Отъезд был назначен на утро, и уже с самого утра, выстроившись в колонну, у ворот лагеря стояло семь новеньких \"Икарусов\" плюс две машины милицейского сопровождения. Часть ребят - те, что ночью улетали самолётом в Хабаровск - накануне вечером уже покинули лагерь, и вот теперь уезжали все остальные, - этих, остальных, \"Икарусы\" должны были увезти на железнодорожный вокзал - к московскому поезду. В лагере оставалось еще человек двадцать или может, чуть больше, но это были те, кто жил в городах и посёлках края и за кем должны были до обеда приехать родители или родственники на машинах своих... И за Колькой тоже должен был приехать к обеду дед - у Кольки уже была собрана сумка, но утром дед позвонил Мимозе, начальнице лагеря, и, объяснив, что приехать за Колькой он сможет только к вечеру дня следующего, попросил Мимозу дать Кольке возможность задержаться в лагере еще на сутки; собственно, смена уже закончилась, но дед сказал, что за эти сутки Колькиного пребывания в лагере он заплатит Мимозе дополнительно, и Мимоза возражать не стала. Сказав Кольке, чтобы он в обычное время приходил в столовую - обедать, ужинать, завтракать и ещё раз обедать - Мимоза забрала на хранение Колькину сумку, а Кольке велела прийти вечером за ключом от домика, чтобы он мог переночевать еще одну - последнюю - ночь...
До самого обеда к воротам лагеря подъезжали на своём транспорте родители тех, кому не нужен был ни самолёт, ни поезд, и к обеду в лагере не осталось никого... остался один Колька. В одиночестве пообедав в пустой столовой, Колька раз и другой бесцельно прошелся взад-вперёд по центральной аллее, не зная, чем ему заняться до вечера - куда себя деть. Можно было бы съездить в город или, проехав на автобусе до следующей остановки, спуститься вниз, на пляж, где были два кафе, но у Кольки не было ни копейки денег, и эти варианты тут же отпали сами собой. Еще можно было на море просто пойти - покупаться и позагорать, но купаться и загорать одному было скучно, и Колька, сев в беседке и оглядевшись по сторонам, достал из кармана пачку сигарет. Он уже хотел закурить, как вдруг неожиданно дверь домика, расположенного напротив беседки, в которой сидел Колька, бесшумно открылась, и в проёме показался пацан из первого отряда, - скользнув по Кольке заспанным глазами, он посмотрел вправо-влево и, зевая, направился к беседке.
- Был обед? - пацан сел за стол напротив Кольки.
- Был, - Колька кивнул головой. - Борщ ничего, а на второе - каша... я не ел. - Колька, сделав глубокую затяжку, запрокинул назад голову, выпуская изо рта кольца дыма. Ни вожатых, ни воспитателей в лагере уже не было, и открыто дымить, сидя в беседке, было в кайф.
- Мимоза! - неожиданно проговорил пацан.
- Где? - дёрнувшись, Колька закашлялся и, сбивая пальцем с сигареты тлеющий пепел, быстро крутанул вправо-влево головой.
- Или мне это померещилось... - пацан, глядя на Кольку, весело рассмеялся. - Ты в каком был отряде? В третьем?
- Ну! - Колька, ещё секунду назад так картинно выпускавший изо рта дым, понял, что никакой Мимозы в пределах видимости нет - что пацан его банально разыграл, и оттого, что он так легко повёлся на этот глупый розыгрыш, Колька почувствовал в душе лёгкую досаду.
- А чего ты ещё здесь - чего не уехал? - спросил пацан.
Не вдаваясь в подробности, Колька коротко объяснил. И, в свою очередь, не утерпев, поинтересовался тоже:
- А ты?
- Я ещё на поток остаюсь, - отозвался пацан. Они помолчали. Пацан был явно старше - на год или даже на полтора, но теперь в лагере никого не было, и эта разница в возрасте как бы сглаживалась - становилась несущественной. Колька подумал, что он не знает имени пацана. Он попытался вспомнить, как пацана зовут, но память ничего не подсказывала.
- Короче, что делать будем? Пойдём на море? - пацан смотрел на Кольку вопросительно.
- Пойдём, - кивнул Колька. И тут же, чтобы пацан не держал его за зелёного малолетка, добавил, поднимаясь первым: - Хуля нам здесь торчать?
Ворота были закрыты на замок, и на замок была закрыта калитка, но это обстоятельство мальчишек нисколько не смутило. Они беспрепятственно вылезли через замаскированную в ограждении прореху и, петляя по узкой тропинке, устремились вниз - к морю. Вообще-то, на пляж, закрепленный за лагерем, их возили на автобусах - дважды в день, и там, куда их возили, было всё оборудовано, а рядом с лагерем пляжа как такового не было, но зато это было близко, не больше пяти минут ходьбы, и пацаны - те, что постарше - нередко тайком удирали из лагеря после ужина или даже во время тихого часа, чтоб покупаться еще и, главное, покупаться без всякого надзора.
- Тебя как зовут? - посмотрел на Кольку пацан, когда они, раздвигая кусты, вышли на неширокую каменистую полоску, соприкасающуюся с уходящим к горизонту серебристо-синим морем.
- Колёк, - с готовностью отозвался Колька и, вслед за пацаном сдергивая с себя шорты, вскинул глаза на пацана: - А тебя?
- Влад.
Море было тёплое, и до вечера они купались и загорали, обо всём позабыв; разгребая горячие булыжники, чтобы можно было лечь позагорать - они нежились под солнцем, а едва обсыхали, как тут же снова бросались в воду - и снова купались, прыгая в пенисто накатывающие на берег волны, и ещё - плавали наперегонки... загорали снова - и снова купались, - время пролетело совершенно незаметно, и Колька уже нисколько не жалел, что дед не смог за ним приехать вовремя. Когда солнце, медленно утрачивая дневной жар, стало приближаться на горизонте к кромке моря, а само море зарябило серебристыми дорожками, Влад вдруг спохватился:
- Мы на ужин не опоздаем?
Они окунулись еще раз и, толком не обсохнув - обтираться им было нечем, поспешили в лагерь... На ужин, конечно, они опоздали, но неожиданно у столовой они столкнулись с Мимозой, и та, критически оглядев их мокрые на задницах шорты, молча повела их в столовую через служебный вход. Главный вход в столовую был закрыт, но внутри столовой оказались две поварихи, старая и молодая: они драили громадные кастрюли, и Мимоза, театральным жестом развернув в сторону Влада и Кольки ладонь, попросила их накормить \"нарушителей дисциплины\".
- За тобой завтра дедушка приедет. А ты... - Мимоза перевела взгляд с Кольки на Влада, - остаёшься ещё на поток, и с тобой разговор будет особый. Завтра я время для тебя найду.
- Да чё я, Тамара Григорьевна... чё я такого сделал? - Влад, разыгрывая возмущение, округлил глаза.
- Я тебе, Владислав, что утром сказала? Чтоб с территории - ни ногой. Говорила я это? Да или нет?
- Ну, говорили, - нехотя согласился Влад, пододвигая к себе тарелку с хлебом.
- Говорила. А ты сейчас где был? На море?
- Ну, мы...
- Не \"мы\", а ты. Утром сегодня я разговаривала с тобой, а не с \"вами\"... и ты, Владислав, учись отвечать за себя - за свои слова и свои поступки. Если, конечно, в будущем ты собираешься стать мужчиной...
- А я что - не мужчина? - огрызнулся Влад.
- Я говорю тебе о будущем. Носить брюки - еще не значит быть мужчиной. Настоящий мужчина начинается с чувства ответственности, и если это чувство ответственности в себе не воспитывать, то можно вырасти не мужчиной, а мужчиноподобной особью... согласись, что это не одно и то же. Я тебе утром сказала: с территории лагеря никуда не уходить. Ты, глядя мне в глаза, обещал быть в лагере. Ну, и где же твоя ответственность?
Влад, склонившись над тарелкой, не отозвался - говорить в ответ ему было нечего. Мимоза, ничего больше не говоря, развернулась - направилась к выходу... и тут Влад - совершенно неожиданно для Кольки - громко проговорил, глядя ей вслед:
- Тамара Григорьевна, у меня к вам просьба... пусть Колёк будет спать у меня - в моей палате. Я один, и он тоже один остался... можно?
Мимоза, остановившись, оглянулась... видимо, она узрела определённую логику в словах Влада. Кивнув:
- Я не возражаю, - она направилась к выходу.
- Надеюсь, ты тоже не возражаешь? - едва Мимоза вышла из столовой, Влад, имитируя её интонацию, перевёл взгляд на Кольку.
- Я? Не возражаю, - Колька тихо засмеялся.
- Ну, надо же - никто не возражает! Какой консенсус... просто сказка! - Влад дурашливо покачал головой.
- А что значит консенсус? - отхлёбывая компот, посмотрел на Влада Колька.
- Согласие, - отозвался Влад и, подмигнув Кольке, повернулся в сторону раздачи: - Тёть Даша! А добавка есть? Нам для двоих...
Нет, Влад этот Кольке определенно нравился! Они пообщались всего полдня, а между тем у Кольки было такое ощущение, что знают они друг друга давным-давно. И вообще... После ужина они сидели в беседке - вспоминали, что было прикольного в их смене и в их отрядах... Часов в десять, когда совсем стемнело, на центральной аллее в желтом свете фонарей показалась Мимоза, - она всегда проходила после отбоя по лагерю, и хотя сейчас в лагере никого не было, Мимоза, видимо, решила не изменять своей привычке. А может, шла проверять их - Влада и Кольку?
- Спрячемся? - прошептал Колька.
- Наоборот, - шепотом отозвался Влад - зарисуемся сейчас, и пусть старушенция спит спокойно - пусть знает, что мы с тобой в лагере... понял? Усыпим её бдительность... - И, когда Мимоза поравнялась с беседкой, Влад, обращая на себя её внимание, громко проговорил: - Добрый вечер, Тамара Григорьевна!
- Добрый вечер. - Мимоза остановилась. - Еще не спите?
- Сейчас идём, - с готовностью отозвался Влад. - Еще десять минут, Тамара Григорьевна... десять минут посидим - можно?
- Ну, хорошо. Десять минут, и в палату, - великодушно согласилась Мимоза.
Она медленно двинулась дальше - властная старуха в шортах, но едва она сделала пару шагов, как её снова настиг голос Влада:
- Спокойной ночи, Тамара Григорьевна!
- Ох, Владислав! - Мимоза снова остановилась. - Какой ты всё-таки лицемер... но знай: тебе это, Владислав, не поможет, и завтра мы с тобой обязательно побеседуем о твоём сегодняшнем самовольном оставлении территории лагеря.
- Ох, Тамара Григорьевна! Я ведь от души, от чистого сердца... а вы сразу мне: \"лицемер\"! Можно сказать, на корню рубите моё искреннее стремление воспитывать в себе вежливость, - Влад, говоря это, незаметно толкнул под столом Колькину ногу, и Колька, опустив голову, закусил верхнюю губу, сдерживая смех.
- Ну, хорошо, Владислав, хорошо. Будем считать, что я тебе поверила, - добродушно проговорила Мимоза. Она была метрах в пяти или в шести от них - лицо её было скрыто тенью, но по голосу можно было определить, что словоблудие Влада не вызвало у неё ни малейшего раздражения. - Одним словом, ещё десять минут, и вы в палате. Я правильно поняла?
- Правильно! - отозвался Влад.
- Спокойной ночи! - сказала Мимоза и, развернувшись, неторопливо продолжила свой путь вдоль домиков дальше.
Домики были пусты, - Мимоза, свернув с аллеи, растворилась в темноте... Мальчишки еще посидели в беседке минут десять или пятнадцать - Колька выкурил последнюю сигарету и, эффектным щелчком отправив окурок в кусты, вопросительно посмотрев на Влада:
- Ну чё, бля? Рулим в палату? - Влад поднялся из-за стола.
- Рулим, - с готовностью отозвался Колька, поднимаясь вслед за Владом.
С утра в домике была генеральная уборка, и все койки и тумбочки были сдвинуты в одну сторону - вторая половина палаты была свободна. Колька огляделся, но смотреть было не на что - во всех палатах было всё одинаково... матрасы были голые - без простыней и одеял, и только одна кровать - та, на которой спал Влад - оставалась укомплектованной.
- А я постель свою сдал. Со всеми вместе... - словно оправдываясь, проговорил Колька. - Я ж не думал, что дед не приедет.
- Ну, и какая проблема? - тут же отозвался Влад. - Мы сейчас, знаешь, как сделаем? Постелим матрасы на полу - сделаем из них двуспалку, а мою простынь постелим поперёк... на двоих хватит. Да?
- Можно, - согласился Колька. - А во вторую простынь завернём подушки - сделаем валик в головах... да?
- Ну! Ничуть не хуже будет, чем у сэра Элтона Джона... даже лучше, я думаю, - деловито проговорил Влад.
- А что - Элтон Джон спит на полу? - Колька посмотрел на Влада с сомнением.
- Ты чё - дурак? - Влад, глядя на Кольку, рассмеялся. - Я же образно - я просто так сказал... а ты поверил, да?
- Ничего я не поверил, - отозвался Колька.
Два небольших окна были не зашторены, и в палату щедро лился лунный свет, - не зажигая свет электрический, Колька с Владом вмиг соорудили из нескольких матрасов, двумя стопками сложенных рядом, вполне приличное лежбище, Влад тут же, содрав простыни со своей постели, одной простыней - той, которая была шире - матрасы застелил, а в простынь другую Колька ловко завернул четыре подушки, соорудив из них что-то типа валика, и получилось очень даже ничего.
- Классно получилось, - проговорил Колька. Сев на корточки, он похлопал ладонью по матрасам и, посмотрев на Влада, улыбнулся: - Я у стенки сплю.
- Ну-да, ты же маленький... - весело хмыкнул Влад. Поочерёдно поднимая ноги, Влад сдёрнул с себя шорты, оставшись в узких голубых плавках.
- И ничего я не маленький! Если хочешь, ложись у стенки ты... мне всё равно, - снимая шорты вслед за Владом, тут же отозвался Колька. Они вместе провели полдня и целый вечер, и потому Кольку нисколько не задело слово \"маленький\" - мало ли как друзья не поддевают друг друга, упражняясь в остроумии.
- И мне всё равно... какая, блин, разница! Я, может, на тебя лягу, - тихо засмеялся Влад, на ключ закрывая изнутри дверь. - И будем мы оба у стенки - никому не будет обидно... да?
- Вот еще! - фыркнул Колька.
В два небольших окна лился лунный свет, и в этом свете вполне отчетливо были видны два пацанячих силуэта: Колька был узок в плечах и в бедрах и, как любой пацан в этом возрасте, был ещё угловат, гибко тонок, и только попка его, небольшая, но вполне сочная, плотно обтянутая плавками, аккуратно, спело круглилась мягкой упругостью, да ещё вполне приличным округлым бугорком выпирали плавки спереди, скрывая подростковую тяжесть невозбуждённого члена... а тело Влада, который был на полтора года старше Кольки, уже успело, утратив пацанячую угловатость, приобрести мягкую плавность юношеских линий, и потому рядом с Колькой Влад казался коренастее и плотнее, хотя на самом деле он был точно так же тонок и строен, и точно так же из-под плотно обтягивающих плавок двумя упругими полушариями сочно круглился Владов зад...
- Ну, так кто будет у стены? Я или ты? - Влад, отталкивая Кольку, хотел рывком прыгнуть к стене, но Колька, удерживая его, повалился на матрасы первым и, падая, он непроизвольно увлёк Влада за собой - они упали одновременно и тут же, смеясь и пыхтя, весело сцепились, энергично забарахтались... конечно, Влад был сильнее, и у стены оказался он.
- А еще говоришь, что ты вежливый... какай ты, блин, вежливый? Если б спали в моей палате, я бы тебе уступил у стены, - проговорил Колька, тяжело дыша.
- Ой, ну хорошо, хорошо! Ложись к стенке, если хочешь... я тебе уступаю, - Влад, приподнявшись на руках, пружинисто перебросил своё тело через Кольку и, оказавшись на самом краю, толкнул Кольку в бок. - Двигайся к стенке...
Колька не заставил себя ждать: Легко приподняв вверх свое тело, он тут же переместился к стене и, повернувшись набок - к Владу лицом, удовлетворённо проговорил:
- Вот... теперь я вижу, что ты воспитанный.
- О, какой ты лицемер! - тут же отозвался Влад. И, поворачиваясь тоже набок - ложась к Кольке лицом, тихо засмеялся: - Впрочем, Николай... будем считать, что я тебе поверил... уж очень я доверчивый! Как Мимоза...
Колька, невольно прыснув, приглушенно рассмеялся вслед за Владом.
Они лежали друг против друга в лунном свете, серебристо льющимся через два небольших окна, и - спать им обоим нисколечко не хотелось... наоборот: сцепившиеся в шутливой борьбе за место у стенки, они оба - и Колька, и Влад - невольно почувствовали, как эта невинная и совершенно непреднамеренная, спонтанно возникшая минутная возня странным образом отозвалась в их душах какой-то смутной, зыбко невнятной и вместе с тем томительно сладкой мелодией... какой там сон! Они лежали так близко, что каждый из них невольно чувствовал на своём лице тёплое дыхание другого...
- Слышь, Колёк... а ты здесь, в лагере, кого-нибудь долбил? - глядя Кольке в глаза, проговорил Влад, и Кольке показалось, что голос у Влада вроде как изменился - стал будто бы глуше... а может быть, Кольке это почудилось - показалось?
- Ну... - Колька запнулся, не зная, как ответить. Сказать \"нет\" - сказать правду - было как-то несолидно, а соврать - сказать \"да\" - Колька был внутренне ещё не готов... и, секунду поколебавшись, он закончил, стараясь выговаривать каждое слово как можно небрежнее: - Не дошло до долбёжки - смена кончилась... А ты? Трахнул кого-нибудь?
Колька мысленно порадовался, что так ловко выкрутился из щекотливой ситуации. Во-первых, хотя и сказал он \"нет\", но это \"нет\" вовсе не означало, что он какой-то малолеток или лох... и - если б смена была чуть подлиннее... А во-вторых, вопрос, заданный Владом, он переадресовал самому Владу, и это тоже было очень умно: пусть Влад для начала про себя расскажет! Если, конечно, ему есть что рассказывать...
- Ну! - хмыкнул Влад. - Натянул одну... из второго отряда.
Колька подождал с полминуты, думая, что Влад начнёт сейчас делиться с ним подробностями, но Влад молчал - ничего дальше не говорил, и Колька, пошевелившись, приглушенно засмеялся:
- Повезло тебе! А я тоже, бля, огорчен не очень - у меня \"дырка\" дома есть... по соседству живёт - в параллельном классе учится... - Колька умолк на секунду и, небрежно хмыкнув, добавил: - Я её уже целый год конкретно натягиваю!
Н-да... так бывает, - ещё пару секунд назад, открывая рот, Колька даже предположить не мог, что он всё это скажет: и про \"дырку\", и про \"целый год\"... но - слова неожиданно стали наворачиваться сами собой, одно к одному, и... Колька даже сам удивился, как складно у него всё это получилось. Складно и легко, а потому - вполне убедительно...
- Клёво, - отозвался Влад. - Клёво, когда есть кого...
Они помолчали... Лёгкий саднящий зуд, сладко покалывающий в промежности, усилился, и Влад почувствовал, как член у него в плавках стал медленно тяжелеть... Колька лежал рядом - совсем близко, и Влад, глядя на миловидное Колькино лицо, вдруг подумал... он вдруг поймал себя на мысли, что ему хочется до Кольки дотронуться, прижаться к нему или прижать его к себе, - Влад чувствовал, как сладостное возбуждение жаром растекается по всему телу... и вообще: они лежали друг против друга так близко, что каждый невольно ощущал горячее дыхание другого, и уже одно это странным образом действовало возбуждающе - не только на Влада, но и на Кольку.
- Вот бля... у меня встал, - неожиданно рассмеялся Колька - и, рукой поправляя колом взбугрившиеся плавки, пояснил, словно извиняясь перед Владом за невольное возбуждение: - Вообразил, как завтра вечером свою \"дырку\" буду драть...
Член у Кольки стоял, и Колька, поправляя его рукой, с силой - с наслаждением - сжал пальцами напряженно твёрдый ствол... Никакой \"дырки\" у Кольки не было, и никого он еще не драл, но сейчас, говоря это Владу, Колька, кажется, сам был готов поверить, что всё это в его жизни есть, - Влад, не подвергая Колькины слова сомнению, в ответ приглушенно рассмеялся:
- Да, стоит только вообразить... у меня у самого подскакивает, когда я начинаю вспоминать, как кого-то трахал...
- Ну... так и должно быть. Я сейчас вспомнил об этом, и пожалуйста... вмиг подскочил, - со знанием дела отозвался Колька, через плавки сжимая, стискивая пальцами возбуждённый член.
Они помолчали. Тискать возбуждённый член было, как всегда, необыкновенно приятно, и Колька подумал, что если бы сейчас он был один, он бы с удовольствием подрочил... дама у Кольки была своя комната, и он нередко занимался этим перед сном, уже лёжа в постели... кайф!
- Да, когда думаешь об этом, всегда подскакивает - всегда встаёт, и здесь ничего не поделаешь, - отозвался Влад, думая о том же, о чём подумал Колька: если бы он был один...
- А ты... ну, когда некого трахать - нет рядом \"дырки\"... ты что делаешь? - Колька вопросительно посмотрел на Влада, через плавки стискивая, с наслаждением сжимая пальцами возбуждённый член.
- Ничего не делаю. Сегодня некого, а завтра - есть кого... - \"поправляя\" свой член через ткань плавок, Влад с наслаждением стиснул, сдавил пальцами свой возбуждённый член там, где была уздечка. - А ты... ты сам - что ты делаешь, когда трахать некого?
- Я? Ничего не делаю... - отозвался Колька и, стараясь говорить как можно небрежнее, добавил: - Назначаю \"стрелку\" своей \"дырке\", и... бывает, что раз за разом - два или даже три раза подряд...
Они вновь замолчали... Лунный свет, беспрепятственно льющийся в палату, щедро серебрил тела двух подростков, друг против друга - лицом к лицу - лежащих на сдвинутых матрасах, - мальчишки были в одних плавках, и эти плавки, скрывая сладкое возбуждение, казались на их телах тёмными инородными пятнами...
- А ты сколько раз? - нарушил молчание Колька, и Влада почудилось, что Колька, лежащий напротив, чуть подался вперёд.
- Чего? - прошептал Влад, невольно вплетая своё дыхание в дыхание Кольки... у него, у Влада, член сладко распирало, и Влад, снова скользнув ладонью к паху, с силой вдавил возбуждённый член себе в живот. - Чего - \"сколько\"? - повторил он, глядя Кольке в глаза.
- Ну, девчонку... \"дырку\" из второго отряда - ты её сколько раз трахал?
- Не знаю... раз, может, десять, - отозвался Влад, думая, не мало ли это - десять раз - для настоящего мужчины. - Или, может, больше... я ж не считал.
- Ну-да, я тоже не считаю... да и хуля считать? Я свою \"дырку\" долбил уже раз сто... - Кольке показалось, что сто - это, пожалуй, слишком... слишком много - сто раз, и он, обдавая лицо молча сопящего Влада горячим дыханием, чуть скорректировал названное число: - Или, может, чуть меньше... но пятьдесят раз - это точно.
В глазах Влада мелькнуло вполне резонное сомнение, потому что из слов Кольки получалось, что Колька трахается, как кролик, а это было похоже скорее на завирательство, чем на правду, однако вслух своё сомнение Влад никак не обозначил - ни словом, ни мимикой, - наоборот, невольно поддакивая Кольке, он без улыбки проговорил, глядя Кольке в глаза:
- Ну-да, их надо всегда долбить, когда они рядом...
- Точно! Когда есть такая возможность, я никогда её не упускаю... всегда долблю свою \"дырку\" - по полной программе.
- А в рот... ты ей в рот давал?
- Конечно!
Они вновь замолчали... Понятно, что если б сейчас пацанов было больше, они оба - и Влад, и Колька - не врали бы так оголтело о своих сексуальных успехах, но они были вдвоём, и разговор этот был лишь прелюдией к чему-то другому, не менее интересному, - оба они - и Колька, и Влад - подсознательно это чувствовали, и потому друг друга не ловили на слове - не уточняли и не переспрашивали... зачем? Лежа на боку лицом к Владу, Колька машинально тискал возбуждённый член - и, лёжа на боку лицом к Кольке, Влад делал то же самое, и хотя движения эти были едва заметны и в силу этого даже как бы несущественны, тем не менее всё это, вместе взятое, их обоих распаляло всё больше и больше, - какой им был смысл сомневаться в словах друг друга, если слова эти возбуждали их обоих не меньше, чем сладостное тисканье напряженно вздыбленных, рвущихся из плавок членов?
- А бывает... - Влад, глядя на Кольку, запнулся - замолчал, не продолжая дальше.
- Что бывает? - отозвался Колька, не сводя с Влада глаз.
- Ну, всякое... - Влад снова запнулся - опять замолчал. Колька был так близко, что даже незначительного движения было б вполне достаточно, чтобы прижаться к нему всем телом... или его, Кольку, притянуть, прижать к себе - навалиться на него, лечь сверху... что делать дальше, Влад представлял смутно - никакого опыта на этот счет у Влада не было, и он только чувствовал - внятно, осознанно чувствовал - что ему очень хочется всего этого... вопрос был в Кольке: Влад совершенно не представлял, как Колька на всё это отреагирует... хорошо, если Колька чувствует сейчас то же самое... ну, то есть: хорошо, если он не будет возражать... а если он испугается - если станет вырываться? Или хуже того: если над ним, над Владом, Колька начнёт смеяться? Начнёт обзывать его \"голубым\"... и - что тогда?
- Ну, например... ты сказал, что бывает... что бывает? - нетерпеливо прошептал Колька, видя, что Влад опять замолчал.
- Я в прошлом году тоже в лагере был - не в этом, а в другом... и там... знаешь, что было? Пацана одного... понял? - Влад, говоря это, понизил голос, и Колька, чутко вслушиваясь в шепот Влада, невольно напрягся.
- Что - пацана? - Колька смотрел на Влада, не моргая.
- А то самое, бля! Долбили его... вот что!
- Кого? Пацана?
- Ну!
Они вновь замолчали... Конечно, Колька прекрасно знал, что есть такой секс: парни трахают парней... но одно дело - з н а т ь в о о б щ е, и дело совсем другое, когда говоришь об этом с кем-нибудь с глазу на глаз, да ещё ночью, да ещё лёжа с залупившимся, сладко ноющим членом... как, например, это было сейчас, - они лежали друг против друга, лежали в одних плавках, была ночь... и они, уже возбуждённые - уже на взводе, лежали так близко друг к другу, что каждый невольно ощущал на своем лице дыхание другого...
- А он что... он сам давал? - Колька смотрел на Влада широко открытыми глазами, и во взгляде Колькином было неподдельное любопытство.
- Ну! Ему нравилось это, - Влад, глядя на Кольку, с силой стиснул через плавки свой напряженный член.
Влад сказал \"это\" - и Колька почувствовал, что он совсем не удовлетворен таким невнятным ответом: Кольке хотелось подробностей - хотелось об этом поговорить... и Колька, глядя на Влада, уточнил:
- Что ему нравилось?
- Ну, это самое... нравилось, когда его долбят...
- В жопу?
- А куда же ещё? В жопу, конечно...
Влад, говоря это, невольно стиснул пальцами свой член, и это стискивание сладостью отозвалось в промежности... ох, если б он сейчас здесь был один - если б Кольки в палате не было!
- И что - никто об этом не знал?
- Никто... а зачем об этом кому-то знать? Знали те, кто его долбил...
Колька, слушая ответы Влада, тискал потными пальцами свой напряженно рвущийся из плавок член... Оставался ещё один вопрос - самый главный, - Колька невольно облизнул губы и, всё так же глядя Владу в глаза, этот главный вопрос из себя выдавил:
- А ты?
- Что? - отозвался Влад.
- Ты его тоже... да?
- Ну! - Влад хотел произнести это \"ну!\" как можно беспечнее, но голос у него был напряжен, и беспечной интонации, которая свидетельствовала бы о пустяковости подобного, у Влада не получилось.
Они вновь замолчали... Где-то рядом, совсем недалеко, шумело море, над миром плыла тёплая южная ночь, а в палате - в дощатом домике - два пацана, до предела возбуждённые, лежали друг против друга и, не скрывая своего возбуждения, с наслаждением тискали, мяли через плавки до боли напряженные, сладко ноющие члены...
- И что? - Колька первым нарушил молчание.
- Что? - словно эхо, отозвался Влад.
- Ну, это... ощущение, когда в жопу ебёшь... - Колька, говоря это, смотрел на Влада так, словно ждал от Влада какого-то необычного, необыкновенного откровения. - Ощущение, когда в жопу... какое?
Они лежали друг против друга, возбуждённые, изнемогающие от саднящей сладости в напряженных членах, и разговор этот с каждым произнесённым словом всё больше и больше подстёгивал их, и уже казалось - обоим казалось - что невозможное возможно...
- А ты сам... никогда, что ли, сам не пробовал? - прошептал Влад, обдавая Колькино лицо обжигающим дыханием.
- Никогда... - точно так же - шепотом - отозвался Колька, и эта была правда; Колька действительно никогда не пробовал - не было у него, у Кольки, такого друга или одноклассника, с кем можно было бы это делать... и приключений, с этим связанных, у него тоже никогда не было - ничего такого у Кольки не было! Даже внятного, осознанного желания у Кольки не было никогда - и никогда Колька не задумывался о подобном сексе всерьёз, никогда о нём не мечтал, никогда не примерял в своих фантазиях такой секс на себя...
Впрочем, Влад тоже никогда не пробовал с пацаном - у Влада тоже не было такого опыта, и всё, о чем он сейчас говорил жадно внимающему Кольке, было обычным враньём... ну, то есть, это могло быть и не враньём - подобные истории не такая уж редкость, да только сам Влад здесь был совершенно ни при чем: историю про пацана, которого всю смену втихаря трахали в лагере, Влад слышал год назад - в компании мальчишек, рассказывающих, кто и как провел лето... и вот теперь эта чья-то чужая история всплыла в памяти Влада как нельзя кстати - и он преподнёс её Кольке так, будто он тоже был в числе тех, кто пользовал пацана в качестве сексуального партнёра...
Колька сказал, что он с пацаном никогда не пробовал, и Влад... если б Колька в ответ на вопрос Влада засмеялся или презрительно бы фыркнул, демонстрируя свою половую неколебимость, Влад вряд ли стал бы говорить свои следующие слова... но Колька смотрел на Влада так, словно чего-то от него, от Влада, ждал - и Влад, неотрывно глядя Кольке в глаза, тихо, но отчетливо прошептал, изо всех сил стараясь, чтобы голос его звучал как можно безразличнее:
- Многие пробуют... и мы... мы тоже можем попробовать... если ты хочешь...
Влад прошептал это, изнемогая от возбуждения и вместе с тем довольно смутно представляя себе во всех деталях то, что он предлагает, - это было голос желания, уже пробудившегося, но ещё напрочь лишенного какой-либо конкретики...
- Что попробовать? - Колька почувствовал, как во рту у него пересохло.
- Ну... - Влад смотрел на Кольку в упор, словно его, Кольку, гипнотизировал... собственно, ещё можно было всё превратить в шутку - можно было отыграть назад, и у Влада на какую-то долю секунды даже мелькнула такая мысль, но желание было неизмеримо сильнее этой трусливой мысли, и Влад, глядя на Кольку в упор - стараясь говорить как можно небрежнее, закончил, поясняя непонятливому Кольке: - Пока пересменка, и нет девчонок... хочешь?
В комнату лился всё тот же лунный свет, и лежащие друг против друга пацаны, через плавки сжимающие свои возбуждённые члены, словно парили в зыбком полумраке лунного серебра...
- Не знаю... - Колька, глядя на Влада в упор, облизнул пересохшие губы. - А ты сам - хочешь?
- Я же говорю: пока нет девчонок... да?
Колька, не отвечая - ничего не говоря вслух, молча кивнул... он был согласен - \"пока нет девчонок\". В конце концов, что в этом особенного - попробовать один раз? Завтра приедет дед, и он, Колька, уедет домой - никто ничего не узнает... а если так - если никто ничего не узнает, то какой тогда смысл ломать комедию, изображая из себя \"правильного пацана\"? Кому это надо? Член у Кольки стоял, как Железный Феликс, и Колька уже был не просто согласен - он хотел... хотел этого... хотел сам!
Влад придвинулся ближе - почти вплотную, и Колька почувствовал, как рука Влада скользнула ему в плавки, - Влад, горячими губами ткнувшись в пылающую Колькину щеку, сжал в ладони горячий и, как кремень, твёрдый Колькин член.
- Ого, аппарат... приличный, - возбуждённо прошептал Влад, одновременно другой рукой обнимая Кольку за шею. - Ты тоже... тоже возьми у меня...
Колька, ничего не отвечая, ткнулся ладонью в пах Влада - через плавки сжал напряженный Владов член, но через плавки было не то, и Колька, ни секунды не мешкая, тоже скользнул ладонью в плавки, - какое-то время, возбуждённо сопя, они тискали друг другу твёрдые, напряженно вздыбленные члены, изнемогая от удовольствия. Головки членов у обоих были липкие, - Колька, приоткрыв рот, судорожно сжимал ягодицы, пытаясь синхронизировать их сжатия с движением кулака Влада, в то время как сам Влад, вгоняя член в кулак Кольки, короткими рывками двигал бёдрами - они, содрогаясь, тяжело дыша, \"доили\" друг друга... они \"доили\" друг друга - и это был кайф!
- Колёк... давай плавки снимем... хуля мы паримся в них? - дрожащим от возбуждения голосом прошептал Влад, отстраняясь от Кольки - выпуская Колькин член из своей ладони.
- Давай, - Колька, ни на секунду не задумываясь, опрокинулся на спину и, согнув в коленях поднятые вверх ноги, торопливо сдернул с себя плавки.
Теперь на Кольке не было совсем ничего - он был совершенно голый, и голый был Влад, точно так же торопливо сдёрнувший плавки с себя... И хотя Влад был на год или даже на полтора старше Кольки, а они оба были в том возрасте, когда разница в год или в полтора порой бывает и ощутима, и значима, тем не менее члены у них у обоих были практически одинаковые - длинные и толстые, клейко залупившиеся их члены возбуждённо торчали, словно жерла пушек.
Ничего не говоря - ни о чем не спрашивая, Влад стремительно подмял Кольку под себя, навалился на него, голого, всем телом, тоже голым, горячим от возбуждения - и Колька, чувствуя, как твёрдый член Влада вдавился ему в живот, инстинктивно развёл, раздвинул в стороны голенастые ноги, одновременно с этим смыкая руки на Владовой спине... несколько секунд они лежали, не шевелясь, не двигаясь, упиваясь наготой друг друга, - это был кайф... охуительный кайф! Обжигая горячим дыханием Колькину шею, Влад вдавился в Кольку ещё сильнее и, судорожно сжимая ягодицы, волнообразно задвигал бёдрами, имитируя половой акт...
- Ты чё... ебёшь меня? - тихо засмеялся Колька, и руки его сами собой скользнули по спине Влада к пояснице. - Влад... тебе не стыдно? - Колька, шире раздвигая ноги, обхватил ладонями содрогающиеся Владовы ягодицы.
- Я тебя... массирую, - не прекращая елозить по Колькиному телу, отозвался Влад. Он с силой, с наслаждением тёрся членом о Колькин живот, о липкий твёрдый член, судорожно сжимая, стискивая под горячими Колькиными ладонями молочно белеющие в лунном свете полушария ягодиц. - Тебе что - не нравится? - прошептал Влад, прерывисто сопя Кольке в шею
- Давай, теперь я... я тебя помассирую... - Колька напрягся, пытаясь перевернуть своим телом Влада на спину, чтоб самому лечь сверху.
- Лежи... успеешь еще... - Влад, тяжело сопя, вдавливая всем телом голого Кольку в матрас - не давая ему никакой возможности из-под себя выскользнуть, задвигал бедрами с ещё большей интенсивностью. - Сейчас... подожди немного... сейчас...
Влад, содрогаясь всем телом, судорожно мял лежащего на спине Кольку, с наслаждением тёрся членом между раздвинутыми, широко расставленными Колькиными ногами, и от этого жаркого трения член у Влада, клейкой головкой скользящий по горячему Колькиному животу, то и дело залупался, тупо тычась то в одну Колькину ногу, то в другую, но особенно было сладко, чуть оттопыривая, приподнимая зад, тереться своим членом о член Кольки, - Влад, сладострастно содрогаясь, судорожно мял лежащего на спине голого Кольку, и это был кайф... это было наслаждение, и дело было вовсе не в том, какая была у Влада ориентация, и была ли какая-то ориентация у него вообще - на данном этапе жизни, а дело было в том, что кайф, который он испытывал, ёрзая по Кольке, был самый что ни на есть настоящий... вот что было главное! Сладость, буром сверлящая туго стиснутое очко, стремительно нарастала - и вдруг, содрогнувшись, Влад с такой силой вдавил свой член в Колькин живот, что Кольке на какое-то мгновение стало больно, - уткнувшись вспотевшим лицом в подушку, Влад с силой сжал, до окаменелости стиснул свои ягодицы - и Колька почувствовал, как живот его обожгло чем-то горячим... это горячее было липкое, клейкое, и его было много, - содрогнувшись раз и другой от оргазма, Влад, тяжело дыша, уткнулся потным лицом в подушку...
- Ты чё - кончил? - прошептал Колька, чувствуя, как в один миг обмякло на нём голое тело Влада.
- Ну... - невнятно отозвался Влад, тяжело дыша - обдавая Колькину шею горячим дыханием.
- Давай, теперь я... - Колька, двинув бёдрами снизу вверх - пытаясь спихнуть Влада с себя, пошевелился. - Влад...
- Что?
- Слезай! Я тебя трахну...
- Ну, ни фига себе! Как тебе, Колян, не стыдно такое говорить? - приподняв голову - глядя Кольке в глаза, Влад тихо засмеялся.
- Ага, тебе было не стыдно меня ебать, а мне стыдно... умный какой! Слезай...
Не отвечая, Влад обхватил Кольку за плечи и, прижимая его к себе, перевернулся на спину, одновременно увлекая Кольку за собой, - они поменялись местами: теперь на спине лежал Влад, а Колька лежал на нём - сверху. Разведя в стороны полусогнутые в коленях ноги, Влад, лёжа под Колькой, обхватил ладонями круглые Колькины ягодицы. Член у Влада утратил твёрдость, но Кольку это нисколько не смущало: у него, у Кольки, член стоял, как Железный Феликс, и Колька, ни секунды не медля, тут же сладострастно засопел - задвигал задом, судорожно сжимая круглые ягодицы...
Конечно, Влад был старше, но сейчас это не имело никакого значения, - они поменялись местами, и Колька... двигая бедрами, Колька чувствовал, как сладость в его теле стремительно нарастает, звенящим зудом свербит в промежности, - это был кайф... собственно, так было всегда, когда Колька дрочил, но теперь этот кайф было во сто крат сильнее, - Колька, двигая задом, сладострастно сопел, уткнувшись лицом а подушку, в то время как Влад, лёжа под Колькой, круговыми движениями ладоней гладил его конвульсивно сжимающиеся ягодицы... Животы были мокрые от Владовой спермы, но Кольку это нисколько не смущало - наоборот: Колькин член, залупаясь, скользил между животами, словно смазанный поршень, легко, влажно и липко, это лишь усиливало наслаждение...
Была пересмена... домики - в ожидании новой смены - были пусты, и только в одном из них кипела никому не видимая жизнь: сопя, содрогаясь от наслаждения, голый пацан елозил по голосу пацану, имитируя половой акт... впрочем, при чём здесь имитация? Колька тёрся своим телом о тело Влада, тёрся твёрдым горячим членом, сжимал, стискивал ягодицы, и наслаждение от всего этого было самое настоящее - оно росло, оно уже распирало промежность... - Колька, содрогнувшись всем телом, непроизвольно выгнулся и, с силой вдавив свой член в живот Влада, замер, кончая... бля! Это было что-то... это был кайф! Фантастический кайф! Колькина сперма смешалась со спермой Влада, и животы у обоих стали совершенно мокрые... мокрые и липкие.
Колька, с шумом втягивая в себя воздух - тяжело дыша, сполз с Влада и, откинувшись на спину, удовлетворённо замер... необыкновенная лёгкость - почти невесомость - чувствовалась во всём теле, - это было абсолютное удовлетворение! В комнату лился всё тот же лунный свет, и было, наверное, уже поздно, - Влад, пружинисто встав на ноги, медленно двинулся в противоположный угол, где стояла его кровать.
- Ты куда? - удивлённо прошептал Колька, глядя на стройную фигуру Влада, уплывающего от него в лунном свете.
- Полотенце возьму... оботрёмся, - отозвался Влад. Он сдёрнул с тумбочки, стоящей у кровати, вафельное полотенце и, развернувшись, поплыл в лунном свете назад - к Кольке... он приближался, не пытаясь прикрыться - совершенно не стесняясь своей наготы, и Колька, глядя на него снизу вверх, невольно задержал взгляд на его члене... конечно, они были еще пацаны, и Влад тоже был пацан, но член у него был уже как у взрослого: толстый и длинный, член у Влада свисал открытой головкой вниз, словно сосиска... пацаны всегда, когда есть возможность, смотрят на члены других пацанов. - Бля, обтрухали друг друга... - тихо засмеялся Влад, ложась на матрас рядом с Колькой. Он протянул Кольке конец полотенца: - На! Говорил тебе, что не надо, а ты...
- Кто говорил? - изумлённо прошептал Колька.
- Я тебе говорил. А ты, бля, трахаться захотел - полез, бля, на меня...
- Ну, ни фига себе! - Колька, приподнявшись на локте, уставился на Влада. - Кто на кого полез первый? А? Кто кого первый обкончал?! Я тебя или ты меня?
- Ну, я тебя... я - первый... и что с того? А ты бы мог воздержаться - мог бы отказаться, - проговорил Влад, с трудом сдерживая смех. - Мог ведь?
- Зачем? - Колька смотрел на Влада с недоумением.
- Я тебя спрашиваю: мог ты отказаться? Мог или нет? Только честно...
- Ну, мог... я же не голубой! - Колька никак не мог сообразить, куда Влад клонит.
- Мог, значит ... а зачем же тогда полез на меня? Почему не отказался?
- Ты чё - дурак? - Колька, глядя на Влада непонимающими глазами, проговорил с неожиданным напором в голосе. - Сам ты, значит, не отказался, а я бы отказывался... с какой это стати?
- Значит, что получается? Ты этого хотел? - Влад прищурился.
- А ты? - чуть помедлив, отозвался Колька, подозрительно глядя Владу в глаза.
Лёжа друг против друга, они вытирались одним полотенцем, - переговариваясь, они стирали с себя клейкую сперму, с наслаждением спущенную друг на друга... Колька был младше на год или даже чуть больше, и это было хорошо заметно по его фигуре: узкий в плечах и в бёдрах, Колька выглядел рядом с Владом угловато, даже субтильно... и еще был один момент - несомненное свидетельство того, что Колька был младше: на лобке у Влада волосы росли уже по мужскому типу, и к пупку поднималась хотя и редкая, но хорошо заметная \"тёщина дорожка\", а у Кольки живот был совершенно чистый, и лобок у Кольки скромно украшали лишь два небольших черных кустика, росших справа и слева от полового члена, да еще длинные редкие волосы, словно изгородь, росли вокруг члена у основания... и в то же время - при заметной разнице в возрасте - члены у обоих были почти одинаковы: длинные и толстые, члены у обоих выглядели внушительно, а на фоне субтильного Колькиного тела залупившийся Колькин член смотрелся даже возбуждающе...
- Ну, и чего ты молчишь? - Колька смотрел на Влада в упор, но в его взгляде подозрительность медленно испарялась, уступая место любопытству. - Ты же сам ко мне... сам ты, Влад, полез - ты первый меня...
- Ну-да, пока нет девчонок - пока мы одни... чего здесь особенного? - медленно проговорил Влад. - Я думаю, что это нормально...
- Вот именно! Я тоже так думаю, - хмыкнул Колька. - И о чём мы тогда говорим?
- А ты что - спать хочешь?
- Не хочу я спать... на! - Колька вернул Владу конец полотенца, которым он себя вытирал, и, откинувшись на спину - сладко вытянувшись во весь рост, закрыл глаза. Спать действительно не хотелось... да и какой мог быть сон, если только что с ним, с Колькой, такое случилось?
Влад, покосившись на лежащего Кольку - скользнув взглядом по его хрупкой фигуре, по лежащему на плоском животе залупившемуся члену, отложил полотенце в сторону и, точно так же откинувшись на спину, вытянулся на матрасе рядом с Колькой... Какое-то время они лежали молча - два пацана, только что вкусившие наслаждение однополого секса. Они лежали рядам, юные, оба голые, и лунный свет, щедро лившийся из окна, серебром омывал, словно лаская, их юные тела... Спать не хотелось - они лежали молча, чутко вслушиваясь в дыхание друг друга, и, хотя оба они молчали, мысли их были примерно одинаковы: они оба думали о только что случившемся...
В том, что это кайф, никаких сомнений ни у Влада, ни у Кольки не было - они оба только что вкусили упоительную сладость жаркого слияния своих тел, и было бы смешно и глупо отрицать, что это кайф и наслаждение... кайф и наслаждение - вот что они испытали оба! Но оба они также прекрасно знали, что такие - однополые - отношения вызывают у окружающих неприятие и осуждение... во всяком случае, ни Влад, ни Колька еще не встречали в своей жизни такого человека, который открыто сказал бы, что это кайф и что это ему, человеку этому, нравится, - наоборот: друзья-мальчишки сплошь и рядом говорили исключительно о \"дырках\", а если разговор и заходил о \"голубых\", то каждый считал своим долгом скорчить презрительную мину... и Колька делал точно так же, и точно так же делал Влад, - живущие в разных городах, они вели себя одинаково, совершенно не задумываясь, почему нужно делать именно так... почему нужно корчить презрительную мину, если это кайф и наслаждение? Почему нужно обязательно демонстрировать презрение, если этого сам не пробовал? Только потому, что делать так - корчить презрительную мину - положено? Ха! Положено... кем, бля, положено? Кто и когда решил, как наслаждаться правильно, а как неправильно? И вообще... кому, бля, какое дело до их сегодняшней ночи? Разве оттого, что они испытали наслаждение, стало кому-то плохо? Разве это не их личное дело - как наслаждаться?
Влад, лёжа рядом с Колькой, машинально теребил пальцами свой сочно-мягкий член, и от этой ненавязчивой ласки член его, утрачивая мягкость, медленно затвердевал - опять вставал... Они оба - Влад и Колька - лежали молча, но оба они думали об одном и том же: как совместить в своём понимании чувство упоительного кайфа с негативным отношением к этому самому кайфу? Чувство кайфа они оба сегодня испытали, а с негативным отношением они оба повсеместно уже сталкивались... ну, и как это совместить? Лёжа рядом, они оба думали об этом и том же - и оба не находили ответ, - они оба ещё не знали, что логика жизни не всегда совпадает с логикой существующей на данный момент морали, а тем более не совпадает с устоявшейся логикой лживых догм, лукаво искажающих - извращающих - логику жизни... да и откуда бы они это знали? В их ушах шелестела словесная шелуха, а глаза их усваивали презрительные ухмылки, едва разговор заходил о \"голубых\" - вот каков был их опыт до сегодняшней ночи... они - пацаны, ещё не искушенные жизнью - не знали даже того, что многие, и очень многие, в этой жизни говорят одно, а делают совсем другое...
Приподняв голову, Влад скользнул взглядом по лежащему на спине голому Кольке, и взгляд Влада остановился на Колькином животе - Колька лежал, ладонью прикрывая пах, и Владу показалось, что у Кольки стоит...
- Колёк... - прошептал Влад, ложась набок. - Ты чё - уже спишь?
- Нет... - Колька открыл глаза и, повернув набок голову, посмотрел на Влада.
- А чего молчишь? - Влад, приподнявшись, упёрся локтём в подушку. - Чего ты как неродной?
- Ты же молчишь, - отозвался Колька.
Лежащий на боку Влад, держа двумя пальцами свой возбуждённый член у основания, двинул вперёд бёдрами - и Колька почувствовал, как в бедро его горячо упёрлась обнаженная головка напряженного Владова члена.
- Чувствуешь? - Влад надавил членом на Колькино бедро сильнее и, словно боясь, что Колька не поймёт, чем он давит, прошептал, поясняя: - У меня опять... опять стоит... хочешь пощупать?
Не дожидаясь Колькиного ответа, Влад потянул кисть Колькиной руки к своему возбуждённому члену - и Колька, не успев никак отреагировать, машинально обхватил пальцами твёрдый ствол, - член, напряженно горячий, в один миг оказался в Колькином кулаке.
- А у тебя? - прошептал Влад, сжимая такай же - напряженно горячий - член Кольки. - Тоже стоит... класс! Ложись набок - так, бля, удобней будет...
Колька, ничего не отвечая, повернулся набок - лег к Владу лицом. Какое-то время они молча дрочили друг другу; это было необычное - прикольное - ощущение... и прикольное, и вместе с тем странно возбуждающее: сжимая в кулаке чужой горячий ствол, дрочить его другому - и в то же время испытывать удовольствие оттого, что этот другой, сжимая в кулаке ствол твой собственный, дрочит тебе самому... Какое-то время жарко сопя, пацаны, в лунном свете лежащие на матрасах, молча дрочили друг другу... кайф!
- Слышь, Колёк - Влад, прекратив двигать рукой, подался всем телом к Кольке. - Давай, бля... знаешь, как? По-настоящему... давай?
- Вот! Ты опять первый... - приглушенно засмеялся Колька, не прекращая двигать рукой.
- Да какая разница! - возбуждённо прошептал Влад и, скользнув рукой по Колькиному бедру, сладострастно провел ладонью по круглым, упруго-мягким Колькиным булочкам. - Давай?
- Как ты хочешь? - Колька, чувствуя на своих голых булочках ладонь Влада, непроизвольно шевельнул мышцами сфинктера.
- Я же тебе говорю: по-настоящему... давай! - Влад провёл пальцами по ложбинке, образованной на месте соединения сжатый Колькиных ягодиц.
- В жопу?
- Ну-да! В очко...
Прекратив двигать рукой, Колька лежал на боку - лицом к Владу... он лежал, не выпуская из кулака твердый член Влада, в то время как сам Влад, глядя Кольке в глаза, с наслаждением гладил, пальцами мял Колькины ягодицы... Указательный палец Влада то и дело скользил по ложбинке, приближаясь с каждым разом ближе и ближе к тому месту, где у Кольки было скрыто сжатыми булочками девственное отверстие.
- Ну, чего ты молчишь? - нетерпеливо прошептал Влад. - Чего, Колёк, думаешь? Давай...
- Друг друга? - уточнил шепотом Колька, глядя Владу в глаза.
- Ну! Я тебя, а ты меня - друг друга... - возбуждённо отозвался Влад, втискивая указательный палец между Колькиными ягодицами.
Колька почувствовал, как подушечка указательного пальца Влада надавила на его туго сжатое, стиснутое очко, и это давление пальца тут же отозвалось в промежности знобящей сладостью, - Колька, по-прежнему держа в кулаке залупившийся Владов член, непроизвольно шевельнул мышцами сфинктера, ещё туже сжимая и без того туго сжатую дырочку заднего прохода.
Колька совершенно непроизвольно - непреднамеренно - стиснул мышцы сфинктера, и Влад, почувствовав это, надавив на очко пальцем еще сильнее, - обдавая Колькино лицо горячим дыханием, Влад глухо рассмеялся:
- Бля, Колёк... очко уже играет! Я пальцем чувствую, как ты хочешь... хочешь, да?
Колька, выпустив из ладони вздыбленный член Влада, переместил ладонь на Владовы ягодицы... попка у Влада была по-мальчишески аккуратная - и вместе с тем сочная, мягкая и упругая одновременно, - лаская ладонью Владовы булочки, Колька прошептал:
- Чур, я тебя первый...
- Почему ты? Я старше тебя - я должен первый, - тут же отозвался Влад.
- И ничего ты не должен! Если мы будем это делать, то я буду первый... я тебя. А если нет, то нет, - упрямо прошептал Колька.
В общем-то, Кольке было всё равно, кто кого будет трахать первый - он никогда ни с кем этого не делал, и ему было одинаково любопытно попробовать это и передом, и задом, но Колька, несмотря на сладчайшее возбуждение, вдруг подумал, что Влад, трахнув его в очко, своё очко потом может и не подставить... скажет: \"ты ещё маленький\" или что-нибудь в этом роде, и будет Колька непонятно кто... Конечно, они уже делали это - поочерёдно друг на друга кончили, но это ведь было просто так... а это - в жопу. А в жопу - это уже серьёзно... И хотя Колька блефовал, выставляя Владу условие, вместе с тем что-то Кольке подсказывало, что никуда Влад не денется - согласится.
И - никуда Влад не делся: согласился! Да и как было Владу не соглашаться? Он был возбуждён, и ему было точно так же любопытно попробовать это передом, и задом - ведь, как гласит народная мудрость, любопытство не порок, а способ познания: не проявишь любопытство - не познаешь новое... Конечно, Владу хотелось побыстрее Кольке вставить, а уже потом давать самому - подставлять. Но Колька упёрся - и Владу ничего не оставалось делать, как соглашаться на Колькино условие, - рывком от Кольки отстранившись, Влад встал на колени.
- Ну, хорошо, ты будешь первый... какая разница, - проговорил Влад и, глядя Кольке в глаза, неожиданно рассмеялся: - Как говорит Мимоза, молодым везде у нас дорога...
Колька, прыснув вслед за Владом, тоже встал - на колени против Влада... они стояли друг против друга - юные, обнаженные, с торчащими вверх залупившимися членами, и лунный свет серебром омывал их лунную - мальчишескую - страсть.
- Ну... - нетерпеливо прошептал Колька, - становись...
- Смазать нужно, - отозвался Влад. Он проговорил это не очень уверенно, поскольку все его знания об анальном сексе сводились к тому, что слышал он в разных разговорах от своих друзей-приятелей, а слышал он слово \"вазелин\"... да и кто не слышал это слово применительно к анальному - однополому - сексу? \"С вазелином...\" - классика жанра.
- Давай смажем, если нужно, - прошептал Колька.
- А чем? Вазелин нужен, а его нет...
- Ну, давай так попробуем - без смазки... давай? - Колька, вопросительно глядя Владу в глаза, машинально сжал в кулаке свой напряжено вздыбленный член.
- А если не получится? - с сомнением отозвался Влад.
- Попробуем... становись! - нетерпеливо прошептал Колька.
Влад, ничего не говоря - крутанувшись на коленях, повернулся к Кольке задом и, наклонившись корпусом вперёд, оперся на локти согнутых рук, одновременно с этим шире раздвигая в стороны колени... незагорелые - молочно-белые - булочки Влада разошлись в стороны, делая доступным туго сжатый, обрамленный частоколом курчавых волос пацанячий вход, - ни секунды не раздумывая - ни на миг не сомневаясь в естественности своего желания, Колька тут же оказался сзади Влада; ягодицы раком стоящего Влада были распахнуты, словно створки, - Колька, затаив дыхание - держа свой возбуждённо залупившийся член двумя пальцами у основания, направил его по центру... и Влад в тот же миг почувствовал, как в очко ему тупо упёрлась обнаженная головка возбуждённого Колькиного члена...
Юные нетерпеливы - и, едва почувствовав, как головка члена упёрлась Владу в очко, Колька тут же, резко двинув бёдрами вперёд, с силой надавил головкой члена на туго стиснутую дырочку, по неопытности думая, что это так легко - вставить член в девственное пацанячее очко... да ещё на сухую!
- Бля! - Влад, едва Колька надавил на очко, тут же дёрнулся, подавшись вперёд. - Ты чего, бля? Тише...
- Как тише? - возбуждённо прошептал Колька, обескураженный неудачей. - Я и так тихо...
- Ты, бля, ширяешь... а ты не ширяй - ты постепенно...
- Ладно. Давай ещё раз, - Колька, обхватив Влада за бёдра, потянул его на себя, возвращая на место. - Становись... еще раз...
Наивный! \"Ещё раз\"... как бы не так! И раз, и другой, и третий возбуждённый Колька с разным напором - с разной интенсивностью - давил членом на очко, и каждый раз Влад стремительно подавался вперёд, ускользая от тупой боли, - они, тихо переговариваясь, пробовали снова и снова, но ничего у них не получалось - туго стиснутое Владово очко не разжималось, словно было железное...
- Влад, ты специально так делаешь... - после очередной попытки прошептал Колька, видя полную бесплодность своих усилий. - Ты не хочешь, да?
- Я чё - виноват? Сам, бля, попробуй... - Влад повернулся к Кольке лицом. - Давай, становись!
Колька, не возражая, повернулся к Владу задом... какая, бля, разница! Наклонив корпус вперёд, он точно так же опёрся на локти согнутых рук - и точно так же разъехались в стороны его белоснежные булочки... очко у Кольки было еще безволосое, по-детски чистое, - Влад, мигом пристроившись к Кольке сзади, приставил обнаженную головку члена к туго сжатой девственной дырочке и, крепко, словно тисками, сжав ладонями Колькины бёдра, с силой рванул Кольку на себя.
- А-а-а! - взвыл Колька; что есть силы дёрнувшись вперёд - вырываясь из рук Влада, он в один момент соскочил с головки Владова члена, наполовину вонзившейся в его очко, и, повалившись на живот, рукой, заведённой назад, с силой сжал на стыке свои ягодицы... от тупой, огнём разодравшей боли на глазах у Кольки выступили слёзы.
- Бля, я вошел! Колёк, получилось... хуля ты дёрнулся? - обдавая Колькин затылок горячим дыханием, возбуждённо зашептал Влад. - Давай, бля! Слышишь? Всё сейчас получится... давай!
- Больно... я не буду, - ладонью заведённой назад руки растирая свои булочки, тут же отозвался Колька.
- Как не будешь? Давай... всё получится! Ну... вот увидишь, Колёк! Давай... - Влад, стоя на коленях, потянул Колькины бёдра на себя, пытаясь приподнять Кольку - снова поставить раком.
- Я не буду... не буду я... больно, - Колька, напрягая тело - вжимаясь животом в матрас, с силой стиснул свои ягодицы, и они вмиг из мягко-сочных превратились в твердокаменные.
- Ну, Колёк... чего ты... чего ты ломаешься? Давай еще раз... давай!
- Нет! - Колька отрицательно качнул головой.
- Вот... - Влад, оставив Колькины бёдра в покое, сел рядом. Член у Влада был вздыблен - стоял несгибаемым колом, и Влад, изнемогая от возбуждения, сжал его в кулаке. - А ты мне не верил - думал, что я не хочу. А сам, бля...
- Откуда я знал? - огрызнулся Колька.
Какое-то время они молчали... Возбуждение никуда не делось - не исчезло, не испарилось, и они оба по-прежнему чувствовали жаром сверлящий зуд неутолённого желания - они оба были готовы открыть для себя эту еще неведомую им страницу человеческой страсти, но неожиданная заминка сбила обоих с толка.
- Я ж говорил, что смазывать надо... - Влад, одной рукой тиская свой вздыбленный член, ладонью другой руки сладострастно гладил сочные булочки лежащего на животе Кольки.
- А вы... - Колька, пружинисто оторвав тело от матраса, перевернулся на спину, и его возбуждённый член, под углом устремившийся к потолку, чуть заметно задёргался от напряжения, - ну, ты рассказывал про пацана, которого вы прошлым летом долбили в лагере... вы смазывали?
- Естественно! - не моргнув глазом, отозвался Влад.
- А чем?
- Вазелином. У него был - он с собой привозил...
- Он что - голубой был, что ли? - Колька, машинально стиснув в кулаке свой член, вопросительно посмотрел Владу в глаза.
- Ну! Ему нравилось это, - Влад сочинял, не задумываясь - на ходу, и получалось это у Влада вполне убедительно. - Мы его каждый вечер... каждый вечер ставили раком, и... все пацаны в палате его долбили... в жопу долбили - в очко... кайф! С вазелином - кайф... не хуже, чем с девчонками... полный улёт!
- И ему было ни капельки не больно? - с сомнением прошептал Колька.
- Я же тебе говорю: с вазелином... больно, когда на сухую, а с вазелином - самое то... кайф, бля! Мы его каждый вечер...
Влад сам не знал, зачем он это всё говорит - слова наворачивались сами собой, и было какое-то непонятное, даже, пожалуй, неосознаваемое удовольствие всё это проговаривать вслух - лежащему на спине голому Кольке...
- Я не голубой, - неожиданно проговорил Колька, с силой прижимая ладонью свой член к животу.
- Ну, и что? - отозвался Влад - и, хмыкнув, он посмотрел на Колькину руку. - Я тоже не голубой... и что с того? Так могут все, а не только голубые... понял? Все так могут, если нет девчонок.
Они вновь замолчали... Колька, с силой сжимая ягодицы - невидимо стискивая мышцы сфинктера, вдруг подумал, что если... если в зад долбиться могут только \"голубые\", то тогда получается, что они с Владом \"голубые\" тоже... но Колька никогда не буксовал на этой теме: никогда он, как другие пацаны, втайне не гомофилил - ни разу он не дрочил, воображая секс с пацанами, и точно так же никогда, как другие пацаны, на показ не гомофобил, - никогда он теме однополого секса не придавал какого-то особого - сокровенного - значения... и - если б дед за ним приехал вовремя, то ничего этого вообще не было б... разве он \"голубой\"? И Влад не похож на \"голубого\"... хотя - что значит \"похож\" или \"непохож\"? И вообще... Влад сказал, что делать так - в зад долбиться - могут все...
- Все-все? - прошептал Колька, нарушая молчание.
- Всё-все, - отозвался, словно эхо, Влад. - Конечно, делают так не все, но делать так могут все...
\"Делать так могут все\" - сказал Влад, и это было удивительно: сказав так, Влад невольно выразил квинтэссенцию - самую сущность - человеческой сексуальности... но удивительно было вовсе не то, что так могут делать все, а удивительно было то, что сказал это Влад - самый обычный пацан, ещё ничего не знающий ни о мире, ни о себе самом, - устами младенцев глаголет истина!.. Впрочем, Влад, говоря Кольке о том, что делать так могут все, вовсе не думал ни о какой истине - он сказал это исключительно для того, чтобы словами этими подчеркнуть, что он, уже трахавший пацана, точно так же, как и Колька, ни в коем случае не является \"голубым\"... они оба жаждали продолжения - оба жаждали однополого секса, и оба при этом не хотели быть \"голубыми\", отбрыкиваясь от этого слова как от чего-то заведомо неприемлемого, и - это хотение-нехотение было достаточно симптоматично, чтобы ставить диагноз социуму, в котором они жили и который преподносил им в качестве истин заплесневелые догмы...
Собственно, почему они оба - и Влад, и Колька - \"голубыми\" быть ни за что не хотели, объяснять не надо: самые обычные пацаны, они, как и многие их сверстники, мыслили расхожими клише - набором достаточно примитивных, но повсеместно укоренившихся представлений о том, что быть \"голубым\" для пацана и ненормально, и неестественно, и, что самое главное, позорно... вот поэтому они - Колька и Влад - \"голубыми\" быть ни за что не хотели. А между тем, в сексуальном плане они оба были сущими младенцами, и дело здесь было не столько в отсутствии сексуального опыта, сколько в отсутствии самых элементарных - объективных и внятных - знаний: самые обычные пацаны, живущие в мире, где истина давно переплелась с ложью, они совершенно ничего не знал ни о Древней Греции, где однополая любовь неизменно ассоциировалась с мужеством и честью, доблестью и геройством, ни о легендарной Спарте, где однополая любовь не просто допускалась, а законом вменялась в обязанность каждому пацану, ни о Римской Цивилизации, где однополой любви предавались все, кто хотел, а хотели, как свидетельствует история, очень и очень многие - от императоров до рабов, - ничего этого они не знали. Как не знали они и того, что на закате Античного Мира, упивавшегося всем многообразием безграничной чувственности, невесть откуда явились ловцы человеческих душ - творцы нового мирового порядка, жаждавшие неограниченной власти над людьми, и... вместо многоцветия чувственности стал повсеместно насаждаться черно-белый аскетизм, а логика жизни сменилась логикой лицемерной святости, под которой с самого начала искусно скрылась ненависть ко всему, что делает человека самодостаточным и счастливым, - о таком повороте в истории пацаны ничего не знали тоже.
А между тем, история не стояла на месте: ловцы человеческих душ, едва набрав силу, тут же присвоили себе право определять, что свято для всякого человека, а что греховно - что можно делать земному человеку, а что нельзя... и - двадцать столетий лукавые пастыри, используя ложь и культивируя страх, неустанно извращали логику жизни, делая это с одной-единственной целью - заполучить неограниченную власть над душами людей... понятно, что и этого Влад и Колька тоже не знали: в школе об этом не рассказывают, да и вряд ли в обозримом будущем рассказывать будут - учитывая, как эти самые ловцы, слившись в экстазе с власть предержащими, рвутся сегодня в школу, а сами по себе ни Колька, ни Влад никогда всем этим не интересовались, - они были сущими младенцами в смысле сексуальной просвещенности... точнее, они были самыми обычными пацанами, и - видя негативное отношение к однополому сексу со стороны окружающих, они оба понятия не имели, чем обусловлена такая нетерпимость: усваивая наряду с информацией полезной и нужной разнообразные предрассудки, Влад и Колька, как многие и многие другие пацаны, воспринимали негативное отношение к однополому сексу как некую данность - как аксиому... а между тем, отношение такое формировалось в умах поколений столетиями, и делалось это под неусыпным надзором лукавых пастырей, провозгласивших секс результатом происков сатаны, - объявив секс исчадием ада и по этой дикой с точки зрения здравого смысла причине предав его анафеме, ловцы человеческих душ из поколения в поколение неустанно насаждали в сознании людей страх и ужас к любым проявлениям человеческой сексуальности, и прежде всего к однополой любви, способной дарить человеку упоительную радость... как заметил в своё время Ницше, попы поднесли Эроту чашу с ядом, но Эрот не умер, а выродился в порок, - понятно, что однополое влечение, являющееся неотъемлемой частью человеческой сексуальности, само по себе пороком никогда не было и стать пороком оно не могло, но порочным и греховным влечение это стало в восприятии одураченной паствы - и в средние века тех, кто вопреки запретам был замечен предающимся однополой любви, для устрашения других, еще не замеченных, сжигали на кострах... понятно, что о том, как безумствовала средневековая гомофобия, искусно подогреваемая хитрожопыми пастырями, Влад и Колька тоже ничего не знали; как не знали они и того, с какой целью ловцы человеческих душ всё это предпринимали - для чего они это проделывали... А между тем, цель у них, у этих лукавых святош, была: целью их были кошельки людей... но прежде, чем начать людей доить, надо было их оболванить, - ведь ясно же, что человек счастливый и в счастье своём самодостаточный в пастырях не нуждается - в поисках утешения человек, радующийся жизни, к пастырям не пойдёт, а значит и деньги свои - за обещание рая небесного - пастырям человек такой не понесёт... с какой, бля, стати? Человек здоровый к лекарю не ходит... а внушив человеку чувство греховности, искалечив его психику, создав в душе человеческой хаос, можно было потом, лицемерно протягивая руку помощи и утешения, зазывать человека к себе - с его кошельком... и - доить его, вечного грешника, по полной программе доить, что, собственно, ловцы человеческих душ не без успеха и делали на протяжении не одного столетия... впрочем, и об этом Влад и Колька тоже ничего не знали.
Как не знали они и того, что оголтелую гомофобию не без успеха брали на вооружение вожди тоталитарных режимов, не только используя уже сформировавшийся страх людей перед сексуальностью, но и подогревая его новыми домыслами и измышлениями, - гомофобия, юридически закреплённая статьями в Уголовных кодексах, была очень удобна для обуздания тех, кто рвался ввысь... и вообще: преподнося однополую любовь как порок и ненормальность, как сексуальное извращение, как нечто позорное и потому неприемлемое, было легче одних шантажировать, других под страхом разоблачения вербовать в стукачи, третьими манипулировать, держа их на крючке, и так далее и тому подобное, - гомофобия была и остаётся универсальным средством, позволяющим кукловодам рулить недоумками... конечно же, и об этом - о гомофобии, используемой кукловодами в своих целях - Колька и Влад тоже ничего не знал. Как не знали они и того, что гомофобия, порождённая и умело взращенная, выпестованная ловцами человеческих душ - коммерсантами в рясах, есть ничто иное как психическая болезнь, и больны этой болезнью те, кто, попав в не сегодня расставленные сети, запутался между собственной сексуальностью и внедрёнными в сознание общества иезуитскими запретами, предписывающими эту сексуальность подавлять: гомофобия - это болезнь не уничтоженного, но извращенного желания, и чем сильнее такое желание, подчас с самого детства задавленное, в подсознание вытесненное и потому явно не осознаваемое, тем больше пучит такого больного от злобы и ненависти ко всем, кто, запреты презрев, любит так, как диктует природа... впрочем, этого Влад и Колька тоже не знали. По сути, они не знал ничего - они были сущими младенцами в смысле сексуальной просвещенности, но, как известно, устами младенцев глаголет истина, и Влад, говоря с Колькой об однополом сексе, невольно сформулировал саму сущность - квинтэссенцию - человеческой сексуальности: \"так могут все\"... Понятно, что, сказав так, никакой Америки Влад не открыл: люди, сведущие в области сексуальности, давно доказали, а люди, предпочитающие искать истину самостоятельно, а не кормиться с рук лукавых пастырей, давно знают, что в однополом сексе нет ничего болезненного или извращенного, позорного или порочного: однополый секс, почитаемый или запрещаемый, существующий открыто или практикуемый подпольно, но неизменно присутствующий во всех эпохах и повсеместно распространенный во всех уголках Земли, так же нормален и так же естественен для всякого человека, как секс разнополый, ибо всякий человек изначально - от природы - бисексуален, а это значит, что всякий человек может вступать в однополые контакты, испытывая при этом полноценное наслаждение... ведь не случайно же сами ловцы человеческих душ однополым сексом отнюдь не пренебрегали, о чем тоже свидетельствует история, и не только история, отдалённая в веках, но и самая что ни на есть новейшая, - костры и прочая анафема в века прошлые, антигеевские транспаранты и зажигательные речи в дни нынешние - всё это предназначалось раньше и уж тем более предназначается сегодня мальчиколюбцами в рясах отнюдь не для себя, а исключительно для лохов - для тех, кто не хочет либо не умеет думать сам и потому небрезгливо хавает то, что для него придумывают другие... миром правят двойные стандарты, и коммерсанты в рясах - лукавые пастыри, трахающие послушников - тому наглядная иллюстрация: понося однополый секс публично, они ловят свой кайф втихаря; но этого ни Колька, ни Влад тоже не знали... они ничего не знали, - не желая быть \"голубыми\", они понятия не имели, почему это нежелание нужно воспринимать как аксиому... извращенное представление об однополом сексе как о чём-то неприемлемом и позорном - вот было их \"знание\", и тем не менее... логика жизни была сильнее измышлений лукавых пастырей, превративших свои измышления в догму и растливших этой догмой миллионы и миллионы людей за прошедшие тысячелетия...
Луна, как и тысячи лет назад, заливала мир своим серебристым светом, и часть этого света потоком лилась в два небольших окна, - в палате было достаточно светло, чтоб отчетливо видеть лица друг друга... за стенами домика было тихо-тихо.
- Да, я тоже так думаю... - прошептал Колька, глядя на Влада.
- Что ты думаешь? - живо отозвался Влад.
- Ну, то, что ты сказал: если нет девчонок, то пацаны могут делать это между собой... - прошептал Колька.
- Конечно, могут! В армии, например...
- А ты думаешь, что солдаты делают это?
- Что - \"это\"? - нетерпеливо прошептал Влад, глядя Кольке в глаза.
- Ну, как мы с тобой... или в жопу - по-настоящему... ты думаешь, что солдаты в армии долбятся друг с другом - в жопу друг друга трахают?
Колька, говоря это, вдруг подумал про двоюродного брата, который весной пошел служить... и звать его, кстати, тоже Влад; Колька - с матерью, с дедом, с тётей Людой и с дядей Костей - ездил к нему на присягу... у Владика, правда, есть девчонка - она тоже ездила с ними... но - она дома, а он там, и девчонок там нет... может, он тоже - как Колька? С другим солдатом... вот ведь вопрос: когда парни в армии... Влад, конечно, не голубой, но разве так делают только голубые? То-то и оно... Колька попытался представить, как Владик трахает другого солдата, но картинка не вырисовывалась... может, потому, что Колька никогда не видел брата голым?
- А почему, бля, нет? Там же девчонки отсутствуют... а если девчонок нет, то парню с парнем - самое то... кайф!
- Да, конечно...
Оба они - и Влад, и Колька - вполне сознательно говорили друг другу \"если нет девчонок\", таким тривиальным образом убеждая себя и друг друга, что никакие они не \"голубые\" и что делают они это исключительно потому, что сейчас пересмена и девчонок сейчас в лагере нет, - они оба еще не понимали, что делать всё это можно исключительно ради удовольствия... даже тогда, когда девчонки есть.
В комнату лился лунный свет, щедро освещая двух обнаженных пацанов... они оба - и Колька, и Влад - были возбуждены, и оба возбуждения своего не стеснялись и не скрывали. Лежащий на спине Колька, вытянув длинные голенастые ноги, тиская пальцами напряженный член - машинально залупал его, слегка поддрачивая, и эта нехитрая манипуляция отзывалась в Колькиной промежности зудящей сладостью... возбуждение, на какое-то время ослабленное разодравшей очко болью, не только вернулось, но даже усилилось, - Колька лежал на матрасе, и ему, как всякому нормальному пацану, хотелось продолжения... А Влад сидел рядом - на другом матрасе Влад сидел рядом с Колькой и, точно так же тиская пальцами возбужденно торчащий член у себя, думал, что бы такое придумать, чтобы всё у них получилось, - Владу хотелось продолжения еще сильнее, чем Кольке... отсутствие вазелина - вот что стало препятствие для них обоих, и это неожиданное препятствие их обоих поставило в тупик: что делать дальше?
Влад протянул руку и - потеснив в сторону руку Колькину, сжал в кулаке Колькин член, - Колька, не возражая - не пытаясь Владу воспрепятствовать, затаил дыхание... это было приятно! Приятно было Кольке: он находился в том состоянии возбуждения, когда любое прикосновение к члену отзывается и в самом члене, и в промежности, и в туго сжатой дырочке томительно сладким зудом... и приятно это было Владу: он сжимал в кулаке залупившийся, твердый и горячий Колькин член, и это ощущение в своём кулаке возбуждённого чужого члена странно и томительно волновало, делая собственное возбуждение ещё более острым, - Влад, глядя на сочно темнеющую в лунном свете головку Колькиного члена, вдруг поймал себя на мысли, что он хочет... да-да, не думает об этом, а именно хочет...
- Колёк... - прошептал Влад, повинуясь внезапно возникшему желанию, - давай, бля... давай пососём? Друг у друга...
- Ты чё? - отозвался шепотом Колька. - Я не буду...
- Почему? - Влад вопросительно посмотрел Кольке в глаза. - Ты чё - боишься?
- Ничего я боюсь... хуля мне боятся?
- А чего же ты не хочешь? Давай...
- Нет, - упрямо повторил Колька, - сосать я не буду. - И, видя в глазах Влада недоумение, он шепотом пояснил: - Ты его в жопу засовывал...
Влад, услышав причину Колькиного нежелания брать в рот, тихо засмеялся:
- Я ж не засунул! Ты же, бля, вырвался...
- Ну! Потому, бля, и вырвался, что ты мне засунул... нет, Влад, сосать я не буду! Даже не проси!- Колька, говоря это, протянул руку к Владу - и твёрдый горячий член Влада тут же оказался в Колькином кулаке. - Давай, если хочешь, подрочим друг другу ... или давай, как мы уже делали... давай?
- Колёк... ну, хочешь, я вытру его... - Влад потянулся за полотенцем. - Давай, бля... вытрём - и пососём!
- Нет, - отозвался Колька. - Я сказал, что не буду, и я не буду... даже не проси - не уговаривай!
- Бля, ты как маленький, - с досадой прошептал Влад.
- Ну, хочешь - ты пососи... у меня пососи, - шепотом предложил Колька. - Я же тебе не засовывал...
- Нет, так нечестно, - отозвался Влад, стискивая пальцами Колькин член. - Надо сосать друг другу...
- А я в это время тебе подрочу... если, конечно, ты хочешь, - Колька, сжимая Владов член, легонько задвигал кулаком. - Давай?
- Хуля дрочить? Я себе сам могу подрочить... - хмыкнул Влад. Он хотел добавить что-то ещё, и... словно споткнувшись - глядя Кольке в глаза, неожиданно улыбнулся, и всё лицо его в один миг засияло. - Колёк, бля! Хуля дрочить?! - Отстранившись от Кольки, Влад стремительно встал. - Хуля дрочить? - весело повторил он и, ничего не объясняя, вновь устремился в противоположный угол комнаты - туда, где была его кровать и его тумбочка.
- Ты чего? - Колька, озадаченный резкой сменой в настроении Влада, невольно приподнялся, глядя Владу вслед. - Куда ты?
- Есть у меня! Сейчас... - Влад наклонился, доставая из-под кровати сумку.
- Что у тебя есть? - не сразу сообразил Колька, глядя, как голый Влад, склонившись над сумкой, роется в ней, на ощупь пытаясь что-то найти среди прочих вещей.
- Вот! - Влад, ногой задвинув сумку под кровать, повернулся к Кольке, показывая зажатый в руке тюбик. - Смазка! Готовь, Колёк, дырку... теперь уж точно... точно пойдёт! Я уже чувствую, бля... чувствую, как хуй мой входит в твоё очко... - Влад говорил это шепотом, и всё равно казалось, что в голосе его звенят ликующие нотки.
- Вазелин? - удивился Колька.
- Хуля нам вазелин! \"Крем от солнечных ожогов\"... понял? Лучше всякого вазелина! - Влад, подойдя к матрасам, опустился перед Колькой на колени. - Я когда ехал сюда, мать положила мне в сумку... я еще брать не хотел, а она: \"бери, бери - может, пригодится\". Вот - пригодилось... мать как в воду глядела! - Влад тихо рассмеялся. - Я ж, бля, ни разу им не воспользовался... не открывал его даже - потому и забыл, что есть у меня этот крем... что, Колёк - классно, да? - Влад, торопливо рассказывая, откуда у него крем, открутил на тюбике колпачок.
- А им, кремом этим, можно? - Колька посмотрел на Влада вопросительно.
- А почему нельзя? - возбуждённо прошептал Влад. - Нормальный крем - от солнечных ожогов... какая нам разница? Главное - смазать...
- Я тебя первый, - Колька, став на колени перед Владом - протянув одну руку за тюбиком, пальцами другой руки перехватил свой член у самого основания. - Дай мне крем...
- Ты уже был первым, - отозвался Влад. - Теперь я буду первым... становись!
- То не считается, - возбуждённо прошептал Колька, глядя, как Влад безуспешно пытается ногтём мизинца проколоть фольгу в горлышке тюбика. - Надо чем-нибудь острым проткнуть... Влад, я первый... слышишь? Я сначала тебя...
- Нет, Колёк... не наглей, - Влад, пружинисто встав на ноги, подошел к окну; в раму окна был вбит гвоздь, и Влад, приложив горлышко тюбика к шляпке гвоздя, легонько надавил, протыкая в горлышке фольгу. - Ты прошлый раз захотел быть первым, и я уступил тебе: на, трахай меня первым... и не моя в том вина, что без смазки у нас у обоих ничего не получилось. Вот... а теперь буду первым я - я тебя первым трахну. Согласись, Колёк, что всё у нас по-честному, - Влад, подойдя к матрасам, вновь опустился на колени. - И вообще... хуля мозги друг другу дрочить? Давай, бля, хуи лучше в жопах подрочим...
Влад, глядя на Кольку, возбуждённо засмеялся и, не сомневаясь в своей правоте - выдавив крем из тюбика на указательный палец, круговыми движениями пальца стал осторожно размазывать крем по головке своего хищно торчащего вверх члена, - Колька вдруг подумал, что он младше Влада, и, глядя на палец Влада, понял, что будет так, как сказал Влад... ну, и фиг с ним, - подумал Колька, непроизвольно сжимая мышцы сфинктера.
- Ну, что... - Влад, вытерев палец о полотенце, скользнул ладонью по Колькиному бедру, и Кольке показалось, что рука у Влада немного дрожит. - Давай, Колёк, не томи... поворачивайся задом!
Колька, ничего не говоря, развернулся к Владу спиной и, подав вперёд корпус, опустился на локти согнутых под углом рук - стал перед Владом раком.
- Ниже, бля... ниже прогнись! - Влад, стоя на коленях сзади - одной рукой придерживая Кольку за бедро, ладонью другой руки надавил на Колькину поясницу. - Ниже, Колёк...
Подчиняясь Владу, Колька послушно развёл локти в стороны и, повернув набок голову, уперся щекой в матрас, отчего зад его, тут же заострившийся, чуть приподнялся вверх, - ягодицы, и без того раздвинутые, распахнулись ещё больше... жопа Колькина была перед Владом - на уровне его колом торчащего члена, и Влад, одной рукой по-прежнему придерживая Кольку за бедро, другой рукой, держа свой член у самого основания, направил смазанную кремом головку по центру - в очко...
- Осторожней, бля... - прошептал Колька, невольно напрягаясь.
- Не учи отца ебаться, - отозвался Влад, прикасаясь головкой к туго стиснутому отверстию Колькиного зада. - Попал?
-Не знаю... вроде попал... - прошептал Колька... он хотел добавить что-то ещё, но в это время Влад надавил смазанной головкой члена на Колькино очко, и Колька, почувствовав тупую раздирающую боль, дёрнулся, одновременно выдыхая перекосившимся ртом протяжный горячий стон: - А-а-а...
- Стой, Колёк... стой - не дёргайся! - Влад, почувствовав, как головка его члена, разжав мышцы сфинктера, вскользнула в узкое, жаром обволакивающее очко, тут же - в одно мгновение - крепко сжал руками Колькины бёдра, не давая Кольке соскочить с члена... ощущение было фантастическое - головка члена была уже т а м, и Влад, обжигая губы горячим дыханием, хрипло выдохнул: - Стой...
Чувствуя, как член Влада, раздирая очко, тупой обжигающей болью с каждым мгновением всё дальше и дальше продвигается вглубь, Колька рывком приподнялся на локти и, от боли гримасничая - хватая ртом воздух, в руках Влада задёргался, закрутил головой:
- Пусти... ой, бля... не могу я... Влад, не могу я - пусти...
Влад, не слушая Кольку, плавно вдавил свой член до самого основания - до конца, и, почувствовав, как лобок его упёрся в расщелину между разведенными Колькиными булочками, замер... член был полностью т а м - в горячем пацанячем очке, и Влад, вжимаясь пахом в Колькины ягодицы, на какой-то миг затаил дыхание, пытаясь осознать новые, еще не ведомые ощущения... это был кайф - чувствовать, что ты т а м... Владу вдруг показалось, что он совершенно не чувствует свой член, словно член его парит в невесомости, и вместе с тем отчетливо чувствовалось, как мышцы Колькиного сфинктера туго обжимают член у самого основания... это был кайф! - и, удерживая вырывающегося Кольку руками за бёдра, Влад размашистыми толчками задвигал задом - взад-вперёд заскользил членом в Колькином очке, от наслаждения приоткрыв пышущий жаром рот...
- Влад, не могу я ... больно, бля... не могу...
- Молчи, Колёк... я быстро... ещё чуть- чуть...
Судорожно сжимая матово-белые в лунном свете голые ягодицы - с сопением двигая бёдрами взад-вперёд, Влад сладострастно ебал Кольку в жопу...
- Не могу я... больно...
- Сейчас...
Влад, сладострастно сопя, толчками долбил Кольку в очко - и хотя Колька, то и дело дергаясь, пытался вырваться, Влад, сжимая в ладонях Колькины бёдра, держал Кольку крепко, - член, словно поршень, скользил взад-вперёд...
Взад-вперёд, взад-вперёд... боль не исчезла и даже не притупилась, а словно, достигнув своего апогея, стабилизировалась, и это уже было легче, - Колька, кусая нижнюю губу, тяжело дышал, и дыхание это было похоже на всхлипы - казалось, что Колька, судорожно втягивая в себя воздух, всхлипывает... взад-вперёд, взад-вперёд, - скользя членом в обжигающе горячем Колькином очке, Влад чувствовал, как наслаждение его стремительно растёт, ширится, с каждой секундой делаясь всё сильнее и сильнее... ещё сильнее... ещё... и вдруг, содрогнувшись - с силой вдавившись в Колькин зад, Влад замер, кончая...
Влад мастурбировал уже года три, причем последние полгода или даже чуть больше он проделывал это едва ли не каждый день - и ни разу ещё не было так сказочно, так необыкновенно сладко... оргазм был фантастический, - грудь у Влада ходила ходуном - он тяжело дышал, чувствуя, как огонь, залпом полыхнувший в промежности, медленно угасает, и возбуждение, сладко гудящее во всём теле, уступает место лёгкой, почти невесомой умиротворённости...
Колька, почувствовав, как пальцы Влада, цепко державшие его бёдра, ослабли, тут же всем телом подался вперёд, соскальзывая с Владова члена, - рухнув плашмя на матрас, Колька с силой сжал ягодицы - стиснул что есть силы мышцы сфинктера, словно желая выдавить из себя остатки распирающей, тупо обжигающей изнутри боли, еще секунду назад раздиравшей очко... они оба тяжело дышали - оба были мокрые от пота... Влад, опрокинувшись на спину - вытянувшись на матрасе рядом с Колькой, потянулся за полотенцем... да-а-а, ебать в жопу пацана - это кайф! Настоящий, бля, кайф...
Боль в Колькином очке исчезла - испарилась, словно её никогда там не было... и, приподнявшись - сев на матрасе, Колька с любопытством посмотрел на Влада, - лёжа на спине, Влад вытирал полотенцем член.
- Ну, Влад... ты совсем... - тихо засмеялся Колька, сам не зная, что этим \"совсем\" он хочет сказать - что оно означает. - Сразу видно, что опытный...
- Однозначно, - отозвался Влад, не глядя на Кольку.
Влад сказал всего одно слово, но этого было вполне достаточно, чтобы в голосе Влада Колька не услышал ни упругой напористости, ни жаркого возбуждения, что еще несколько минут назад так отчетливо - почти осязаемо - звучали, обжигая уши, - голос был словно бесцветный - никакой... Но ведь так бывает: сразу после оргазма, едва исчезает опалившая тело сладость, накатывает апатия или даже безразличие к партнёру... так бывает, - Влад, отбросив в сторону полотенце, умиротворённо закрыл глаза, не обращая на Кольку ни малейшего внимания.
Минуту или две они молчали. Колька, глядя то на лицо Влада, то на его лежащий на боку толстый, словно опухший, член, ждал, когда Влад предложит долбиться дальше - естественно, поменявшись при этом ролями... но Влад ничего не говорил - он лежал на спине с закрытыми глазами, и Колька, не выдержав, первым нарушил молчание:
- Влад...
- Что? - отозвался Влад, не спеша открывать глаза.
- Что - \"что\"? Становись - моя теперь очередь...
В глубине души Колька боялся, что Влад, отдолбив его в жопу, сам свою жопу не подставит - скажет, что он уже не хочет или что Колька ещё маленький... или что-нибудь еще придумает удовлетворившийся Влад, чтоб очко своё не подставлять, и получится... получится, что Колька, давший в жопу, является \"голубым\", а Влад, если он жопу свою не подставит - трахнуть себя в жопу не даст, \"голубым\" не является... да-да, получится именно так, а это уже не по правилам - так они оба не договаривались, - глядя на Влада, Колька машинально тискал ладонью вновь твердеющий член...
Как всякий нормальный пацан, Колька, переживающий свою собственную эпоху полового созревания, находился в том состоянии перманентного сексуального желания, когда хочется всё время: желание то возрастало, то уменьшалось, но никогда не исчезало совсем, и - утоляя снова и снова это неутоляемое желание, Колька, как все нормальные пацаны, уединённо мастурбировал... делать это было в кайф, и он, содрогаясь от подростковых оргазмов, делал это практически каждый день - такова была его персональная норма; правда, в лагере это получалось реже - нужно было, проявляя осторожность, каждый раз выискивать время и место, чтоб никто его за этим занятием не засёк - не застукал и потом не растрезвонил по всему лагерю... но, как говорится в таких случаях, было бы желание, а желание у взрослеющего Кольки было ого-го-го... и, будучи в лагере - уединяясь чаще всего или в кустах за хозблоком, или во время тихого часа в туалете, Колька доставал из шорт возбуждённый член и, чутко вслушиваясь в разные звуки, стремительно строчил рукой, как самый настоящий пулемёт... при этом, как всякий земной человек, Колька был не просто бисексуален - от природы и от рождения, а пребывал в том переходном возрасте, когда бисексуальность ещё не загнана бытующими предрассудками в глубь души, а лежит почти у каждого пацана на самой поверхности его ищущей чувственности, то есть готова в любой момент быть реализованной в смысле перехода из области гипотетической в область практическую: в том возрасте, в каком пребывал Колька, душа ещё не отравлена, не растлена и не замутнена грузом вековых предрассудков, и потому достаточно малейшего толчка, чтоб любой пацан захотел попробовать с пацаном... именно поэтому Колька хотел продолжения секса: подставив Владу очко своё, он хотел теперь точно так же натянуть в очко Влада, инстинктивно понимая, что это будет кайф и наслаждение, - как всякий нормальный пацан, Колька жаждал секса - и вместе с тем, как всякий пацан, живущий в обществе, где однополый секс до сих пор воспринимается многими так, как давным-давно предписали его воспринимать ловцы человеческих душ, Колька совершенно не хотел быть \"голубым\": в том социуме, где жил Колька, над \"голубыми\" смеялись и вслед им улюлюкали, а наиболее \"натуральные\" парни, публично демонстрирующие своё подчеркнуто презрительное отношение к \"голубым\", могли даже предпринять целенаправленную травлю либо вообще устроить \"ремонт\"... конечно же, всё это - и смех, и улюлюканье, и всякие-разные прессинги по отношению к тем, кто обнаруживал свою вовлеченность в однополый секс - было плодом-результатом тысячелетних усилий ловцов человеческих душ: это они, лицемерные пастыри, предававшие анафеме тех, кто жаждал плотских радостей жизни, из поколения в поколение формировали у неотягощённой умом паствы душевный недуг - гомофобию... но - Колька ничего этого не знал, и вся его нелукавая правда заключалась в том, что он, следуя своей человеческой сути, жаждал, как всякий нормальный пацан, совершенно нормального секса: желая вставить свой член Владу в очко, он жаждал сексуального наслаждения... да, Колька жаждал наслаждения, и в то же время - помимо этого - ему было просто необходимо натянуть Влада по полной программе, и вот почему: с Владом нужно было сделать то же самое, чтоб они оба таким образом оказались в одинаковом положении, что, в свою очередь, не позволит Владу думать или говорить, что Колька \"голубой\"...
Конечно, если Влад заупрямится и подставлять Кольке своё очко откажется, ничего смертельного, в принципе, не произойдёт - смена Колькина закончилась, завтра он, Колька, уедет домой, и там, дома, никто из друзей-пацанов никогда не узнает, как он, Колька, стоял на матрасах раком и как его, Кольку, пацан долбил в очко - никто и никогда не узнает об этом в Колькином городе, и значит никто и никогда \"голубым\" его не обзовёт, - обо всём этом Колька, не желающий быть \"голубым\", уже успел подумать... но всё это относилось к логике аморальной морали, сшитой по лекалам ловцов человеческих душ - коммерсантов в рясах. А еще была логика жизни, и - по законам этой логики Колька, как всякий нормальный пацан, жаждал секса, - голый Влад лежал рядом, и его сочная пацанячая попка манила Кольку, нетерпеливо тискающего свой вновь подскочивший член, обещанием упоительного кайфа...
- Влад... - Видя, что Влад не отзывается - ничего не говорит в ответ, Колька нетерпеливо пошевелился. - Ну, чего ты? Давай... слышишь? Моя теперь очередь...
- Может быть, завтра? - отозвался Влад, глядя на возбуждённый Колькин член.
- Что - \"завтра\"? - в Колькином голосе послышалось едва уловимое напряжение.
- Ну, завтра... утром проснёмся - и ты меня сразу же дёрнешь... - пояснил Влад. Он лежал на спине, вытянув ноги, и его собственный член умиротворенно покоился на боку, матово блестя в лунном свете обнаженной головкой.
- Ага, ты сам меня дёрнул сейчас, а я тебя, значит, завтра... какой ты, Влад, хитрый! - торопливо прошептал Колька. - Мы же, бля, так не договаривались...
- Ох, Колёк... какой ты извращенец! - Влад, оторвав взгляд от Колькиного члена - глядя Кольке в глаза, тихо засмеялся.
- Почему я извращенец? - Колькины глаза округлились от удивления.
- Ну, а кто же ты? - отозвался Влад, весело глядя на сбитого с толку Кольку. - Хочешь, чтоб я тебе дал... просишь меня, пацана, об этом - фак у тебя на меня стоит... конечно, бля, извращенец!
- Иди ты! - Колька сообразил, что Влад над ним смеётся - прикалывается. - Сам меня трахнул... меня сам, бля, натянул, и это - не извращение. А я, значит, извращенец... как же! Расскажи об этом своей бабушке. Понял?
- Я Мимозе расскажу, - невозмутимо отозвался Влад.
- Что ты ей расскажешь? - Колька не верил своим ушам... было похоже, что Влад издевается над ним, прикалывается. - Что ты ей расскажешь?
- Как что? Скажу, что ты лез ко мне ночью, приставал - хотел меня, честного пацана, в зад изнасиловать... вот что я расскажу Мимозе! Понял? Скажу, что ты извращенец...
- Ага, только ты не забудь при этом рассказать, как ты сам меня... сам меня изнасиловал... - прошептал Колька, сжимая в ладони напряженно вздыбленный член.
- Кто тебя изнасиловал? Я?! - делано изумился Влад. - Разве не в мире и согласии мы это делали?
Колька, глядя на Влада, закусил губу... Кажется, начинало сбываться то, чего Колька в глубине души боялся с самого начала: Влад был старше, и если Влад не даст ему теперь в жопу - не подставит своё очко в ответ, то получится, что он Кольку банально развёл, как последнего лоха, и не только никому ничего в такой ситуации не скажешь, а наоборот - ещё нужно будет просить Влада, чтобы сам Влад никому об этом не рассказывал - не болтал... конечно, Колька завтра уедет - просить Влада он ни о чем не будет, и всё равно... всё равно Кольке стало не по себе.
- Так не честно, - прошептал Колька, и в голосе его задрожала обида. - Влад, мы же договорились, и ты сам... ты сам сказал, что вначале ты, а потом я... ты обещал... - Колька, глядя Владу в глаза, почувствовал, как горчайшая обида комком подкатывается к горлу. - Я думал, что ты нормальный пацан... я поверил тебе, а ты...
- А я - что? - Влад, глядя на Кольку, приподнял голову.
- А ты... ты, Влад, не пацан... вот ты кто! - чуть слышно прошептал Колька и, отвернувшись от Влада -ещё сильнее закусив губу, потянулся за своими плавками.
Обида, комком подкатившая к горлу, защипала глаза... конечно, он сам... сам виноват, что поверил Владу: Влад раскрутил его, как лоха, и теперь прикалывается - смеётся над ним... и пусть! Пусть смеётся... пусть! Он, Колька, завтра не пойдёт на завтрак... и на обед не пойдёт - он за забором дождётся деда... конечно, ничего Мимозе Влад не расскажет - не такой он дурак, чтоб об этом рассказывать... он будет рассказывать пацанам - тем, что приедут на новую смену... будет хвалиться, какой он шустрый... и пусть... пусть рассказывает! - его, Кольки, здесь уже не будет, а дома никто ничего не узнает... никто никогда ничего не узнает, а если никто ничего не узнает, значит - ничего этого не было, - все эти мысли в одно мгновение пронеслись в Колькиной голове, пока он тянул за плавками руку... и ещё Колька успел подумать, пока руку тянул: спать эту ночь он здесь не будет... лучше в беседке он будет спать, чем здесь... да! И ещё успел подумать то, что уже сказал он вслух: Влад - не пацан...
- А ну, бля, стой! - перехватывая Колькину руку, Влад с силой потянул Кольку на себя. - Это я не пацан? Я?
- Пусти! - Колька попытался вырвать руку, но Влад, вцепившись в запястье, держал его крепко - не вырвешься... конечно, не вырвешься - Влад был старше и потому был сильнее... а между тем, в глазах у Кольки уже стояли слёзы. - Пусти...
- Стой, тебе говорю! - Влад, раздвинув в стороны свои ноги - широко разведя их, рванул Кольку на себя, и Колька, не успев оказать никакого сопротивления, в тот же миг оказался лежащим на Владе; член Колькин упёрся Владу в живот. - Ты чё, Колек... обиделся, что ли? - прошептал Влад, одной рукой прижимая Кольку к груди, в то время как другая его рука скользнула по Колькиной спине - к сочным Колькиным ягодицам. - Обиделся, да?
- А чего ты... сам говорил, что ты - начала, а я - потом, и сам же... сам ты слова своего не держишь... - в Колькином голосе клокотала неподдельная обида. - Или ты что... ты думаешь, что я лох, да? Или думаешь, что я \"голубой\"? Да? Ты так думаешь? Так?
- Ничего я, Колёк, не думаю... хуля мне думать? - обдавая Колькину шею горячим дыханием, шепотом отозвался Влад.
- А почему же... почему ты надо мной смеёшься? Ты думаешь, что если ты старше...
- Колёк! Я говорил, что я дам, и я тебе дам...
- Ага, завтра утром... - отозвался Колька. Лежать на Владе - чувствовать Влада под собой, вдавливаясь залупившимся членом во Владов в пах, было в кайф, и Колька, выясняя отношения, не делал ни малейшей попытки слезть с Влада... наоборот, лёжа на Владе, Колька едва заметно двигал бёдрами, делая это совершенно непроизвольно... - Ну, чего ты молчишь? Когда ты мне дашь? Завтра утром, да?
- А ты хочешь, чтоб я дал - когда?
- Сейчас... - прошептал Колька и, не удержавшись, тут же добавил, обдавая шею Влада горячим дыханием: - Ты же сам... ты, Влад, сам мне обещал... сам! Или что - не так?
- Так, - отозвался, словно эхо, Влад.
Да, так бывает, и бывает нередко... Влад был старше Кольки на год или даже на полтора, но этого было вполне достаточно, чтоб почувствовать в однополом сексе нечто большее, чем просто трах, - лёжа под Колькой - чувствуя на себя горячее Колькино тело, Влад, уже дважды кончивший, испытывал не возбуждение, а смутное, ему самому непонятное чувство нежности... это было странное, совершенно новое и вместе с тем необыкновенно приятное чувство: раздвинув ноги, Влад лежал под голым возбуждённым Колькой, и Владу казалось, что Колька для него как родной... как брат. Никакого брата у Влада не было, и какими бывают братские чувства, Влад не знал, но сейчас, обнимая Кольку, он совершенно отчетливо думал, что этот пацан мог бы быть ему братом - и тогда он, Влад, любил бы Кольку, как старший брат должен любить младшего, - нежно гладя ладонью левой руки сочные Колькины ягодицы, правой рукой Влад прижимал Кольку к себе, и уже одно это было приятно... черт знает что! Ещё утром... да что там утром! - ещё час назад Влад даже помыслить не мог, что он может - и будет - испытывать чувство нежности к пацану... он, пацан, к такому же пацану, и вот - на тебе! Эта нежность плавилась в душе, растекалась, словно жар, по всему телу - Влад, чуть повернув голову набок, ткнулся губами в тёплую Колькину шею...
- Колёк... ты мне нравишься, - прошептал Влад так тихо, что Колька едва расслышал; собственно, это был даже не шепот, а сотканный из дыхания выдох.
- Не заговаривай мне зубы, - тут же отозвался Колька, пытаясь понять, что изменилось в интонации Влада... что-то изменилось, но - что?
- Я серьёзно... серьёзно тебе говорю!
- И я тебе говорю серьёзно...
- Ты что - не веришь мне?
- А как тебе верить, если ты врёшь?- отозвался Колька. - Договорились, а ты...
- Ну, давай... - прошептал Влад, скользя сухими горячими губами по Колькиной шее. - Давай, если хочешь...
- Хочу! - мгновенно отозвался Колька, и в голосе его отчетливо прозвучало радостное нетерпение.
- Сильно? - Влад, скользя ладонями по Колькиным ягодицам, прижал губы к Колькиной шее.
- Всё, Влад! Хватит... хватит надо мной измываться! Или ты сейчас мне даёшь, или я тебя знать не хочу... понял? На улицу спать пойду...
- Всё, Колян, всё! Я понял... я твой - еби меня, извращенец! - приглушенно рассмеялся Влад.
Ущипнув губами нежную кожу на Колькиной шее, Влад развёл в стороны руки - и в тот же миг, оторвавшись от Влада - пропустив мимо ушей слово \"извращенец\", Колька рывком встал на колени... В комнату - в палату - серебряным потоком струился всё тот же лунный свет, и в этом зыбком свете вполне отчетливо был виден пацанячий силуэт: Колька стоял на коленях между раздвинутыми Владовыми ногами, и возбуждённый член его, под углом вздыбленный обнаженной головкой к потолку, конвульсивно вздрагивал от предвкушения.
- Смазывай, - прошептал Влад, подавая Кольке тюбик с кремом.
- Ага, - послушно выдохнул Колька и, открутив колпачок, выдавил крем из тюбика на указательный палец... Колька делал всё то же самое, что делал до этого Влад: круговыми движениями пальца он старательно размазал крем по открытой головке возбуждённого члена, затем, взяв полотенце, тщательно вытер палец и только после всего этого, отбросив полотенце в сторону, вновь посмотрел на лежащего перед ним Влада. - Ну, чё... давай - становись задом...
Влад, глядя на Кольку, не двигался.
- Ну, чего ты... Влад! - в Колькином голосе наряду с нетерпением послышалось лёгкое беспокойство; Колька стоял на коленях перед Владом, и член его - длинный и толстый, как у взрослого парня, обнаженной головкой вздёрнутый вверх - мелко подрагивал от юного нетерпения.
- Колёк... - прошептал Влад, глядя на хищно залупившийся Колькин член, - а это... когда в жопу - это очень больно?
- Ну... - Колька запнулся, не зная, как ответить; он невольно посмотрел на член Влада - на член, которым Влад его, Кольку, трахал - долбил в очко... конечно, это было больно, когда Влад гонял свой стояк, словно поршень, взад-вперёд, но сейчас никакой боли Колька не чувствовал... боли не было, и Колька, оторвав взгляд от Владова члена - снова глядя Владу в глаза, прошептал: - Я же вытерпел... и ты вытерпишь. Все терпят... давай! Поворачивайся задом...
- Давай не задом... - глядя на Колькин член, отозвался Влад.
- А как? - Колька смотрел на Влада, не понимая.
Влад, по-прежнему лёжа на спине, молча согнул ноги в коленях и - задирая ступни ног к потолку, прижал колени к плечам, - Влад будто сложился вдвое, при этом его ягодицы сами собой разошлись, распахнулись перед Колькой в стороны, и Колька отчетливо увидел темнеющее между ягодицами очко... это было даже лучше, чем задом, - Влад лежал перед Колькой на спине - лежал к Кольке лицом, и вместе с тем очко его было как на ладони...
- Так попробуем... - прошептал Влад, прижимая колени руками к плечам.
- Ага, - выдохнул Колька. - Давай так...
В комнату лился лунный свет - время было уже за полночь... Колька подполз на коленях к лежащему с поднятыми ногами Владу ближе и, одной рукой упёршись в матрас - нависнув над Владом, другой рукой направил свой член, - Влад почувствовал, как смазанная головка твёрдо уперлась ему в промежность... корректируя, Влад прошептал:
- Ниже... ниже немного... - И, затаив дыхание - держа двумя пальцами член у самого основания, Колька, послушно переместив головку члена ниже, почувствовал, как она вписалась - упёрлась - в небольшое углубление.
- Попал? - Колька замер, вопросительно глядя Владу в глаза.
- Кажется, да... - чувствуя, как головка члена надавила на мышцы сфинктера, отозвался Влад... и - не зная, чего ожидать дальше, а потому невольно напрягаясь, Влад тихо выдохнул, глядя Кольке в глаза: - Всовывай...
Колька, затаив дыхание, медленно надавил членом на туго стиснутое очко - и хорошо смазанная головка, разжимая мышцы сфинктера, вскользнула вовнутрь, - Влад, невольно дёрнувшись, закусил губу... головка члена была т а м! - Колька почувствовал обжигающую сладость лежащего под ним Владова тела и, не в силах сдерживать себя - двигая вперёд бёдрами, стал тут же вдавливать член дальше - вглубь... член вскальзывал всё глубже и глубже, медленно исчезая между ног Влада, и Кольке казалось, что член его по мере исчезновения словно растворяется внутри Влада, становится странно невесомым, почти неощутимым - и вместе с тем Колька чувствовал, как у самого входа член туго обжимается и потому скользит впритирочку, доставляя неизъяснимое наслаждение... член был уже наполовину т а м, когда Влад, неожиданно вцепившись в Колькины бёдра, стал с силой отталкивать Кольку от себя:
- Вынимай, бля... Колёк, вынимай... не могу я! - Влад, выгибаясь под Колькой - гримасничая от боли, хватал ртом воздух... и Колька, не ожидавший такой реакцией, на мгновение замер, но этого мгновения оказалось достаточно, чтобы Влад, изловчившись, оттолкнул Кольку от себя.
- Ты чего? - Колька, всё так же нависая над Владом - не меняя позы, обескуражено округлил глаза; член его, выскользнув из очка, неподвижно застыл, распираемый небывалым возбуждением. - Я ж засунул... я уже засунул! Чего ты...
- Больно... - перебивая Кольку, прошептал Влад - и, словно оправдываясь, тут же добавил, потирая ладонью промежность: - Горит всё в жопе... как наждаком, бля...
- Это сначала... - перебивая Влада, зашептал Колька. - Сначала... а потом - ничего... терпеть можно... слышишь? - можно терпеть... давай, Влад... еще раз... слышишь? - я же вытерпел... давай!
- А ты, бля... ты не спеши! Хуля ты спешишь? Не торопись, Колёк... понял? Медленно надо, постепенно... чтоб очко привыкало. .. понял? - Влад, снова обхватив ладонями колени, прижал ноги к груди. - Давай... ещё раз...
Колька мог бы ответить Владу, что Влад сам, когда вгонял свой член в очко, не очень-то медлил... наоборот, он делал это как захватчик, и Кольке точно так же было больно, но говорить об этом сейчас было совершенно неуместно - и Колька, вновь пристраиваясь к раскрытым ягодицам Влада, лишь кивал головой, изнывая от юного нетерпения, - голый Влад, лёжащий на спине с прижатыми к груди ногами, был готов к новой попытке, и это для Кольки было главное: ощущая во всем теле сладость юного нетерпения, Колька уверенно направил свой член между ягодицами - в очко: обнаженная головка ткнулась в маленькое углубление стиснутого входа, Колька почувствовал это - почувствовал, как пульсирует под головкой члена туго стиснутый Владовов входик... и, от напряжения приоткрыв рот - вопрошающе глядя Владу в глаза, Колька начал медленно, очень медленно давить членом вперёд, разжимая головкой мышцы сфинктера...
Влад морщился, кусал губы, с шумом хватал ртом воздух, но - Кольку не останавливал, терпел, - нависая над Владом, Колька засовывал осторожно, делая короткие остановки после каждого толчка вперёд... так, миллиметр за миллиметром, член постепенно вошел весь - полностью, - Колька упёрся лобком в промежность Влада и, чувствуя обжигающую сладость абсолютного слияния своего тела с телом Влада, замер, глядя Владу в глаза...
- Засунул? - оторвав ноги от груди, Влад опустил икры голеней на Колькины плечи.
- Ага, - подаваясь вперёд, глухо отозвался Колька.
- Целиком?
- Вроде...
Колька сказал \"вроде\", и Влад, то ли не расслышав, что Колька ему ответил, то ли желая убедиться сам, что член действительно засунут в его очко до самого основания - целиком, скользнул ладонью к своей промежности, - Колька почувствовал, как пальцы Влада коснулись его лобка... точно: член был т а м, и был он там п о л н о с т ь ю - весь, целиком, до самого основания...
Влад был старше на год или даже на полтора, но это опять не играло никакой роли, - двигая бёдрами, Колька долбил Влада в очко, и лунный свет, щедро льющийся в комнату, серебром омывал юную страсть... ноги Влада, лежащие на Колькиных плечах, колыхались в такт толчкам, на лбу Влада выступил пот, обжигающая боль тупо раздирала изнутри, но Влад не торопил Кольку - не отвлекал его словами, надеясь, что так Колька быстрее кончит... член, туго обжимаемый кольцом сфинктера, скользил, словно поршень, взад-вперёд, - Колька, горячо дыша приоткрытым ртом, двигал бёдрами... наслаждение, и без того сильное, необыкновенно сладостное, с каждым толчком делалось все сильнее... сильнее... сладость нарастала - и вдруг, содрогнувшись, Колька замер, кончая... всё!
Огнём опалившая сладость плавилась между ног всего мгновение, но это было то самое мгновение, из-за которого... и так далее, - Кинси писал в 1948 году: \"С самого начала истории гомосексуализм составлял значительную часть человеческой сексуальности, особенно потому, что он является выражением заложенных в человеке его основных качеств\", - и наслаждение, получаемое от однополого секса, было и остаётся одним из самых сладчайших наслаждений, которые способен испытывать человек.
Колька, оттолкнувшись от Влада, рывком вытащил член из очка - и Влад, чувствуя, как жжение в очке, освобождённом от распирающего давления скользящего взад-вперёд члена, тут же исчезло, с облегчением опустил ноги, - Колька, не глядя на Влада, потянулся за полотенцем...
Какое-то время они молчали... они лежали рядом в лунном свете, щедро льющимся в палату через два небольших окна, лежали на полу - на сдвинутых матрасах, оба голые, оба устало опустошенные - полностью удовлетворённые, и оба они - и Колька, и Влад - думали о том, что случилось с ними этой ночью, - они, молча лежавшие в лунном свете, думали об одном и том же... ещё утром они не знали, как друг друга зовут - они были в разных отрядах, и у каждого из них в была своя компания: они видели друг друга в лагере на протяжении всей смены, но никогда не общались - не разговаривали... ещё вечером, за ужином, проведя до этого вместе - вдвоём - почти целый день на море, они оба ни о чём подобном не помышляли... и даже, когда сидели перед отбоем в беседке и уже собирались идти спать, они оба ещё не подозревали, что может случиться в принципе и что случается в реальности, когда мальчишки остаются вдвоём - ночью на одной постели... они оба - и Влад, и Колька - ничего такого не предполагали, ни о чём таком не думали, и вдруг - это внезапно возникшее, непонятно откуда взявшееся притяжение с необъяснимой силой потянуло их друг к другу, и они, подхваченные струящимся в окна лунным светом, закружились в жарком танце своей юной страсти... и потом, когда страсть уже понесла их, у них у обоих даже мысли не возникло как-то этой страсти воспротивиться, - страсть, у обоих впервые вспыхнувшая, упоительная и сладкая, не терпящая отлагательства, несла их на всех парусах, надуваемых лунным светом, несла к неведомым берегам... и - то, о чём они оба лишь слышали, но о чём оба никогда не мечтали, с ними так естественно и так просто случилось: клейкая сперма на животах... вафельное полотенце... крем от солнечных ожогов... обжигающая боль и неведомое ранее, не менее обжигающее наслаждение... так что же, собственно, с ними случилось - что с ними произошло?
- Влад... - прошептал Колька, первым нарушая молчание. - Ты что - уже спишь?
- Нет, - отозвался Влад.
- Я тоже не сплю, - Колька повернул к Владу голову. - О чём ты думаешь?
- А ты? - прошептал Влад, поворачивая голову к Кольке.
Они лежали рядом - плечом к плечу, ощущая тёплое дыхание друг друга.
- Я курить хочу, - чуть помедлив, отозвался Колька.
- Ну, и в чём проблема? Пойдём - покуришь...
Они вышли на улицу... Огромная луна висела над головой. Было уже поздно - была ночь, и потому, наверное, было очень тихо. Или, может быть, тихо было потому, что в лагере было совершенно пусто - была пересмена, и в домиках не было ни души... Где-то - совсем недалеко - было море, но шум его тоже не был слышен, - фонари равнодушно освещали центральную аллею, эстраду, хозблок...
Они сели в беседке - в том углу, куда не попадал свет фонарей... Колька, на всякий случай пригнувшись, щелкнул зажигалкой и, выпрямляясь, с наслаждением затянулся... Влад не курил, - глядя на Кольку, Влад поймал себя на мысли, что Колька, этот миловидный и вместе с тем обычный пацан, вызывает у него, у Влада, странное чувство нежности... не возбуждения, а именно нежности - чувство это было: тёплое и вместе с тем тревожно-радостное, совершенно необычное... может быть, это чувство возникло потому, что они трахнулись?
- Жаль, что ты завтра уезжаешь, - проговорил Влад, глядя на тлеющий огонёк Колькиной сигареты. Он не собирался этого говорить, но слова эти вылетели словно сами собой.
- Мы одинаково думаем, - Колька тихо засмеялся.
- В смысле? - Влад посмотрел Кольке в глаза.
- Ну, ты сказал, что завтра мне уезжать... а я перед тем, как ты это сказал, знаешь, что подумал? Завтра дед приедет за мной, и я попрошу его, чтоб остаться здесь ещё на одну смену... ну, то есть, как-то же можно это сделать! Путёвку мне купить... или, может, Мимозе заплатить - ещё за одну смену... как ты думаешь? - Колька смотрел на Влада вопросительно. - Согласится Мимоза?
- А дед? Он согласится?
- Дед для меня что угодно сделает! - с нескрываемой гордостью за деда проговорил Колька. - И потом... хуля я дома не видел? Дома одно и то же. А здесь... - Колька смотрел на Влада, не отрываясь... и вдруг лицо его расплылось в улыбке: - здесь ты...
- Колёк... - Влад почувствовал, как радостно - сладко - ёкнуло сердце. - Это было бы... классно было бы! Блин... у меня ещё никогда не было такого друга!
- Влад... - Колька снова засмеялся, - вот - опять! Мы всё время думаем одинаково... ты что - читаешь мои мысли?
Перебивая друг друга, они тут же шепотом договорились, что завтра они не пойдут на море, а будут весь день в лагере - у Мимозы на глазах, чтоб её таким образом хотя бы немного задобрить и чтоб она, когда Колькин дед приедет, ничего не имела против Кольки... и еще договорились: упросить Мимозу, чтоб она определила их в один отряд... как-никак, в новом потоке все будут новенькие, а они, Влад и Колька, будут уже по второму разу - будут старожилами... почему им нельзя быть вместе? Если, конечно, Колька останется...
А остаться Кольке ох как хотелось! Завтра он деда упросит... ещё как упросит! - и дед обязательно что-нибудь придумает... обязательно, - не может такого быть, чтобы он, Колька, завтра уехал!
- Влад... - Колька вдруг подумал, что Влада надо об этом спросить... а почему, собственно, нет? Нормальный вопрос...
- Что? - отозвался Влад.
- Ты как?
- Что - \"как\"? - не понял Влад.
- Ну, вообще... жопа не болит? - Колька, спросив об этом, не засмеялся и даже не улыбнулся; наоборот, он смотрел на Влада серьезно, и в глазах его было неподдельное любопытство - ему действительно хотелось об этом знать.
- Нет - Влад, глядя на Кольку, отрицательно качнул головой. - А у тебя?
- Тоже нет, - отозвался Колька. И действительно... когда Влад его трахал, насаживая на свой фак, было так больно, что казалось: ещё немного, и у него, у Кольки, глаза выскочат из орбит ... даже пот пробил - так было больно! А сейчас они сидели, как ни в чём ни бывало, и никакой боли не было в помине... словно вообще ничего не было! - Даже странно как-то... - Колька хмыкнул.
- Что тебе странно? - снова не понял Влад.
- Ну, вообще... смотри: мы сделали это, а словно ничего не было... ну, то есть, совсем ничего - сидим, будто мы и не трахались...
- Дурак ты, Колёк... - улыбнулся Влад. - Разве, глядя на пацана, можно узнать, трахался он в жопу или нет? Все - как все... и кто трахается, а кто нет - узнать невозможно. Разве что кто-то случайно застукает пацанов и потом об этом всем растрезвонит или сами пацаны об этом расскажут... а так - ни за что не узнаешь!
- Да, конечно, - согласился Колька. И всё равно... всё равно Кольке было удивительно: с ним т а к о е случилось, и вот он сидит, курит, и - будто ничего, совсем ничего не было... разве это не удивительно? Он вдруг снова подумал про Влада - двоюродного брата, к которому они ездили в начале лета на присягу: отслужит Владик, вернётся из армии, и - никто знать не будет, трахался он в армии с другим солдатом или ничего такого у него там не было...
- Влад... - снова проговорил Колька и, посмотрев Владу в глаза, широко, во весь рот улыбнулся: - Я раньше думал, что это плохо... ну, если два пацана - друг друга в жопу... а это - кайф!
- Конечно, кайф! - тут же, соглашаясь с Колькой, отозвался Влад. - А знаешь - почему?
- Почему?
- Потому что ты - извращенец! - ответил Влад и точно так же, как Колька, широко, во весь рот улыбнувшись, Влад шутливо толкнул Кольку локтём в бок. - Вот почему!
- Сам ты извращенец, - тут же парировал Колька, локтём толкая Влада в ответ.
Какое-то время, сопя, они шутливо толкались, сидя на скамейке - пытаясь перебороть друг друга... Влад то и дело хватал через плавки Колькин член, и Колька, не оставаясь в долгу, делал то же самое - хватал через плавки член Влада, - они определенно нравились друг другу, эти два пацана, волею случая оказавшиеся вместе в летнем лагере во время пересмены... вот ведь как в жизни бывает! Ещё утром они не знали, как друг друга зовут, еще днём, купаясь в море, они ни о чём таком не думали, ещё вечером, разговаривая с Мимозой, они оба ничего такого не предполагали, и вот... разве это не удивительно? Было уже поздно - была ночь, а они всё говорили и говорили... наконец, докурив очередную сигарету, Колька вопросительно посмотрел на Влада, и... хотя спать им обоим ни капельки не хотелось, они, не сговариваясь, одновременно поднялись, чтоб идти в палату... глядя на Влада, Колька вдруг подумал, что они эту ночь, пока в домике никого нет, могли бы спать без плавок - голые... да, голые... а почему, собственно, нет - что в этом плохого? Колька уже хотел сказать об этом Владу - предложить Владу спать без плавок, но тут же подумал, что говорить об этом он не будет... он не будет об этом говорить - он проверит, на самом ли деле Влад читает его мысли...
Это было, конечно, удивительно, но они действительно думали одинаково: за то время, пока они лежали в домике после траха и потом, когда сидели в беседке, ни у Кольки, ни у Влада ни разу не возникло даже намека на мысль о какой-либо \"голубизне\" всего того, что между ними случилось... само это слово - \"голубой\" - ни Владу, ни Кольке ни разу не пришло в голову, - они оба об этом ни разу не подумали, и это было удивительно... А может, ничего удивительного в этом не было? Может, во всём, что с ними случилось, была изначальная логика жизни - логика их человеческой сути, и они, подчиняясь этой логике, на какое-то время просто забыли, что есть всякие убойные слова, с помощью которых хитрожопые люди, то и дело извращающие жизнь, стремятся подменить логику жизни разномастными наборами тухлых догм и лукавых предписаний? Слова, если над ними не задумываться, а принимать их на веру как некую данность, могут далеко увести от истины... но неужели чьи-то чужие слова должны быть важнее собственных чувств? \"Голубой\", \"неголубой\"... какая, нах, разница? Есть логика жизни, и нужно совсем не любить себя, не уважать себя и себе самому не верить, чтоб, не задумываясь, позволять лукавым пастырям манипулировать нашим сознанием - нашей единственной и неповторимой жизнью... впрочем, ни Колька, ни Влад ни о чём таком не думали - ни вслух, ни про себя, - так получилось, что логика жизни оказалась для них в эту ночь неизмеримо важнее шелухи слов, и - познав упоительную сладость однополого секса, открыв для себя эту грань человеческой любви, оба они - и Колька, и Влад - были более чем довольны... они оба были вполне удовлетворены всем случившимся, и никакие слова и никакие ассоциации, связанные с этими словами, не могли отравить им эту великолепную ночь: они оба были юны - оба были еще не растлены логикой лукавой морали, и торжествующая логика жизни правила в их юных душах свой упоительный бал...
Всё так же светила луна, и её серебристый свет проникал в окна всех пустующих домиков... Эти домики стояли уже лет тридцать, если не больше: осенью, зимой и весной они были пусты, а едва наступало лето - едва начинались школьные каникулы, они наполнялись смехом, голосами и запахами, наполнялись бурлящей жизнью, и это происходило из года в год, из потока в поток, - если б стены могли рассказывать, они бы наверняка поведали о той скрытой жизни, что протекала порой то в одном домике, то в другом - то в одну смену, то в другую... о, они многое могли б рассказать, эти дощатые домики - молчаливые свидетели неуёмной пацанячей сексуальности! Порой - в ту или иную смену - не случалось ничего, но ничего не случалось не потому, что в ту или иную смену в том или ином отряде все мальчишки оказывались, как на подбор, сексуально недоразвиты - не догоняли своего сексуального естества, а ничего не случалось исключительно потому, что не хватало какого-то элементарного толчка - слова, жеста, эротического рассказа... и тогда каждый удовлетворял себя в тайном одиночестве, как это многими делалось дома, - много ли надо времени, чтоб, достав из шорт напряженный член, сбросить в кустах напряжение! А порой в отряде оказывался какой-нибудь пацан без комплексов - вольно или невольно такой пацан выступал своеобразным катализатором, и тогда в том или ином домике начинала бурлить никому не видимая сексуальная жизнь: после отбоя, не таясь - не стыдясь друг друга - мальчишки, извлекая из плавок напряженные писюны, дружно мастурбировали, устраивали различные соревнования, дрочили друг другу взаимно... а то и вообще, ныряя из кровати в кровать, приспускали плавки и - друг друга с сопением тиская, поочерёдно содрогались в оргазмах... или: сосали - друг у друга брали в рот... или, расширяя кругозор - познавая новое, один одного пробовали в зад... случалось порой, что какого-нибудь слабосильного пацана после отбоя хором насиловали - заставляли сосать или ставили раком, - да, и такое за три десятка лет в этих домиках бывало тоже... словом, всякое бывало в этих домиках, и многое, очень многое могли б рассказать их дощатые стены, если б они умели разговаривать!.. Но сейчас была пересмена, и все домики были пусты, - лунный свет, проникая в окна, озарял их аскетическое убранство... и только в том домике, где спали Колька и Влад, было темно: Влад задёрнул оба окна шторами, чтобы, как он пояснил Кольке, никто не увидел их утром, если вдруг кто-нибудь вздумает утром в окно заглянуть, - они спали, полуобнявшись, на полу - на двух сдвинутых матрасах, спали голые - лицом к лицу, и губы у обоих от неистового сосания - от долгого целования взасос - были немного припухшими... плавки и шорты лежали рядом, и тут же, рядом, лежал тюбик с кремом - Влад сказал: \"Может, он утром ещё пригодится - у меня по утрам всегда стоит...\", - они спали, полуобнявшись, спали голые на полу - на двух сдвинутых матрасах, и южная ночь - великолепная южная ночь середины лета - стерегла-баюкала их крепкий пацанячий сон...
