Часть 8.

Сначала он пытался до меня дозвониться. Я лежала у себя в комнате и слушала, как мой телефон снова и снова выводит одну и ту же музыкальную фразу из «Ночных снайперов»: «Ты дарила мне розы, розы пахли полынью…». В конце концов, заглянула мама и вопросительно на меня посмотрела.
- Мешает? – спросила я и выключила телефон.

Мама покачала головой, но ничего не сказала. Хорошо, потому что и ей тоже я ничего не смогла бы объяснить. Мне было очень грустно. И почему-то страшно. Всё время вспоминался пристальный холодный взгляд этой кошки Надежды. А ещё Светкины вопли и сентенции Марьяны. Что-то сегодня такое произошло, что-то, чего я не понимаю. И ещё мне очень хотелось, чтобы Серёжка был рядом. И не хотелось тоже, потому что – ничего не поделаешь – придётся рассказывать, что я посмотрела его секретное видео.

В квартире стало совсем тихо. Мои вымотанные родители спали. Я решила пойти прибраться на кухне. Работы было немного. Я справилась быстро, а потом взяла пакет с мусором и пошла на лестничную клетку, чтобы его бросить в мусоропровод. Я прошагал до самого люка, свалила туда пакет и повернулась к двери. И тут у меня всё оборвалось внутри. Он сидел прямо на кафельных плитках, уткнувшись головой в согнутые колени. В одной рубашке, в летних кроссовках. Целый час.

Во мне снова вскипели слёзы. Я подошла и присела перед ним. Серёжка поднял голову и посмотрел на меня. Его колотил озноб. И он будто закрывался от меня рукой с зажатым в кулаке мобильником. Я взяла его за эту руку и затащила в дом. Он пытался что-то говорить, но я прижала пальцами его губы и затолкала в ванную. Сама открыла воду и отрегулировала так, чтобы только рука терпела.
- Пожалуйста, - попросила я. – Ты же заболеешь…

Он снова хотел что-то сказать, и я опять не стала слушать. А поскольку он так и стоял столбом, начала стаскивать с него одежду. Серёжка смирился и полез в горячую воду. А я вернулась на кухню и забралась в нижнее отделение посудного шкафчика. Папе пациенты всё время дарили алкоголь. Обычно он его тут же передаривал младшему персоналу в больнице. Но некоторые экзотические или просто дорогие напитки приносил домой. Мне был нужен коньяк. Я долго рассматривала все эти разноцветные бутылки, пока не обнаружила одну с угловатыми греческими буквами, повертела её и нашла читаемую надпись – коньяк и «Метакса».

Потом я сходила за одним из папиных махровых халатов и просунула ему в приоткрытую дверь. Когда он пришёл ко мне, у меня уже была готова большая кружка очень сладкого кофе, щедро сдобренного коньяком.
- Пожалуйста, - начала я.
Но Сергей притиснул меня к стене.
- Послушай, Принцесса, - сказал он. – Я ни в чём не виноват! Понятно тебе?
Как будто я его в чём-то обвиняла! Я попыталась это объяснить, но он не дал мне раскрыть рот. Принялся меня целовать, страстно и настойчиво. Я сначала ещё пыталась что-то такое сказать, а потом все слова из головы у меня повылетали. Остались только сенсорные ощущения. Его губы, его руки, колено, втиснутое между моих бёдер… Сергея пробрало дрожью, и я очнулась.
- Серёжа, - попросила я. – Кофе. Как лекарство.

Он тихонько засмеялся и сел к столу, притянув меня к себе на колени.
- Я буду пить, - сказал он. – А ты рассказывай.
И я стала рассказывать всё с самого начала и во всех подробностях, ничего на этот раз не упуская, даже про игры Светки с Наташкой. Господи, как он хохотал, когда я дошла до этого места! Пришлось зажимать ему рот, чтобы не переполошить родителей.
- Принцесса, вида миа, так вот, кто тебя доводит до физической рвоты! Да ну забудь! Гони ты их в шею!
Я принялась объяснять, что с Наташкой я долго дружила, а Светку мне жалко.
- Куэрида, они выбрали сами. Тем более Наташке нравится.
Он снова принялся хохотать. Я рассердилась.
- Ты что, напился у меня? С двух напёрстков коньяку?
- Ах, так их было два? – восхитился Серёжка и запустил руки мне под пуловер.
Я стала отбиваться. Тогда он ухватил меня и потащил в мою комнату.

Мы приземлились на тахту. Серёжка выгнулся и извлёк из-под спины моего любимого зверя – плюшевого зайца по имени Ролли. Он некоторое время вглядывался в облезлую физиономию, потом сказал:
- Не грусти, парень. Де ла вида!
И отправил его на шкаф одним небрежным движением.
- Не смей обижать моих зайцев! – сказала я.
- Диос! Ах! – тут же включился он. – Это был заяц?! Такой мягкий, такой шелковистый, такой…
Параллельно он ухитрялся поглаживать меня по ноге и целовать основание шеи. Чем больше он углублялся в процесс, тем меньше русских слов произносил. Мне стало страшно.
- Серёжка, ты кто?
- В данный момент, - пробормотал он, - хомбре, озабоченный сексуально.

Его руки и губы уже были везде. Я не успевала фиксировать касания. Я даже ещё не осознала ответ, как мне стало на него наплевать. Серёжка будто кнопки какие-то на мне нажимал, последовательно включая систему. Когда до меня это дошло, я хихикнула. Он тут же закрыл мне рот поцелуем. А я быстренько развязала пояс халата и обеими руками полезла обниматься. Но не так-то просто было его сбить. Он избавился от одежды и прижал меня к себе. Вот тут и выяснилось, что на мне самой давно уже ничего нет, а прикосновение кожи к коже такое восхитительное.
Наш бойкий дружок поприветствовал меня шлепками по животу. Я его погладила и приласкала. Легонько, на одних касаниях. И он просто затрепетал! Серёжка опрокинул меня навзничь.
- Эспасио, гатита… Не спеши…

Его пальцы оказались у меня в промежности. Сначала было просто приятно. Потом появилось нетерпеливое желание поскорее с этим покончить, потом истома и вот - то самое дикое желание, от которого хочется рычать и кусаться. Он это почувствовал и резко одним движением вошёл в меня. О, вот это было да! То самое, что мне сейчас было нужно. Быстро, часто и глубоко. И много. И я обхватила его снова за спину ногами, регулируя ритм. У него по губам скользнула хулиганская усмешка. Я снова подтолкнула его. Тогда он остановился совсем и наклонился к самому уху: «Безопасный секс, гатита» - и поцеловал меня прямо в ухо, от чего мои бёдра буквально свело судорогой. Я подалась вверх, а он быстро вышел из меня. Я готова была завыть от разочарования.

- Помоги мне, гатита, - попросил он, и у меня в ладони оказался освобождённый от упаковки презерватив.
Я принялась за дело, медленно расправляя эту штуку на нём, касаясь кончиками пальцев в разных местах, потирая и зажимая.
- Быстрее, гатита, - выдохнул он.
- Эспасио, - пробормотала я.
Серёжка почти зарычал, но принял мою маленькую месть до конца. И вот мы снова одно существо. Хочется вопить и смеяться, только почему-то нельзя. Я то подталкиваю, то убегаю.
- О, гатита, - взмолился он. – Я этого не вынесу, перестань.
Он крепко прижал меня к постели и задвигался в безумном ритме. Я не успевала за ним и оставила попытки. Тогда и он сначала замедлился, а потом перешёл на долгие и плавные качания. В этот раз освобождение пришло к обоим одновременно. Некоторое время мы лежали, отдыхая, потом он выбрался из меня и освободился от презерватива.
- Принцесса, - сказал Серёжка. – Спасибо, Принцесса.
Ну, вот. А то всё гатита… До меня вдруг дошло, почему он это всё умеет. Так хорошо умеет!
- Никогда, - раздельно сказала я, - не называй меня кошкой.
- Что такое? - спросил он.
Я повторила.
- Но почему? – не отставал он.
Я уже открыла рот, чтобы признаться, но тут же передумала.
- Не хочу, - сказала я.
- Так не пойдёт, Принцесса, - он провёл по мне пальцем.
И тело моментально откликнулось. Я потянулась к нему поцеловать, но он отстранился, и я потёрлась щекой о его плечо.
- Говори, Полина, - настаивал он.

И в это время в прихожей длинно позвонили. Я выругалась, влетела в халат и, путаясь в длинных его полах, помчалась к двери. Я была уверена, что это тётя Тамара из соседней квартиры, бодрая пенсионерка, воображающая себя смертельно больной. Дня не проходило, чтоб она не являлась к моим родителям за советом, чтобы измерить давление или потрепаться о том, о сём. Я её терпеть не могла, потому что она обожала выбирать для своих визитов именно такие моменты, когда мама или отец отдыхали после тяжёлого дежурства. Я распахнула дверь с решительным видом, чтобы отправить мерзкую бабку восвояси, и будто изо всей силы получила встречный пинок. На пороге стояла она. Эта кошка.

Я видимо изменилась в лице, потому что она слегка усмехнулась и покосилась мимо меня в прихожую, посреди которой так и валялись мокрые Серёжкины кроссовки. Она была в чём-то искусно сплетённом из мохнатой шерсти ослепительного белого цвета. Одеяние было распахнуто. Из-под него виднелись знакомое чёрное платье и стройные ноги в туфлях на высокой и очень тонкой шпильке. Я вспомнила, в каком виде стою перед ней, и испытала чувство полного унижения.

Мы не сказали друг другу ни слова. Она молча протянула мне Серёжкину сумку с ноутбуком, шваркнула на пол к моим ногам его ботинки и куртку. Некоторое время она ещё изучала меня, прищурив глаза, потом плавно развернулась и направилась к лифту. Наш вечно ломающийся агрегат с подобострастной готовностью распахнул перед ней двери. На пороге она оглянулась. Я поймала себя на том, что так и стою, прижимая к себе сумку, и с глупым видом пялюсь на неё. Я поспешно отступила вглубь прихожей, споткнувшись при этом о брошенные вещи, и закрыла дверь, отрезая её пристальный взгляд.

Я подняла и повесила куртку, сдвинула в сторону обувь и прошагала к себе. Серёжка сразу всё понял. Он моментально подскочил и приобнял меня за плечи.
- Она тебе что-то сказала? – спросил Серёжка.
Я покачала головой. Я всё ещё была в ступоре. Он взял у меня сумку и положил на стол перед моим экраном. У него обострились скулы, а вид был решительный.
- Поль, где мой телефон?
Я сходила. Принесла заодно его вещи, уверенная, что он сейчас извинится и уйдёт. Сергей поблагодарил меня взглядом, нажал вызов, некоторое время слушал, потом сказал:
- Я позвонил, чтобы поблагодарить, - а потом, - Я передам.
И всё. Выключил телефон, не прощаясь. Некоторое время сидел неподвижно, потом натянул штаны и нерешительно взглянул на меня.
- Поль, пойдём. Какого-нибудь чаю там. Или кофе.
Я сообразила, что он, наверное, голодный. Скинула халат, стала одеваться, но вдруг увидела в зеркале его одобрительный и снова такой открытый взгляд. Он встретился со мной глазами и там, по ту сторону стекла, стал готовиться меня изловить. Я повернулась к нему и сказала:
- Даже и не думай!
И отправилась на кухню.

Дом оказался доведённым до полного опустошения. Даже мамин салат для здоровья, который и сама-то она поглощала, исключительно состроив героически-стоическую рожицу, подъели. В холодильнике наблюдалась откровенная пустота, разбавленная баночкой йогурта, полупустой коробкой с соком и остатками торта. Я полезла проверять овощной ящик. Картошка, к счастью, ещё была. Я вручила Серёжке нож и попросила помогать.

- Ну, так и что она тебе сказала? – через некоторое время спросил Сергей.
Я повторила, что ничего.
- На тебе лица не было, - объяснил он.
И тогда я зажмурилась и будто шагнула в ледяную воду.
- Я влезла в твои икс-файлы.
Он помолчал, потом очень спокойно спросил:
- И что же ты такого навоображала по этому поводу, Принцесса?
Меня скрутило от неловкости, потому что я и в самом деле чего только не напридумывала. Даже самой себе признаваться неловко, как ему-то вываливать? Он хмыкнул.
- Ну, ладно. Сначала ты решила, что я её трахаю за денежку. Потом – что по вселенской неземной любви. Потом ты вообразила, что я работаю чем-то вроде бессловесного мяса для жёсткого порно. Что ещё? Нет, мне правда интересно!

Я сидела, опустив голову, и еле шевелила ножом.
- Не надо было совать нос, куда не просили! – сердито сказал он. – Я у неё действительно работал. Только сторожем. Дом охранял, пока она ездила за границу по делам. Обнаглел, спал в её спальне. А когда она неожиданно вернулась и застукала меня, то сняла вот такую плату за нахальство.
- А зачем на камеру? – не сдавалась я.
- На память, - буркнул Серёжка.
- А сейчас что ей надо?
Серёжка замялся.
- Мы были любовниками. Долго.
- Извращенка она, - разозлилась я. – Что, взрослых мужиков совсем нету что ли?
Сергей вздохнул и с заметным удивлением в голосе произнёс:
- По-моему, она меня любит…
- А ты, сам, - продолжала злиться я.
- Ну, - затруднился Серёжка. – Я к ней очень хорошо отношусь. Я ей благодарен.
- За что? Что изнасиловала тебя?
Серёжка засмеялся.
- Дурочка ты, куэрида. Я ей благодарен уже за то, что мне не пришлось прибегать к услугам всяких… ла трола… ну… вроде Наташки твоей.
- А надо было? Прибегать? – спросила я.

- Видишь ли, гатита, - сказал он противным наставительным тоном. – Мужчины устроены таким образом, что, начиная с определённого момента, им нужна партнёрша для секса. Если они хотят быть действительно мужчинами, а не ручниками-надомниками, к примеру.
Я разозлилась до крайности. Из-за этого тона в основном.
- Фиг с ними, с мужчинами, - сказала я. – Меня интересуешь ты. Где ты был, когда я тебя искала? И почему твои вещи оказались у этой кошки?
Теперь настала его очередь опускать голову.
- Я прозевал, когда ты уехала. А потом мне сказали, что уехала наверно на праздник к Корнеевым. Я рассердился. А она позвала.
Я ждала.

- А потом мне позвонил Евген и спросил, не мог ли я привезти тебя к ним в гости. И я всё понял. Я стал звонить тебе, а ты не отвечала.
Больше он ничего не стал говорить. Ну, в общем, можно было представить, как развивались события. Его кроссовки, к примеру, выглядели так, будто в них, по меньшей мере, тонули. Где-нибудь посреди Атлантики.
- А позвонить в дверь ты не мог? – спросила я.
- Не мог почему-то…
- Это ведь она сказала, что я поехала к Евгену?
- Она сказала – наверное.
- А ты поверил!
- Прости, куэрида.

Я схватила начищенную картошку и стала её мыть, резать и бросать в кастрюлю. Я не знала, как мне реагировать. Я была зла. Я боялась этой холёной кошки. Я хотела, чтобы человек, который сейчас сидел за моей спиной и что-то там мямлил, был мой.
- Что? – хмуро переспросила я, поворачиваясь к нему.
- Она просила передать тебе, что ты красивая девочка.
Я взорвалась.
- Если ещё раз, - сдавленным от злобы голосом сказала я, - услышу про эту глянцевую кошку, я тебя задушу!
Он помолчал и вдруг заявил:
- А знаешь, что происходит, куэрида? По-моему, ты меня ревнуешь!
Я стремительно развернулась. У него был такой самодовольный вид! Я скомкала полотенце, которым только что вытирала руки, и запустила ему в физиономию. Он ловко уклонился, а потом сполз с табуртки и медленно, глядя мне в глаза, двинулся ко мне.
- Не подходи, - сказала я. – Не делай этого.

Но останавливать было бесполезно. Я попыталась ускользнуть, но он меня поймал.
- Полинка, вида миа, прости. Я правда ни в чём не виноват. Я хочу быть с тобой.
И он снова полез целоваться. У него были горячие руки. Они буквально обжигали мою спину. Серёжка сильно прижимал меня к себе и целовал с таким явным наслаждением, что я потихоньку расслабилась и перестала дёргаться при одном только воспоминании о том, как распахиваю дверь, а там - эта женщина.

Он почувствовал это и отпустил меня. У него сейчас были такие светлые глаза, сияющие и спокойные. Было видно, что не гнетёт его больше никакая недосказанность или недоверие. Насмотреться на него на такого было просто невозможно. Но я вспомнила, что готовлю ужин, и полезла в наш ящик со стратегическими, как любит выражаться папа, запасами. Там нашлась банка тушёнки, и я вывалила её содержимое в кастрюлю с картошкой, добавила специи, и убрала огонь до минимума, оставив это всё хорошенечко протомиться вместе. В кухне начали концентрироваться запахи. Именно они в конечном итоге приманили к нам моих родителей.

- Явление, - сказал папа, увидев Серёжку, и поздоровался с ним за руку. – Становящееся привычным, - добавил он.
А мама поблагодарила меня за то, что я сообразила сама заняться готовкой.
Было уже относительно поздно. У соседей, которые обожали смотреть телевизор на предельной громкости, играла заставка вечерних новостей. Папа заметил коньяк на столе и вопросительно посмотрел на нас.
- Рассказывай сам, - предложила я Серёжке.
Он улыбнулся и сообщил, что у него отобрали одежду и сменную обувь и что он тогда примчался сюда просто так, а я спасала его от простуды горячим кофе вот с этим самым коньяком.
- По морозу босиком, значит, - папа потрогал его лоб раскрытой ладонью и хмыкнул. – Ещё один… пациент. А чьи это ботинки я только что видел в прихожей?
- Притащили потом, - не моргнув, сказал Серёжка.
- Ну, пусть, - решил папа.

Он достал две рюмки, взглянул на маму: «Будешь?» - и плеснул в каждую на два пальца. Мама отказалась, и тогда папа катнул вторую по столу Серёжке. Сергей замотал головой.
- Это не для опьянения, - пояснил папа, - а всё в тех же профилактических целях. Это я тебе как врач говорю.
- Мне ещё работать, - сообщил Серёжка.
- Понятно, - сказал папа. – Действительно не пьёшь. Но это заглоти. Или тебе с ложки привычнее?
Серёжка засмеялся и взял рюмку. Папа отпил, посмаковал, пожалел, что нет лимона, и сказал маме, что это действительно настоящая «Метакса», а не какая-то там подделка. Когда он упомянул в разговоре с Серёжкой слово пациент, я вспомнила про того разбившегося парнишку, и теперь решилась спросить, как у него дела. Папа помрачнел.
- Мы не смогли ему помочь. Он умер.
У меня всё задрожало в руках. Мама поспешно перехватила у меня тарелки и поставила на стол.
- Садись, - сказала она. – Теперь я сама.

Папа налил себе ещё коньяку и выпил, посмотрел на Серёжку.
- Поганая у меня работа, - сказал он. – А ты чем решил заняться?
Сергей сообщил, что информационными технологиями. Папа кивнул и о чём-то задумался над тарелкой.
- А зачем вы стали хирургом? – спросил Серёжка.
- Чтобы людей спасать, - сказал папа.
- И, наверное, многих спасли? – не отставал Сергей.
Папа вдруг улыбнулся.
- Ну, было дело... Да ты ешь. А вы, дамы, что? Давайте! Или вам снова пирожных, бланманже и марципану?
Мама хихикнула, как девчонка, и присела к столу. Папа принялся шутить. Мы смеялись. А потом в прихожей снова позвонили. Я вскочила и, пробормотав, что это опять, наверное, эта умирающая лебедь тётя Тамара, пошла открывать. Но на этот раз я была собранна и готова к любой неожиданности. На пороге снова оказалась женщина. Я её точно не знала, но в то же время она показалась мне до ужаса знакомой. И прежде, чем она хоть что-то сказала, я выпалила:
- Вы Серёжкина мама?

Она кивнула и хорошо улыбнулась.
- А ты – Полина. Здравствуй. Он у вас?
Я кивнула и предложила войти.
- Он на вас так сильно похож! – не удержалась я.
Она засмеялась.
- Пусть идёт сюда.
- Нет! – сказала я. – Мы сейчас ужинаем. Идёмте к столу, - а когда увидела, что она собирается возражать, громко позвала. – Папа!
Мой батюшка умеет быть очаровательным, если захочет. Когда он появился в прихожей и узнал, кто перед ним, принялся ухаживать и отвешивать комплименты. Благодаря ему я узнала, что Серёжкину маму зовут Валерия, Валерия Сергеевна. Уже сидя за столом и отказываясь от угощения, она рассказала, что забыла дома ключи, и уже давно разыскивает паршивца, у которого не отвечает мобильный телефон.

- А как вы нас нашли? – спросила мама.
- Сказала, что ищу хирурга Гаймуратова, - улыбнулась Серёжкина мама. – Я сейчас общаюсь с людьми, которым найти такую информацию, как адрес, довольно просто. Аргентинскую делегацию сильно охраняют.
Мы просидели за столом, наверное, час. Папа ухитрился напоить обеих женщин и рисовался вовсю. Сначала они всё больше обсуждали нас с Серёжкой, а потом прониклись друг к другу и просто веселились. Но когда мы с Серёжкой решили убраться от них в мою комнату, мигом оказалось, что уже очень поздно. Папа стал вызывать такси, а мама приглашать заходить почаще.

Серёжка сграбастал меня со спины, положил голову мне на плечо и сказал в ухо:
- Утром я зайду за тобой, куэрида. Дождись меня.
Потом папа пошёл их проводить до машины, а мама, взглянув на меня, сказала:
- Какие славные люди!
- Вы у меня тоже, - сообщила я и только тогда ощутила всё утомление этого странного дня.