Стояла суровая сибирская зима, в самом разгаре. Мороз трещал по веткам деревьев в которых едва теплилась жизнь.
Всё вокруг замерло и приуныло, на улицах почти пустынно, так как холодный воздух пробирает до костей у всего живого.
Сквозь маленькие щели в канализационном люке пробивали себе дорогу лучи дневного света, пытавшиеся хоть как-то осветить убогое вонючее пространство под ним, состоящее из пропитанных сыростью и изрядно покрытых плесенью ржавыми стенами. Там и тут виднелись обрывки железобетонного скелета через растрескавшиеся и осыпавшиеся куски цемента. Всё здесь было жутко. Едкий запах человеческих испражнений ударял в ноздри и выворачивал мозги наизнанку. Но человек, спящий на холодных сточных трубах, давно уже привык к нему. От него самого пахло тем же, если не хуже. Этого человека зовут Степан, ему около сорока лет, но выглядит он старше. Он бомж с грязной рыжей бородой, торчащей в разные стороны. Степан постоянно поправляет её перед тем как лечь спать, но живущие в ней вши делают своё дело и он им явно не указ. У него жёлтые гнилые зубы, да и тех немного. На голове у него надета старая облезлая шапка-ушанка из собачьей чешуи. Сам он в дряхлой дырявой шубе лежит на мешках и обрывках картонных коробок. Он положил их на холодные трубы, чтоб сделать своё ложе немного мягче и чтоб смертельный холод, исходящий от них, не сильно докучал его.
В этом бункере завыла собака царапая когтями по стенам и оставляя полосы на них. Степан попытался сделать вид, что не слышит пса, но тот действовал всё настырней и скулил жалобней, прыгая из стороны в сторону, махая хвостом и ударяя когтистой лапой по немытой роже своего хозяина.
- Ну, Грэй, будет тебе... щас я... ох, - потянул нехотя человек.
Собака заслышав его голос весело завизжала. Он был приучен и не "гадил дома", терпел до последнего всю ночь, пока Степан не встанет и не откроет люк, не отворит эту дверь, отделящую один мир от другого, царство тьмы от царства света. Степан поднажал, но ничего не вышло, всё попусту. За ночь люк крепко примёрз к своей юбке. Степан поднажал ещё раз. Результат тот же. Собака заскулила уже по другому, неужели ему придётся терпеть дальше. Вконец измученный Степан всё же отбил люк и тот с грохотом съехал со своего места и покатился в сторону. Свежий морозный воздух проник в его жилище, выгоняя наружу всю вонь. Степан подхватил пса и поднял его к отверстию диаметром в ширину человеческих плеч, тот ухватившись передними лапами за железный обод начал отталкиваться задними и, оказавшись на улице, пошёл по нужде, а потом и по своим собачьим делам. Степан же взял недокуренную кем-то сигарету и попытался подкурить этот бычок. Но мокрый и окончательно затёртый черкаш рвался от движения спички. Серная головка рассыпалась под давлением его грязных рук. Но он всё же блаженно задымил, трясущимися руками стряхивал пепел и подносил окурок к почти беззубому рту. Да, он любил курить, особенно после сна, не успев ещё ничего закинуть в волосатый и обвисший живот. Голова начинала слегка кружиться, настроение тянулось кверху и он то и дело стрелял беззубой пастью и дарил улыбку всему, что окружало его. Ему было приятно. Приятно от той мысли, что он жив, не продрог окончательно и не примёрз мясом к своей лежанке. Он опять дышит свежим воздухом, щурит глаза от яркого солнца, пряча их за могучими рыжими бровями. Опять он хочет есть, но есть нечего. Нет, есть он не хочет, он хочет обожраться как свинья, запастись салом со всех боков и больше ничего. Но всего этого нет, это только мечты, призрачный сон. Хотя в том что он свинья он уверен окончательно, потому как питается в принципе тем же. Тем, что недоели другие люди, вот только сало в нём не откладывается, как жир у медведя, чтоб не склеить ласты в суровую лютую зиму и не покрыт он лоснящейся тёплой шерстью. Нет, всего этого он лишён. Потому что Степан человек, а не животное, каким бы он ни был куском дерьма, но он всё равно человек. Это звучит гордо. Это пишется с большой буквы. Он хозяин земли. Он покоритель стихий.
Степан начал уже тянуть фильтр, но не заметил этого. Он думает о том, что вы только что прочитали и ему смешно. Плевать он на вас хотел, если говорите об этом не побывав в его шкуре. Попробуйте, побудьте. Страшно? И ему страшно. Вот уже лет десять как он просит всевышнего своей скорейшей кончины, но тот его не слышит, болт он на него забил и всё. А сдохнуть Степан хочет больше всего, это его мечта. И он очень злится. Злится каждый раз когда понимает, что он ёщё жив и только что проснулся, Бог опять наебал его. А может его и нет вовсе? Тогда он поносит крепкой отбороной руганью весь белый свет, проклинает Бога и всех людей, которых ненавидит больше, чем свою дешёвую дрянную жизнь, никому и ни чем не обязывающую. Степан обжёгся об окурок и выкинул его. Вспомнил вдруг, что стоит на мёрзлой земле в дырявых носках. Нашёл в углу своей комнаты старые ботинки перевязанные верёвкой, чтоб не отлетела подошва, кряхтя и матерясь влез в них, потрещал костями и сделал глубокий вдох. Как же ему всё это надоело, кто бы только знал. Он вылез из своей берлоги, закрыл дверь, точнее поставил крышку люка на место и пошёл искать своего верного хвостатого друга. Он знал, где тот обычно тусуется в это время и пошёл туда, поправляя на ходу свой нищенский скарб в холщовом мешке за плечом и опираясь на палку. Ноги уже начинали подводить его и часто не слушались.
Он шёл, а прохожие люди крутили носами и отводили взгляд от него, потому что ветер разносил во все стороны запах говна. А он шёл уронив глаза на землю, чтоб не пропустить пустые бутылки и банки из под пива, которые он складывал в свой мешок и тот постепенно наполнялся, весело позванивая от ходьбы. Как же есть хочется...
- Грэй, засранец, мать твою, - радостно позвал Степан своего друга, - нашёл что пожрать-то?
Собака, услышав его, так же весело залаяла, затем продолжила грызть чью-то массивную кость и не было предела собачьему счастью. Степан гневно плюнул и со злости забрал у пса его трофей. Тот даже не сопротивлялся. А Степан всё больше злился и выходил из себя. Вот уже третий день он совсем ничего не ел, а друг же его всегда что-то находил. От чёрной зависти Степан не мог смириться с этим.
В грязных руках белела кость с острыми отгрызанными краями. Грэй крутился вокруг ног хозяина в надежде получить обратно ему принадлежащее. И он получил. Степан с силой ударил пса костью по голове. Он взвыл от такой детской неожиданности, повалился на снег и судорожно задёргал лапами. Из пасти текла алая кровь а из пробитого черепа было видно собачьи мозги.
- Жрёшь, сука, кобель несчастный, *****на, а я ведь тоже хочу. А мне оставить ты как-всегда не додумался, тварина, - орал
Степан брызгая слюной и втаптывая в землю голову псины.
Он бил его костью, пинал в живот, по р**рам. Был слышен хруст костей, продолжавшийся до тех пор, пока голова животного не стала походить на месиво. Грэй давно уже не дышал и не подавал признаков жизни. Степан понял это и перестал. Он, человек, стоял прямо и гордо, а у ног его лежала покорённая им природа. Он покорил её, затем убил. и он прав. Вёдь он венец её, этой самой природы, её вершина. Он наверху. Природа породила его, затратила миллионы лет на его создание и он благодарен ей как никому.
Степан не мог отдышаться и жадно хватал воздух. Его ноги были в крови, на руках налеплена собачья шерсть и куски плоти. Степан сел около лучшего друга и заплакал. Ему было жалко его. Столько с ним всего связано, как хорошего так и плохого. Много. А теперь он мёртв, его больше нет, лежит в неподвижной позе и кажется что вот-вот вскачет. Вскачет и начнёт лизать лицо хозяина.
У Степана навернулись слёзы. Вокруг тела был разрыт снег. Это он в судорогах пытался оттолкнуться от своего мучителя и рыл снегю Но снег плохая опора, он рыхлый. У Грэя получалось только сгребать его лапами в кучи, оставаясь при этом на том же месте, где лежал, принимая на себя все удары человека.
Достав из мешка бутылку Степан встаёт на колени и разбивает её. Вот в руках его блестит розочка, затем он переворачивает тёплое ещё тело собаки на спину и раздвигает ей лапы на все четыре стороны. Собака лежит красиво, словно на операционном столе, и опытный хирург сейчас приступит. И Степан приступил. Лечение началось. Он начал вспарывать брюхо собаке. Стекло крошилось и ломалось, сопротивляясь и цепляясь за плоть, но Степан был мастер в этом деле и он мастерски произвёл вскрытие, пытаясь узнать причину смерти. Но вскрытие ничего не показало. Тогда Степан, ухватившись за края, развёл вспоротое брюхо широко в сторону, из него валил пар, а по ноздрям сразу пробирался запах сырого мяса и кишок. Степан ваыпотрошил внутренности, отрезав стеклом выкинул их и был рад. Кромсая небольшие сырые куски мяса подносил их ко рту и с жадностью ел.
А душа цвела и пела. Рассудок в тумане, организм всё требует и требует белков животного происхождения. Наконец Степан наелся. Сложил то, что не успел в мешок, на потом. Вытер руки о снег, затем то же проделел с рожей. Огляделся вокруг. Закидал место трапезы, сделал его незаметным для посторонних глаз и пошёл. Пошёл опять искать нового друга, воёти в доверие, притереться и опять заново, опять по кругу, и будет это продолжаться до тех пор, пока Степан сам не станет удобрением... Так и надо поступать с друзьями, иметь их надо...