Вы думаете, что если человек украл, то он - вор и заслуживает сурового наказания? Если он пойман с поличным, и вина его доказана – так о чём тут говорить? Это было и моим мнением совсем недавно. Пока не произошла со мной эта … дурацкая, не подберу даже определения какая, история. И пишу я это, чтобы найти у людей оправдание и понимание. Потому что я не воровка. Ну, рассудите сами – стала бы настоящая преступница после всего, когда ей ничто уже не грозит, рассказывать всё это? Зачем? Хочу оправдаться и поплакаться сразу во многие жилетки, а потом – забыть …

*
Это был самый обычный день и самое обычное возвращение с работы … до тех пор, пока я не вошла в подъезд. Чем выше я поднималась по лестнице, приближаясь к своей квартире на пятом этаже (у нас есть лифт, но я обычно хожу пешком, блюду спортивную форму), тем отчетливее слышала какой-то шум на лестничной клетке – деловитые мужские и женский голоса, какой-то топот и возня … Мебель что ли кому-то привезли?… Ой, нет! Врачи скорой помощи (ну да, машина недалеко от подъезда стояла). И сосед из квартиры напротив помогает санитару носилки спускать. Ну вот, Алевтине Марковне плохо, это её на носилках уносят! Лежит бледная, глаза закрыты, не шевелится … Жива ли вообще? Жалко как, приятная женщина! Уже совсем пожилая, но ухоженная, приветливая всегда, манеры немного старомодные, но не чопорная. Одинокая она, только иногда племянник навещает.

Сосед со мной поравнялся, и тут только глаза поднял и меня увидел. Оживился и кричит наверх врачу-женщине:
- Вот ещё одна соседка идёт, может она сможет помочь?
Я поднимаюсь к нам на этаж, а врачиха на меня с надеждой смотрит и объясняет:
- Бабуля сама скорую вызвала, дверь открыла, а потом ей хуже стало, лежит, говорить не может. А ключи от квартиры где – не знаем, не можем дверь запереть. Придется так квартиру оставить. Вы побыть здесь хоть часок можете?
- Часок могу, - отвечаю.
- Вот хорошо, - говорит врачиха и начинает спускаться вслед за носилками.
- Да вы зайдите в квартиру, может быть, ключи отыщутся? Тогда заприте и родственникам записку оставьте на двери. А мы в милицию позвоним, пусть или родственников найдут, или квартиру пока опечатают! – это она уже снизу мне крикнула.

Зашла я в квартиру, не без интереса, надо сказать. Всю жизнь живу в этом доме и Алевтину Марковну давно знаю, а в гостях у неё ни разу не была. Хоть вроде и любезная она, деточкой меня называет. А всё-таки есть дистанция между нею и другими соседями, какая-то она загадочная немного. Зашла, осматриваюсь – квартира тоже не совсем обычная. Скромно всё, видно, что человек живет пожилой, небогатый, одинокий, и всё-таки … Зеркало в прихожей старинное, в массивной фигурной раме, с разными завитушками, потемнело от времени. Телефонный столик из тёмно-красного дерева с гнутыми ножками. Подсвечник на нём стоит вообще как из музея, а вот телефон – самый обычный, старый, пластмассовый, с круглым циферблатом. Осмотрела прихожую – ключей не видно, прошла в кухню – там тоже скромно, но очень чисто. Старенький холодильник и плита, ободранный столик … а на нем чашка с блюдцем, необыкновенно красивая и изящная, хоть и с выщербленным краем. Нет ключей. Осталось в комнате посмотреть…

Ну… комната вообще похожа на музей-квартиру какого-нибудь классика. Антикварная мебель, потемневшие картины с портретами… Непростая эта соседка, может она графиня какая-нибудь? Забавно – графиня в халате с мусорным ведром в руках. Правда, халаты у Алевтины Марковны тоже были какие-то всегда необычные, бархатные. Поискала и здесь ключи – бесполезно. Может быть в ящике каком-нибудь? Неудобно по мебели шарить… В шкатулке?

Кстати, на комоде шкатулка большая стоит. Пригляделась – вот это да! Вот это шкатулочка! Да она же … из малахита? Вся резная, точно из сказки Бажова. Тут я не удержалась, руки сами потянулись посмотреть, что там. Должно быть или сокровища несметные, или бумаги секретные, а может быть … цветочек аленькой? Я даже засмеялась тихонько. Приоткрыла тяжёлую крышку, а она – полна украшений старинных. Я таких и близко никогда не видела, тем более в руках не держала. Как будто в сказку окунулась. Начала как Танюшка из «Малахитовой шкатулки» всё на себя примерять. Особенно меня потряс гарнитур из тяжелого белого металла - колье, кольцо и длинные висячие серьги с крупными бриллиантами (я конечно не знаток, но не бижутерия же это). Надела колье на шею, кольцо натянула, серьги просто приложила к ушам… Огляделась – зеркала в комнате нет. В прихожей есть! Только темно здесь, включила свет, а лампа всё равно за спиной получается. Бриллианты таинственно сверкают, но разглядеть себя, как следует, не могу. Прошла в ванную…

Совсем другое дело! Смотрю на себя … так, волосы надо назад зачесать, чтобы уши и шея были открыты… Эх, всё-равно… Такие серёжки не для моей короткой шейки. Нет, вообще-то я своей внешностью вполне довольна. Не топ модель, но привлекательная пышная брюнетка. Не полная, а именно пышная – щёчки круглые, с ямочками. Мне 23 года, а меня за старшеклассницу принимают из-за этого. Грудь идеальной формы, попка тоже … всё на месте. И, между прочим, талия – 60 см, и животик плоский. Вот! Но сейчас я пожалела, что я – не моя подруга Варя. Она не красавица, нос немного длинноват, но зато шея – лебединая. С такими серьгами смотрелась бы как принцесса… .

В общем увлеклась, обо всём забыла. Вдруг слышу – дверь входная открывается. Я растерялась, испугалась даже немного… По-дурацки как-то получается – просили за квартирой присмотреть, а я тут в ванной непонятно чем занимаюсь. Скорее воду в бачке спустила, кран с водой открыла. Потом кран закрыла, собираюсь выйти … Господи – кольцо то, и колье! В прихожей кто-то кашлянул и немолодой женский голос спросил:
- Кто тут?
Сняла всё торопливо, зажала в кулаке … Ёлки! Колье из кулачка свисает! Засунула украшения в карман пиджака.
Выхожу из ванной, а в прихожей стоит … Алевтина Марковна?! Я аж обмерла… Да нет, не она… Эта женщина помоложе, крепче как-то, румянее. Но как похожа!
- Я - соседка, - бормочу смущенно, - меня попросили за квартирой посмотреть немного, а мне … вот тут … понадобилось, я же с работы только что, - я махнула в сторону ванной. Зачем вру, спрашивается? Этой женщине, кажется, совершенно всё равно, что я там делала.
- Я сестра Алевтины, мне из больницы позвонили, - говорит женщина (и голос похож, надо же).
- Как там она?
- Ничего не известно пока, у неё инсульт, - печально говорит копия соседки, - а ты, деточка, можешь идти, у меня запасные ключи, я запру квартиру.

Пришла к себе, машинально разделась, брючный деловой костюм осмотрела – не пора ли в химчистку, повесила в шкаф. Теперь не скоро понадобится. Завтра – пятница, а потом я в отпуск ухожу … шорты, топик … до свидания, родной офис! С мыслями о соседке (хоть бы выкарабкалась!) влезла в домашнюю одежду – протертые в самых интересных местах джинсы (ничего, дома можно!) и маечку, потащилась на кухню чайник ставить…


**

Понедельник… Вечер… Собираюсь в отпуск. Звонок в дверь. Спрашиваю:
- Кто?
- Племянник Вашей соседки.
Смотрю в глазок – да, он. Я его видела несколько раз в подъезде. Кажется, его Марк зовут. Симпатичный (даже очень) блондин лет тридцати. Мне кажется, он представитель какой-то творческой профессии, одевается немного неформально, прядь обесцвечивает, но на гея непохож. Манеры вполне мужественные.

Открываю. Интересно … поблагодарить хочет? Да ну, мелочи, было бы за что. Может быть, я ему нравлюсь? Мурашки пробежали по спине… Нет, не благодарить, похоже. Вид угрюмый, таким я его никогда не видела. Обычно он улыбается, такой же приветливый, как его тётушка. Неужели всё плохо? Неужели умерла???
- Войти можно?
- Да, конечно, - я отступила назад в глубь квартиры.
Марк вошёл в прихожую и остановился, глядя на меня всё так же мрачно. В руке у него был зажат мобильный телефон. Я не решалась спросить про Алевтину Марковну, просто не могла найти слов подходящих. Несколько минут мы молчали.
- Хороша, соседушка, - с кривой улыбкой произнёс он вдруг, оглядывая меня с головы до пят.
Под его тяжёлым взглядом я почувствовала себя очень неуютно, как будто я что-то страшное совершила. Опять помолчали. Он не сводил с меня своего пристального взгляда. Я поёжилась.
- Что случилось? - наконец выдавила я из себя глупую дежурную фразу.
Лицо Марка опять перекосилось, так, как будто у него тоже был инсульт.
- Я, конечно, могу прямо сейчас позвонить в милицию. Они возьмут понятых и обыщут квартиру. Но, может быть, ты сама отдашь драгоценности? Даже если здесь ничего не найдут … всё равно тебе не отвертеться. В комнате тёти была установлена видеокамера.

Всё как будто перевернулось вокруг меня… Да, я стояла прилипнув к полу, а Марк, стеллаж в прихожей, вешалка-жираф смотрели откуда-то сверху! Сердце забилось часто-часто, кровь ударила мне в лицо, я, наверно, вся стала пунцовая. ДРАГОЦЕННОСТИ! Они так и лежат в кармане пиджака! Вот это позорище!!! … Наступила немая сцена почище Грибоедовской…
- Так что будем делать? – Марк сделал шаг в мою сторону и теперь стоял почти вплотную, а взгляд его не предвещал ничего хорошего.
Я вышла из оцепенения и, с ужасом глядя в его сторону (посмотреть ему в глаза я просто была не в состоянии), начала мямлить что-то нечленораздельное.
- Я … хотела положить обратно, а тут пришла её сестра … и я забыла… Я просто мерила…
- Четыре дня мерила? И как, подошло? – голос Марка был полон сарказма.
- Я сейчас верну! – на ватных ногах я поплелась шкафу, достала из кармана пиджака драгоценности и принесла в прихожую. Меня всё ещё трясло.
Из моего кулака опять свисало колье. Я коротким неловким движением положила всё это в руку Марку. Он бегло осмотрел драгоценности и убрал их в свою сумку. Потом опять пристально взглянул на меня, видимо решая, что со мной делать.

- Ну, в общем, так, - немного погодя сказал Марк, - не хочу сдавать тебя в милицию. Судя по тому, как ты растерялась и покраснела, ты - не законченная уголовница. Тюрьма никого не делает лучше… Но и оставлять воровство безнаказанным нельзя.
Я опять хотела что-то объяснить, как-то оправдаться, но у меня комок стоял в горле… Да и что тут объяснишь?
- Ты можешь выбрать – разборки в милиции, дурная слава среди соседей, позор на работе… или я накажу тебя сам. Накажу жестоко, но никто кроме нас двоих об этом не узнает, и твоя репутация останется неиспорченной.
- Что ты будешь делать? – я изо всех сил старалась не разрыдаться. Мне уже представлялись самые ужасные и невероятные картины, которые я почерпнула из японских комиксов и научно-популярной передачи о древних ритуалах дикарей.
- Да просто выпорю, - усмехнулся Марк, - жива останешься, калечить тоже не буду.
Что мне оставалось делать? Лучше бы мне вообще умереть, чем вся эта скверная история станет известна родственникам, соседям, коллегам … Я согласилась.
- Вот адрес, - Марк черкнул несколько слов на странице, вырванной из блокнота, - завтра к 12-ти часам быть там. Учти – минута опоздания – и считай, что твоё дело уже в милиции.

***

Не буду рассказывать подробно, как я прожила эту ночь. Спать я, конечно, не могла. Я то сгорала от стыда, то мне становилось до тошноты страшно. То я задумывала рвануть прямо сейчас на вокзал и уехать навсегда из города, то хотелось бежать немедленно по написанному адресу, лишь бы не было этой бесконечной ночи, этого мучительного ожидания…
Но утро всё-таки наступило, и без пяти минут двенадцать я была на месте. По этому адресу находился большой капитальный гараж. Ровно в двенадцать дверь гаража распахнулась, и выглянувший Марк пригласил меня войти.

Мне было не до осмотра достопримечательностей, но всё-таки я заметила, что всё здесь было чисто и аккуратно. Гараж был просторный. Посередине стояла машина, справа от неё – мотоцикл, а слева был основательный стол с металлическими ножками и стеллажи, на которых в строгом порядке размещались какие-то коробки и детали.
Дав мне оглядеться несколько минут, Марк скомандовал:
- Раздевайся! Снимай всё!
Мне было стыдно раздеваться перед ним, я начала краснеть и стояла, не двигаясь.
- Меня не интересуют сейчас твои женские прелести, я не собираюсь тебя насиловать. Раздевайся или мне придется сорвать всё это с тебя. И пойдешь потом домой голая, - он говорил не зло, но строго и решительно.
Я разделась и стояла голая с охапкой одежды в руках, переминаясь с ноги на ногу. В гараже было прохладно, по всему телу побежали мурашки. Странно, но внизу живота при этом как будто перекатывался раскаленный шар. Марк подошёл ко мне, резко выхватил из моих рук одежду и бросил на стеллаж. На глаза навернулись слёзы, и по щеке покатилась горячая капля. Мне было холодно, стыдно и очень страшно.

Марк посмотрел на меня с сочувственной, как мне показалось, усмешкой.
- Я не садист и никогда никого не бил. А меня самого выпороли только один раз, когда я был подростком. Вот в этом самом гараже, - он помолчал и огляделся вокруг.
- Мы здесь с дедом возились с его старенькой «Волгой». Мне было тогда лет одиннадцать, я был очень подвижный и всё время влипал во всякие истории… Руки были, как говорится, не для скуки. Дед велел ничего не трогать, а я не удержался, конечно… И меня чуть током не убило.
Марк говорил медленно и задумчиво. Это обстоятельное повествование меня, с одной стороны, немного успокоило (вроде бы он не зверь и не маньяк), но одновременно откуда то из глубины начал подниматься ещё больший страх от понимания того, что и наказывать он меня будет так же обстоятельно.
- Дед сначала дико за меня испугался, весь в лице переменился. А потом так
разгневался, схватил меня, зажал голову между ногами, спустил штаны и выпорол… тем, что было под рукой – в несколько раз сложенным проводом. Сказать, что было больно – значит ничего не сказать… Эту боль и ужас я помню до сих пор, хоть и стеганул он меня всего-то раз пятнадцать-двадцать.
Марк встряхнул головой, отгоняя от себя неприятные воспоминания. И продолжил уже громче и быстрее:
- Ну а тебе уже не одиннадцать, да и проступок твой посерьёзнее будет! Думаю, сто ударов проводом будет в самый раз…

Ужас охватил меня с головы до ног, меня начало трясти, а слезы полились в три ручья. Совершенно невозможно, чтобы это произошло сейчас со мной! Я собиралась упасть на колени и умолять о пощаде, но Марк ловко подхватил меня, приподнял и мгновенно уложил животом на стол. Откуда-то у него в руках появились веревки, которыми он очень быстро привязал меня. Спущенные вниз ноги – к ножкам стола, а руки, вытянутые вперед – к стеллажу, стоявшему почти вплотную к столу. Я была так растеряна и убита, что даже не пыталась сопротивляться. Ноги оказались довольно широко разведены в стороны, наверное, вся промежность была хорошо видна, а попа и вовсе выставлена на полное обозрение и поругание, и это делало ощущение стыда и беспомощности ещё острее. А внизу живота все сильнее бился раскалённый шар.
- Тебя пороли когда-нибудь? – спросил Макс, повернувшись к стеллажам.
- Не-ет, - проблеяла я, во мне затеплилась призрачная надежда, что это уменьшит жестокость наказания. Напрасно!
- Ну что ж, можешь кричать, здесь стены капитальные - не гараж, а бомбоубежище. Никто не услышит, - с этими словами Марк повернулся опять к столу, в руках у него был сложенный вдвое белый провод, толщиной примерно в полсантиметра.
Последнее, что он сказал мне перед экзекуцией, было:
- Это жестоко, но необходимо, чтобы ты запомнила это на всю свою жизнь.

Раздался свист провода, и сначала я почувствовала только, как он впечатался в мои ягодицы, в верхнюю их часть, там, где начинается спина. Но тут же появилась и начала нарастать боль, которая пронизала меня до кости. Как будто током ударило. Из меня вырвался дикий вопль. Я подскочила бы до потолка, если бы не верёвки. Жуткая боль длилась несколько секунд, потом начала стихать. Снова свистнул провод, я вся сжалась, и новая порция раздирающей боли обрушилась на моё тело. Я дернулась изо всех сил, но верёвки держали крепко, я смогла только задрать кверху голову и заорать ещё громче. Услышав третий свист, я заранее закричала и в животном ужасе забилась на столе. А после удара прямо таки завыла от непереносимой боли.

Это был кромешный ад: свист – удар, свист – удар, … Я орала, не умолкая ни на секунду, и извивалась в безумных попытках увернуться от провода, но он неизменно находил мою задницу, более того, каждый раз удар приходился точно на миллиметр ниже предыдущего. Я пыталась выкрикнуть мольбу о пощаде, но что-либо выговорить была не в состоянии – я просто ревела как раненный зверь. Это длилось очень долго, я уже ничего не соображала …
Вдруг порка прекратилась. Некоторое время я лежала, не двигаясь, уткнувшись лицом в стол. Я захлёбывалась рыданиями, по лицу были размазаны слёзы и сопли. Немного отдышалась и повернула голову к своему мучителю – Марк стоял, прислонившись к стеллажу и опустив руку с проводом.
«Всё?» - с надеждой подумала я.
- Тридцать, отдохни немного, - сказал Марк.
«Только тридцать??? Больше я не выдержу!» - от этой панической мысли я зарыдала в голос.
- По-пожалуйста, Марк, хватит, я не могу больше, я умру просто, - сквозь слёзы умоляла я.
- Не умрёшь, - он мотнул головой, - ты девушка крепкая, кровь с молоком. И опять это было сказано с насмешкой, но как-то грустно.
И тут я неожиданно почувствовала, сквозь боль и жжение в ягодицах, что я ужасно хочу заняться с Марком сексом, хочу, чтобы он взял меня прямо здесь и прямо сейчас. Неужели это возможно в такой ситуации? Не может быть! Но … вот же, даже промежность стала влажной. Я сумасшедшая что ли?

- Продолжим, - сказал Марк, и страх заглушил все остальные мысли и чувства.
Я уже поняла, что просить о снисхождении бесполезно и только глухо рыдала. Я молилась про себя, чтобы всё это скорее закончилось.
Следующие тридцать ударов были ещё ужаснее, потому что приходились по уже выпоротым местам. Опять я билась, вопила, поминала то господа, то мамочку. Как я хотела в эти минуты покинуть собственное тело и куда-нибудь улететь … или превратиться вон в того паучка на стеллаже… . Потом мне показалось, что боль остается где-то внизу и немного стихает, как будто вместе с телом погружается в болото… . Это я начала терять сознание. Марк заметил это, прекратил на некоторое время избиение и поднес мне к носу пузырек с нашатырём. Я дернула головой, сознание прояснилось. Марк дал мне ещё немного отдохнуть.
- Осталось сорок, - без всякого выражения сказал он.
К этому моменту я уже охрипла и совсем обессилела. Или Марк меня пожалел и бил слабее, или боль начала притупляться. Во время последних сорока ударов я дёргалась и хрипло стонала, сознание опять чуть не покинуло меня, понадобился нашатырь.

Наконец экзекуция была закончена. Самостоятельно одеться и уйти я не могла. Сползла со стола, попыталась сделать несколько шагов, чуть не упала - ноги не слушались … Марк осторожно натянул на меня юбку и блузку, помог обуться. Нижнее бельё и колготки положил мне в сумку. Потом он посадил меня на заднее сидение машины. Сидеть на моей несчастной истерзанной попе я не могла и завалилась на бок.
Марк довёл меня до квартиры и подождал, когда я отопру дверь и войду.

Три дня я пролежала на животе, вставая только выпить воды и в туалет. На попу невозможно было взглянуть без слёз и ужаса – сначала она была вся красная и синяя, а через две недели стала жёлто-зелёная. Конечно же, ни на какое море я не поехала. Приходила в себя, и только к концу отпуска более-менее вернулась к нормальной жизни. Хорошо ещё, что все друзья и родственники думали, что я в отъезде, и не донимали меня ни звонками, ни визитами. Я пыталась не думать, забыть об этом происшествии, но мысли снова и снова возвращались к нему. По ночам мне снился тот гараж, стол и провода в руках Марка, я просыпалась в холодном поту от ужаса. Но иногда я видела другие сны, намного более приятные и, хотя там тоже были мой истязатель, стол и гараж, но просыпалась я в сладкой истоме, долго нежилась в постели и мечтала о том, чего никак не может быть.

****

Соседка выписалась из больницы, правда чувствует себя неважно, правая рука плохо слушается. Я стала к ней заходить, то продуктов принесу, то с делами домашними помогу немного. Марк сдержал обещание – никто ничего не узнал, даже тётя. Алевтина Марковна мне про своих предков рассказывает, по их биографиям историю без учебников изучать можно. И про племянника при мне часто вспоминает, какой он хороший мальчик, заботливый. Иногда посмотрит на меня немного лукаво, да и проговорится как бы невзначай, что Марик мной интересовался раньше, до её болезни. Знала бы, как мне тяжело это слышать! Ведь и он мне нравился. А теперь – всё, нет никаких шансов… Или? ... Мечтаю с ним у соседки «случайно» встретиться и попытаться ему объяснить, как было дело. Теперь то, после всего этого, он мне должен поверить?!