Ни слова о Патагонии (фрагмент повести)

 

 

Ни слова о Патагонии (фрагмент повести)

Ни слова о Патагонии (фрагмент повести)
- Так что теперь ты знаешь, чего мне стоит выглядеть таким спокойным.
- Ладно, - она хлопнула меня по колену, - все это пройдет. Я в туалет…
Она поднялась с дивана и вышла из комнаты. Я слушал из коридора шлепанье ее босых ступней по полу, потом щелкнул выключатель и хлопнула дверь туалета. Тогда мне показалось странным, что все мои проблемы и волнения в одночасье решила шестнадцатилетняя девочка, просто попросившая «не париться» и не быть «бя-яя-кой» (при этом она корчила такую забавную рожицу, что не возникало ни малейшего сомнения в том, что она говорит).

Юля весь год нашего знакомства была для меня единственной отдушиной, единственным человеком, которому, во-первых, было не наплевать, а во-вторых, который искренне меня поддерживал во многих вопросах (не только о судьбе Семплияровича). Эта совсем юная девчонка интуитивно понимала какую-то сакральную умиротворяющую истину и ее уверенность согревала всех, кто был с ней рядом. К Юле я питал совершенно особое чувство, вобравшее в себя благодарность, нежную заботу и уважение, такого я еще ни к кому не испытывал. Наверное, не отдавая себе в этом отчета, я испытывал к ней сексуальное влечение давно, во всяком случае, теперь, после нашей беседы в полутемной комнате, во мне стало просыпаться желание проявить нежность к ней самым прямолинейным способом. Чем дольше я думал об этом, тем острее становилось желание физической близости с этой худенькой рыжей шестнадцатилетней девочкой.
Я поднялся с дивана и прошел по темному коридору к двери туалета. Изнутри слышалось журчание воды в сливном бачке и изредка очень тихая возня.

- Юля, - выходило, что я обращался к туалетной двери, - можно тебя спросить?
Пауза. Небольшая возня.
- А ты другого времени не мог выбрать? – послышался из-за двери голос.
- Ну, можно?
- Спрашивай.
- Я тебе нравлюсь?
Долгая пауза. Опять возня.
- А я тебе?.. – спросила она каким-то странным голосом.
- Ты меня здорово поддерживаешь и очень мне нравишься.
Пауза.
- Ты не мог бы отойти от двери? – попросила она.
Я отошел на два шага. За дверью послышался шум спускаемой из бачка воды. Через несколько секунд Юля вышла. Она пристально поглядела мне в глаза.

- Ты ведь не стал бы спрашивать, если бы не знал ответа.
- Наверное.
- Ты мне очень нравишься, - она легко прикоснулась губами к моей щеке.
Поцеловав, она погладила меня по голове и пошла в ванную. Несколько секунд я стоял неподвижно, а потом зашел следом за ней.
Ванна была просторная, облицованная кафелем цвета морской волны и очень ярко освещенной. Родители Юли, видимо, были большими любителями принимать душ и ванну. Особенно внимание привлекали стеклянные граненые ручки смесителя. Юля мыла руки, тут, при ярком свете я отчетливо разглядел ее худые веснушчатые руки, тонкие пальчики, две феньки из деревянных бусин на изящном запястье. Я подошел к Юле вплотную и обнял ее. Она тут же обернулась, обхватила меня руками за шею и принялась целовать тонкими сухими губками в лоб, щеки, глаза, шею.

- Пошли в комнату, - сказала она наконец.
Мы прошли в гостиную, она включила свет. Толчком рук Юля усадила меня на пол и через голову сняла футболку. Наконец мне открылась вся ее фигурка. Она была худенькой девушкой и настолько рыжей, что светлые веснушки покрывали личико, руки и шею до маленьких плоских грудей с довольно крупными сосками. Пока я сам раздевался, Юля, прыгая на одной ноге, стаскивала с себя шорты и трусики. Ниже пояса она оказалась еще более юной – стройные ноги, худая мальчишеская попка, маленькая ямка пупочка на плоском животе и покрытая редкими светло-рыжими волосками складочка половых губ. Мы легли на пол, я целовал ее в веснушчатую шею, лопатки, целовал ее ноги, руки, каждый пальчик. Наконец, не в силах больше сдерживать возбуждение, я уложил Юлю на пол, она сама раздвинула ноги и показала мне свою юную промежность с нежно-розовыми узкими половыми губками (…)

(…) Преодолев небольшое сопротивление, я ввел в нее свой член. Юля морщила лицо при каждом моем движении и резко вскрикивала, когда я делал глубокие толчки. Через несколько секунд она попыталась встать.
- Не кончай в меня… Я хочу в рот, - попросила она, освобождаясь от моих объятий.
Я поднялся во весь рост, а она встала на колени. Резкими движениями худенькой руки она довела меня до оргазма. Первая струя попала ей на лицо, но вторую она не пропустила. Поспешно открыв рот и зажмурившись, продолжая работать рукой, она получила длинную желтоватую струю прямо в нёбо, сперма потекла по ее губкам и веснушчатому подбородку (…)
(…) - Вот слушай, - Юля приподнялась на локте и, глядя мне в лицо, заговорила очень серьезно, - Подходит Семплиярович к зеркалу, смотрит на себя и спрашивает: «Мама, а почему у меня нет шеи?». Мама ему из кухни отвечает: «Потому, что обедать надо три раза, ну пять, но уж никак не семь…»

Я рассмеялся. Юля положила голову мне на грудь и сказала:
- С ним все будет хорошо.
И в ту же минуту мне стало так спокойно, словно не было ничего на земле, кроме нас: меня и рыжей шестнадцатилетней девушки (…)