (уже в борьбе) расширение захваченного плацдарма, решаюсь атаковать главные ворота крепости. Стремительно задрав почти до живота подол её сорочки, я, не прерывая очередного поцелуя, также стремительно перекидываю на неё своё тело. И опять никакого сопротивления! Судорожно опустив под себя руку, я небезуспешно пробую ещё дальше отодвинуть смятый край подола, и, быстро пробежав по лобковым зарослям, нащупываю место, куда можно просунуть кончик пальца. Место это уже в таком состоянии, что мне не понадобилось куда-нибудь ещё тыкаться, - конец моего 21-го пальца сразу же проникает туда.
- Ах! – вырывается у неё.

И это короткое восклицание сопровождается раздвиганием врозь бёдер. Так что мне не остаётся ничего другого, как погрузиться в неё уже целиком и полностью. Почему-то застыв после этого на минуту-другую, начинаю осваивать захваченное пространство. Оно ни просторно, ни тесно, ни слишком переувлажнено, но стенки его так воздействуют на мою эрегированную плоть, что она готова вот-вот взорваться. Приходится то и дело замедлять темп и даже останавливаться. Но и тогда мой боец продолжает вздрагивать, словно в нетерпении перед прыжком во что-то неизведанно прекрасное.
- Как здорово! – искренне хвалю я госпожу Ульман в одну из таких промежуточных остановок. – Вы просто прелесть!
И нисколько не преувеличивал. Ибо находился в таком необычайно возбуждённом состоянии, что готов был излиться тут же. А потому решаю, уж коль так близок конец, встретить его на полном скаку. «Интересно, насколько меня хватит?» - успеваю спросить я себя, начинаю считать и, не досчитав до 10, падаю бездыханным. Правда, я ещё пытаюсь двигать этим бездыханным воинством, но прелесть соприкосновения с чем-то остро возбуждающим уже утеряна, и мне не остаётся ничего другого, как вернутся туда, откуда началась эта победоносная атака, к сожалению, столь быстро завершившаяся.
Поместившись под боком у поверженной мной дамы, благодарно целую её, на этот раз беспрепятственно обнажаю одну из грудей, мну и целую её также.
- Успокойся! – обращается она ко мне. – Тебе надо поспать, ведь ты же сегодня здорово намаялся!
- Вы правы, - с готовностью соглашаюсь я, прекращая поцелуи и, опустив голову на подушку, закрываю глаза. Сон наступает довольно скоро. В последний момент я только успеваю просунуть руку к её промежью и положить внутрь палец. Она молча делает попытку убрать его оттуда, но я, прежде чем пасть в полузабытьё, успеваю сказать:
- Раз уж мне посчастливилось стать обладателем столь прелестного замка, Мария Александровна, то позвольте моему наместнику остаться там, пока я…
Это «пока» длилось наверно довольно долго. Во всяком случае, размежив веки, я замечаю, что в комнате уже отнюдь не темно. Моя жертва возлежит на спине с широко открытыми глазами, а мой палец по-прежнему водружён в её промежье. Я тянусь к ней и целую её, в нетерпении ожидая, когда же даст знать о себе моя вроде бы отдохнувшая плоть. Поцелуй затягивается, а заспавшийся воин не спешит пробудиться к новым подвигам…
- Уже светает, - говорю я, не зная, что сказать и что предпринять.
- Да, и тебе наверно, пока не поздно, лучше уходить. Куда вот только? Пока ты спал, я думала об этом… Может тебе стоит сбегать к лесничему? Он заканчивает сенокос и небось уже проснулся, собирается в лес… Попросись у него на сеновал…
- Я уже думал об этом, - отвечаю я, возобновляя поцелуи и стягивая с её плеч лямки от сорочки.
И вот мои глаза пожирают её обширные груди с ярко красными ореолами вокруг сосков. Я хватаю их обеими руками, мну их, погружаю в них лицо, целую поочерёдно... Но желание моё возобновить любовное сражение, гаснет в виду опасения, что на сей раз моих силёнок для этого окажется недостаточно. Потому возобновляю разговор о путях отступления:
- Боюсь, что старик-лесничий найдёт какой-нибудь предлог, чтобы отказать мне в этом. Он очень ревнив и не захочет оставлять свою молодую сноху чёрт знает с кем…
Прекрасно зная, что эта самая сноха сейчас ждёт меня на сеновале, я вдруг забоялся, не случится ли там со мной тоже, что происходит здесь и сейчас.
- Так что же прикажешь мне делать? Не оставлять же тебя тут?
Так как в её голосе мне послышались нотки надежды, что мой ответ будет именно в таком духе, я, исходя из тех же опасений, заявляю:
- Что касается меня, то я с удовольствием провёл бы тут – в такой шикарной постели да с такой прелестной дамой! - ещё несколько часов!..
Следует очередной поцелуй, после которого я продолжаю рассуждать:
- И тем не менее, понимаю, что пора и честь знать…
- Но где же тебе лучше всего укрыться до прибытия Маши? Ума не приложу…
- Не беспокойтесь обо мне, Мария Александровна… После тех сладостных мгновений, что вы подарили мне, со мной, думаю, ничего не случится, если я встречу рассвет где-нибудь в лесу или на берегу речки…
- Но ты же замёрзнешь!
- Ну что вы! Тёплынь-то какая! С дерев и кустов мне будут петь птички, а душа согревать воспоминаниями о первой половине ночи.
Ещё раз поцеловав её, я встаю из постели и начинаю одеваться.
- И всё же, я боюсь за тебя!.. Ты уже однажды простудился… Причём по моей вине…
- Как были прекрасны те дни, когда вы навещали меня в изоляторе!.. Кстати, а там нельзя прикорнуть до утра? Вы б мне туда завтрак принесли, и мы бы нашли чем заняться там после…
- А об этом уже я думала. Но ещё до завтрака туда могут заявиться кто-нибудь из окрестных баб за врачебной помощью или консультацией… Куда тогда тебя девать? Да и горничные туда наведываются словно к себе домой… А они уже скоро подниматься будут…
- Кстати о горничных… Я имею в виду тех, которые заняли мою комнату. С одной из них, нашей, у меня прекрасные отношения. Может, мне попросить её, чтобы она…
- Ни в коем случае! – прерывает меня госпожа Ульман, приподнимаясь из-под одеяла, но заметив мой взгляд, устремлённый на её обнажённый бюст, принимается натягивать на свои плечи лямки от сорочки. – Уж лучше…
- Есть ещё один вариант…
- Ты хочешь сказать о Ксениной комнате?
Я ничего подобного сказать не хотел, хотя думал об этом… Она же вдруг выскакивает из постели, накидывает на себя шёлковый халат и просовывая ноги в пантуфли, говорит:
- Погоди, пойду взгляну, свободна ли она?
- Нет, - сообщает она вернувшись. – Представь себе, Ксеня спит у себя, так что и этот вариант отпадает.
- Есть ещё один, - продолжаю я излагать свою мысль, нагнувшись, чтобы завязать шнурки на ботинках. – Говоря о сеновале в лесничестве, мы совсем забыли о сенных чердаках над конюшней и коровником. Там наверно тоже есть свежее сено?
- И верно! Как это я упустила из виду? И сена там достаточно. И лестница приставлена прямо к чердачному окну… Сама по ней сколько раз туда забиралась… Но там вот-вот должны появиться скотницы… Знаешь что… Чуть подальше есть ещё одна аллея. Если ты пройдёшь по ней саженей сто, увидишь ток, он сейчас пуст, а рядом ещё один сеновал с чердаком… Сейчас там никто не бывает, и ты сможешь там спокойно выспаться.
- Я так и сделаю… Надеюсь, вы осчастливите меня визитом – с завтраком или без оного… Буду безмерно счастлив увидеться там с вами.
- Там видно будет, - отвечает она подходя к окну и открывая его.
- Может через коридор? Там и до конюшни ближе…
- Как пришёл, так и уходи! – говорит она, протягивая мне руку для поцелуя. – Спокойной ночи!
- Постараюсь спать не слишком долго, - обещаю я, переваливая своё тело через подоконник.
- Это ещё зачем? – интересуется она.
- Чтобы лицезреть прекрасную фею, взбирающуюся ко мне на чердак по приставной лестнице!

Спустившись на землю, я крадусь вдоль стены, пригибаясь под окнами, загибаю за угол и останавливаюсь в раздумье: бежать ли сразу к указанному мне дальнему сеновалу, или заглянуть на скотный двор? И ближе туда, и есть надежда увидеться утром с Фросей... А может заглянуть в комнату Ксени?.. Ведь она спит сейчас у себя… Нет, пожалуй не стоит искушать судьбу…