Было раннее утро. Только что рассвело, но за окном уже пели птицы, а в окна покоев начали проникать первые лучи солнца.
Где-то вдалеке, в пригороде, пронзительно закричал петух, и его вопль окончательно разбудил Альфредшпитсена.
Альфредшпитсен, или Альф, как его называл псарь, был одним из придворных псов Его Величества, одним из тех приближенных к властителю доберманов, которым разрешалось спать в покоях Императора, да не просто тихо посапывать где-то на задворках, а чинно отдыхать на шикарных пурпурных шелковых подушках, уложенных в отдельном помещении, питаться подачками с королевского стола и даже сопровождать Императора в его пеших и конных прогулках. Всего этого Альф не понимал, потому как пока еще был простым полугодовалым щенком (впрочем, этого наверняка не понимал ни один из взрослых псов). Как и у любого другого щенка, вся его жизнь сейчас состояла только из веселых игр с друзьями, такими как Альберт и Хейлик, сна и еды. Но сейчас Альфу было не до игр. В данный момент он тихо лежал на своей шелковой подстилке и, обливаясь потом, решал для себя один из насущных вопросов бытия.
Дело в том, что Альфу невероятно сильно хотелось в туалет. Вчера он до отвала наелся солонины, после чего весь вечер практически не отрывался от миски с водой, а на вечерней прогулке всего разок пометил территорию, после чего начисто забыл про это. Придя с прогулки, он тут же завалился спать и проспал как убитый часов пять. Однако ночью он проснулся оттого, что весь низ брюха болел и ныл так, словно он получил хорошего пинка. Конечно, самым простым вариантом было бы сбегать ненадолго на улицу, но существовало одно "но". Дело в том, что на ночь задний ход дворца закрывали, поэтому на улицу можно было выбраться, только пробежав добрую половину коридоров замка, причем пробежав позорно - неуклюжей перевальчатой рысью, на полусогнутых ногах и изо всей силы поджимая обрубок хвоста. Но даже не это смущало его. Дело в том, что на главных дворцовых воротах круглосуточно стояла стража, а у стражников вид собаки, изо всех сил спешащей под утро на улицу, почему-то вызывал неудержимое веселье, которое стражники старались усилить или хотя бы растянуть. Поэтому существовала большая вероятность, что вместо заветных кустиков у стены он будет с воем летать по всему обширному холлу дворца, подгоняемый пинками гогочущих стражников.
А вот этого вынести он бы уже не смог.
Облегчить мочевой пузырь внутри дворца тоже было практически невозможно - коридоры только казались пустынными в утренние часы, на самом деле тут вовсю кипела работа. По дворцу в этот час уже бегали во все стороны повара, камердинеры, столяры и лакеи. Если он решит справить нужду во дворце, почти наверняка произойдет полная катастрофа - каждый из слуг, кто увидит его писающим на дорогой паркет или мочащим обивку какого-нибудь пуфа, задаст ему такую трепку, что небо покажется с овчинку. Тихонько помочится где-нибудь в уголке псарни тоже не получится - старые псы наверняка примут это за попытку бунта и захвата власти в группе, поэтому просто порвут его на куски. Он прекрасно помнил прошлый такой случай, когда щенка его возраста, необдуманно справившего нужду в общей комнате, спасло от верной гибели только появление главного псаря.
Существовал, конечно, еще один выход, самый простой и безопасный - просто напустить в постель. Ему бы даже не пришлось долго лежать в мокром - младший помощник псаря, который заходил в комнату по несколько раз за ночь, увидев растекшееся между задних лап Альфа темное пятно, немедленно заменил бы подстилку. Но ему, честно говоря, было стыдно даже думать об этом. Дело в том, что даже в самом юном возрасте Альф всегда, в отличие от остальных щенков псарни, просыпался наутро в сухой постели. Все другие, даже самые терпеливые, хоть и всего несколько раз, да и прудили в свою постель. Поэтому теперь, будучи почти взрослым псом, описаться в постели было бы просто немыслимо - в таком возрасте перестали дуться в постель даже самые большие писуны. К тому же Альфу было бы невероятно стыдно перед друзьями, которые запросто могли бы от него отвернуться, увидев, как он опозорился ночью.
В тяжких раздумьях прошло еще полчаса. За это время ощущение, что его пнули в зад, превратилось в почти нестерпимую, ноющую боль во всем брюхе. Альф уже буквально чувствовал, как раздувшийся мочевой пузырь пульсирует, получая все новые и новые порции жидкости. Хвост рефлекторно поджался, словно мог как-то помочь вытерпеть эту муку, шерсть уже была вся мокрая от выступившего пота, но это никак не сказывалось на общем состоянии мочевого пузыря. Неожиданно резкий спазм пронзил промежность, и Альфа скрутило секундной судорогой. Он понял, что терпеть больше не получится и решился. После нескольких секунд размышлений он решил, что полностью облегчаться в постель, как маленький щенок, он не будет, а просто аккуратно чуть-чуть напустит под себя, чтобы хоть немного сбавить давление в мочевом пузыре, а потом дотерпит до общего пробуждения и утренней прогулки, где и избавиться от всей накопившейся жидкости окончательно. Приняв решение, Альф чуть успокоился и продумал план действий.
Приподняв голову, он осмотрелся, убеждаясь, что все остальные псы крепко спят. Вроде бы все было тихо. Осмотревшись, Альф перевернулся на живот, раздвинул задние лапы и, прижавшись промежностью к подушке так, чтобы струя не потекла на пол и не журчала, расслабился. Через две-три секунды ожидания он понял, что ничего не происходит. Альф принюхался - мочой и не пахло. Опять повернувшись на бок, он посмотрел на то место, где только что была его промежность. Там было сухо, ни пятнышка. Мочевой пузырь, который всегда ему с легкостью подчинялся, словно узнал, что на этот раз его содержимое польется не на землю, а на мягкий шелк подстилки, просто отказался расслабляться и выпускать свое содержимое. Поняв это, Альф даже застонал от разочарования и боли - терпеть эти мучения дальше было просто невозможно. Опять улегшись на живот, он стал собираться с силами.
Через несколько секунд он решился предпринять еще одну попытку. Альф снова раздвинул ноги, расслабился и принялся ждать.
Прождав примерно через полминуты, он постарался расслабиться еще сильнее, а потом попеременно начал напрягать мышцы живота.
От усилий он вспотел так сильно, что казалось, что еще чуть-чуть, и он будет таким же мокрым, как если бы действительно получилось описаться.
Теперь Альф постарался ритмично напрягать все мышцы живота и расслаблять их. После нескольких секунд таких усилий ему показалось, что он что-то чувствует. Снова напрягшись, он явственно почувствовал, что внутри него что-то медленно, словно нехотя, продвигается к его члену. Воспряв духом, он снова несколько раз ритмично сократил мышцы - и точно, что-то горячее и словно даже твердое явственно продвигалось к выходу. Напрягшись еще раз, он почувствовал какую-то слабую и, как ни странно, приятную горячую боль в головке члена и понял, что это нечто уже почти подошло к выходу и нужно еще одно, последнее усилие, чтобы это нечто с вырвалось на свободу и с шипением потекло в ложбинку, выдавленную в постели его телом, впитываясь в пурпурный шелк мягкой пуховой подушки.
И вдруг он заметил, что его друг, Альберт, который лежал на подушке напротив, приоткрыл глаза. Горячее "нечто" тут же откатило от его члена и мгновенно втянулось обратно в окаменевший мочевой пузырь, а задние лапы плотно сжались. Альф даже слегка заскулил от разочарования и боли, схватившей его судорожно сжавшиеся сфинктеры. Теперь, при друге, и нечего было думать о том, чтобы чуть-чуть облегчить свои страдания -придется мучиться до утра, и еще неизвестно, сможет ли он дотерпеть и не нальет ли прямо на глазах у друга (а то и у других псов) в постель.
И тут лежащий на правом боку Альберт, внимательно оглядев друга и хитро, как-то по особенному, прищурившись, чуть приподнял лапу и помочился. Оторопевший Альф уставился на это круглыми от удивления глазами. Струйка, которую пустил Альберт, была короткой, всего две-три секунды, но он несомненно действительно пописал в постель, это не было игрой измученного воображения.
- Альф ясно видел яркие блики утреннего солнца, заигравшие на изогнутой желтовато-оранжевой струйке и темнеющий шелк подушки в том месте, куда попала моча. После того, как секундное оцепенение прошло, он посмотрел на мордочку Альберта. Тот, по-прежнему прищурившись, словно слегка кивнул ему, опустил лапу и, повернувшись на другой бок, опять тихонько засопел, оставив Альфа осмысливать только что произошедшее.
Через несколько секунд он, наконец, понял, что хотел этим странным действием сказать ему Альберт. А когда понял, у него словно отлегло от сердца. Мысленно горячо поблагодарив друга, он снова раздвинул лапы и опять, который раз за ночь, расслабился. На этот раз все удалось без того невероятного напряжения силы воли, словно у него в мозгу снялся какой-то блок - расслабившись, Альф тут же почувствовал, как моча побежала по мочеточникам безо всяких на то усилий, словно не ее он меньше минуты назад всеми силами пытался протолкнуть к выходу. Через полсекунды моча достигла головки его члена и, приятно обожгя ее своим теплом, упругой горячей струей ударила о ткань подушки, смачивая пропотевшую шерсть на животе и ляжках. Ее поток был такой силы, что она не успевала впитываться в плотный шелк подстилки и под Альфом тут же образовалось теплое, пряно пахнущее озеро. Озеро мгновенно переполнилось, жидкости не хватало в нем место и она тут же нашла себе целых два выхода - Альф почувствовал, как моча закапала на пол сбоку от подушки, а потом, когда и этого стока не хватило, омыла теплой волной яйца и потекла под его пушистым задом. Он даже и представить не мог, что в него могло вместиться столько этой золотистой воды.
Заодно он и понял то, что, изначально рассчитывая облегчится лишь чуть-чуть, он крупно ошибался - этот мощный поток остановить по желанию было просто невозможно, он все лился и лился, казавшись просто бесконечным. Наконец поток начал стихать, уменьшая свою силу и напор, а вскоре дуга мочи опала, уменьшила свою крутизну и из неудержимого горного потока превратилась в слабый ручеек. Наконец она почти совсем пересохла, просто начала капать из "карманчика", а потом и эти жалкие капли перестали вытекать. Альф подождал, пока вся моча впитается в подушку, чуть поерзал, поудобнее устраиваясь на подстилке посреди остывающего темного влажного пятна и прикрыл глаза. Теперь он знал, что, случись еще раз такая ситуация, он не будет сомневаться не минуты: в конце концов он был не просто каким-то псом, а породистым доберманом шоколадного окраса из личной псарни Его Императорского Величества, почти королевская кровь - должен же он иметь какие-то привилегии перед простыми дворнягами?! А сейчас Альфу больше всего на свете хотелось спать. Последней его мыслью перед тем, как провалиться в глубокий сон, было: "какие же все-таки у меня замечательные друзья!"