Мои отец и мать были совершенно разными людьми. Батя – 45-летний пролетарий, успевший, как он сам говорил, «по щегляне подсесть на тюрьму». Теперь он был солидным человеком: имел собственную автомастерскую. Матери в тот год исполнилось 36, она преподавала историю в старших классах лицея. Я был подростком, глупышом, но и то не мог понять, как моему сермяжному, от сохи бате удалось соблазнить и сосватать молоденькую утонченную учителку. Секрет оказался прост, о том и рассказ.

Батя – грубиян и балагур – имел одну нешуточную страсть. Обожал рыбалку. Процесс сам по себе с сидением с удочкой над водой и кормлением комаров собственной кровушкой и результат – хороший улов, чем больше, тем лучше. Поэтому он терпеть не мог совместные поездки с мужиками на озеро. Говорил, что там одна пьянь собирается: ни рыба их не интересует, ни красоты природы. А мой батя был хоть сермяжный, но эстет. К тому же в рот не брал ни капли. Редкий случай пролетария-трезвенника.

Короче, отдуваться приходилось нам с маманей. Отцу одному на озере было скучно. Он таскал с собой нас. Учил меня, с какой стороны надо браться за удочку, и сокрушался, видя мое полное равнодушие. Но и мы с мамой имели от этих поездок свой маленький цимес. Мамка собирала грибы, чтоб засолить на зиму, я до одури барахтался в чистой теплой воде заповедного озера. Та самая судьбоносная поездка пришлась на середину августа. Жара стояла удушающая, и против поездки в прохладный лес на озеро никто не возражал. С утреца загрузили в обширный багажник батиного джипа вещички и уже через три часа были на месте. Выгрузили припасы на полянке. Мать стала организовывать лагерь, а мы с батей принялись за установку палатки.
- Облом, пацан! – воскликнул отец, едва вытащив туго свернутый рулон из чехла. Я удивленно на него уставился.
Он чесал затылок, уставившись на зеленое полотно платки. Коренастый, мускулистый, с ног до головы заросший черными жесткими волосами – батя был похож на неандертальца. О них мне мамка рассказывала – увлекалась доисторическим периодом.
- Что такое, пап?
- Палатки перепутал – взял двухместную вместо трехместной. То-то думаю цвет чехла не тот…
Батя в своих драных рабочих джинсах и жилетке на голое тело был совершенно первобытным. Я невольно засмеялся, а батя легкомысленно заухмылялся. Потом повернулся к матери.
- Люд, ну че думаешь? Поместимся в двухместной или в город за другой смотаться?

Мама села на корточки и, уперев кулаки в полные, обтянутые тканью шорт бедра, задумалась всего на пару секунд. Только рукой махнула.
- Конечно, поместимся. Ты на Женьку посмотри – кожа да кости. Совсем ребенок не питается! Он и места почти не займет! Сколько раз тебе говорила…
- Люся, не сейчас! – отмахнулся отец.
Мамка вернулась к своим кастрюлям, а мы расчистили место и собрали палатку буквально за 10 минут. Потом отправились на озеро. Батя искал места для лова, я купался, а мамка собирала цветы для гербария.
Найдя место, отец приготовился к вечернему клеву и отогнал нас подальше, чтоб рыбу не распугали.
Я опять полез в горячую приятную воду, а мама, раздевшись до красивого купальника-бикини, стала загорать на разложенном покрывале. Я невольно залюбовался ее прекрасной точеной фигуркой, плескаясь у самого берега. Было удивительно, как ее тонкая талия переходит в пышную попу, а та в свою очередь в широкие тяжелые бедра, суживающиеся к круглым коленкам и тонким изящным икрам. Ее ступни были небольшие и аккуратные, как у девочки. Обводы маминого тела были под стать шикарному спорткару.

Потом я вышел из воды и уселся на покрывале у самых маминых изящных ступней. Она лежала, подняв колени, половину ее милого лица скрывали широкие солнцезащитные очки. Толстые мамины ляжки разделяла только узенькая голубая полоска бикини. Сухая эластичная ткань обтягивала ее выдающийся бугорок Венеры. Меня поливал солнечный жар, кожа покрылась мурашками. В голове словно бухал тяжелый колокол.
Вдруг мамка приподнялась и, опираясь на локти, огляделась кругом.
- Вроде нет никого, - задумчиво сказала она. Действительно в пределах видимости мы были одни. Где-то далеко слышалась глухая брань отца. Он ругался с комарами и слепнями, мешавшими ему сосредоточенно пялиться на воду. – Ты не против, если я позагораю топлес? – спросила мама.
- Как? – я будто каркнул. В горле у меня совсем пересохло.
- Без купальника. Пока нет никого. А то на теле останутся некрасивые белые пятна.
- Конечно…

Мама завела руки назад и расстегнула лифчик бикини, освобождая свою пышную большую грудь. От смущения я так быстро отвернулся, что в шее что-то хрустнуло. У меня заломило в скулах от стыда, но больше всего на свете я хотел бы, не отрываясь, пялиться на мамкины сиси, на ее темные соски и розовые ореолы, которые успел мельком заметить. Мама весело засмеялась.
- Ты что, моей груди застеснялся? Не надо этого, - она мягко взяла меня за подбородок и опять повернула мою голову. Я невольно тут же уставился на грудь, вздымающуюся от глубокого и ровного дыхания мамы. Какая же она была белая и красивая, с голубыми ветвистыми прожилками венок.
- Природа специально создала женскую грудь, чтоб мужчин завораживать, чтоб детки рождались, - авторитетно заявила мама своим строгим учительским тоном, - если бы она не понравилась папе, то и тебя бы не было. Ты должен быть ей благодарен, я ею тебя выкормила.
- Я… я… благодарен, - пробормотал я, пялясь на сиси во все глаза. Из-за очков было непонятно, куда смотрит мама. Я чувствовал, как наливается кровью мой член, как он натягивает ткань черных купальных трусов.
- Ну, если благодарен, докажи… Поцелуй ее, как в детстве целовал, - и мама еще больше выгнула спину и подалась ко мне.

Я робко наклонился и прижался дрожащими губами к левому маминому соску. Мама тихо вздохнула и схватив меня за затылок буквально насадила меня ртом на свою грудь. Я принялся жадно и упоенно сосать, чувствуя, как набухает сосок под воздействием моих губ и языка. От маминой кожи пахло кремом от загара и противокомариным реппелентом. Мама взяла меня за другую руку и поднесла ее к правой груди. Я немедленно схватился за сиську и принялся ее жадно мять. Мама чувственно захныкала, потом несколько раз судорожно вздохнула. Я чувствовал, что она сама себе что-то делает внизу, но не решался оторваться и посмотреть. В тесных трусах член мой просто чудовищно распирало, и я ни на секунду не мог забыть об отце, о том, что он рядом.

Вдруг мама сильно задрожала, вскрикнула и забилась под моими руками. Она прижала мою голову к себе, буквально расплющив мой нос о свою пышную грудь. Потом резко разъединила наши тела. Она сняла очки и посмотрела на меня томным расслабленным взглядом. Мило улыбнулась.
- Ах ты мой маленький сосунок!.. Хочешь, мамочка сделает тебе хорошо?
Я нервно закивал головой.
- Поднимайся! – я безропотно подчинился.
Мама встала на коленки (при этом ее грудь волнующе всколыхнулась) и стянула с меня трусы обеими руками. А потом недолго думая она в едином порыве насадилась ртом на мой торчащий член, заглотив его от головки до основания. Я едва не заорал от неожиданного резкого ощущения. Только страх перед отцом заставил меня сдержаться. А мама ухитрилась засмеяться с набитым моим членом ртом. Она его чуть отпустила, оставив внутри только головку, и я почувствовал, как он ласкает ее языком. От удовольствия у меня темнело в глазах.
Так мама и сосала, то заглатывая, то отпуская член. Она заводила его за щеку, и я чувствовал, как скребутся ее зубки о твердый венозный ствол, как оттягивает упругая головка бархатную мамину щечку. Мама чмокала и хлюпала, как самая последняя блядь. До этого минет я видел только в порнухах и не мог понять, отчего при этом мужики корчат такие глупые рожи. А теперь я сам корчился и стонал сквозь тесно сомкнутые зубы. Мама не отрывала взгляда от моего лица, и этот внимательный к моим ощущениям взгляд делал ее еще развратнее, еще блядовитее.

Через пару минут мама ускорила сосательные движения, и я, не в силах сдержать бешеного наслаждения, схватил ее за голову, резко вдвинул член ей в рот и стал кончать, содрогаясь в муках оргазма. Непрерывный стон удовольствия вырывался из моей глотки. Мамин рот осторожно работал, принимая в себя полноценный заряд моего горячего семени, ее язык продолжал ощупывать мою головку, доводя меня до умопомрачения.
Не устояв на дрожащих ногах, я повалился на покрывало. Мама гладила меня по животу, хищно улыбалась и облизывалась.
- Видимо понравилось, - сказала мама, - у тебя очень вкусная сперма, сыночек.
Я смог только кивнуть. Тело от пяток до макушки сомлело от удовольствия.
- Скоро будет еще лучше, - пообещала мама и склонившись надо мной стала легонько посасывать мой опавший член.
Я не мог поверить, но вскоре он снова стал подниматься. Мама, увидев это, легла на спину, и слегка развела ноги.
- Теперь ты должен поблагодарить писю, родившую тебя, - задыхаясь проговорила мама, - иди ко мне.
Она потянула меня за руку и положила на себя. Мы стали жадно целоваться, сплетясь языками. Мамина слюна на вкус была как чистый нектар. Я почувствовал, что она взяла меня за торчащий член и, сдвинув пальцем лямочку бикини, ввела его себе внутрь.

Ох! Со ртом это было не сравнить! Тугая, обжигающе горячая плоть сжала мой ствол со всех сторон, головку словно окружило поле микроразрядов электрического тока. Плоть слилась с плотью.
Мама положила руки мне на ягодицы и принялась слегка их подталкивать. Я понял, что от меня требуется. Стал то вдвигать, то вынимать член наружу. Потом почувствовал, что мама обнимает меня полными бедрами и скрещивает ноги за моей спиной. Она стала громко стонать, ее голова моталась из стороны в сторону, длинные темные волосы беспорядочно рассыпались по покрывалу. А я все скорее и скорее двигал головкой в ее горячей щели, как будто ища чего-то, каких-то новых ощущений.
Мамины стоны становились все громче, а движения ее толстой попы подо мной все активнее. Я закрыл ее рот поцелуем, и мама продолжила стонать прямо мне в нутро, сводя меня с ума от наслаждения. В какую-то минуту я зажмурился и понял, что больше не могу сдерживаться. Мошонка подобралась, и член, дергаясь, стал посылать потоки спермы в мамины раскаленные глубины. Она уже откровенно орала, надувая мои щеки, и беспорядочно дрыгалась подо мной, сотрясаемая мощным оргазмом.

Некоторое время мы лежали на покрывале пластом, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой. Потом собрали покрывало и направились к лагерю. Зайдя в кусты, мама неожиданно повернулась ко мне.
- Отцу ни словечка, - сказала она, строго глядя мне в глаза, - иначе обоим крышка!
Я согласно закивал. Тогда мама мило улыбнулась и склонившись ко мне подарила жаркий страстный поцелуй. Потом пошла впереди меня, томно и похотливо виляя бедрами. Я смотрел на ее зад и думал о том, что только что поимел собственную любимую мамочку в горячий рот и сочную пизду. Она ПОДМАХИВАЛА мне, как сука, и страстно стонала. Я заставил ее кончить! Я был самым крутым человеком… в нашем классе точно. Жаль пацанам такого нельзя рассказать – они бы сдохли от зависти.
Вечером батя приготовил настоящую рыбацкую уху и запек картошку в углях. Мама с отцом пили коньяк, а я пепси. Мы пели под отцовскую гитару русский шансон и Чайф. Я никак не мог оторвать взгляд от мамы. Она вела себя так, будто днем ничего особенного не произошло. Шутила с нами, иногда обнимала и целовала отца теми же губами, что брала мой член. И при этом во взгляде ее была полная безмятежность. У костра она сидела напротив меня, чуть раздвинув ноги. Я никак не мог оторвать взгляд от места слияния ее ног и думал о том, что может быть для взрослых секс значит совсем другое, чем для подростков. Как будто ебаться для них – рутина, а не самая желанная и недоступная вещь на свете. Потом мы загасили костер и отправились спать. При размещении пришлось повозиться. Я лег у одного ската, батя у другого, а мама между нами. При этом в полумраке она ухитрилась незаметно пожать мой член. Я едва не закричал от неожиданности.
Видимо, день был для меня слишком насыщен событиями, потому что вырубился я, едва коснувшись затылком подушки.

А пробудился от того, что нечто тяжелое и подвижное сдавило мне грудь и живот. Ничего не соображая со сна, я схватился за «это» руками и понял, что оно большое, теплое и мягкое. Тогда я открыл глаза и понял, что держусь за мамину ляжку, которую она закинула мне на грудь. Легкое одеяльце сползло с меня во время сна, и я чувствовал, что мамина нога согнута. Ее голень лежит у меня на животе, а ступня упирается в пах. При этом мамина нога беспрерывно елозила вверх-вниз по моему торсу. Скосив взгляд вниз и в сторону, я понял причину ее движений.
На мягком мамином животе лежал крепкий жилистый мужчина – конечно же, батя. Моя голова покоилась на небольшом рюкзачке с одеждой, и поэтому мне было прекрасно видно, как поднимаются и опускаются крепкие отцовские ягодицы над маминым пахом. Папа трахал маму. Каждый раз, прижимаясь к ней, он ее толкал, что и вызывало движение маминой ноги на мне.

Сон окончательно слетел с меня, как оберточный целлофан. Тесное, темное пространство палатки, освещенное только робкой луной сквозь не запахнутый полог, сразу же наполнилось тяжелым дыханием и стонами, хлюпаньем маминого влагалища и едким, терпким запахом человеческих выделений. Мама страстно постанывала, отец пыхтел, прижимаясь своим лобком к ее. Подробности в темноте мне были не видны, но само понимание, что родители занимаются любовью в моем присутствии, изрядно возбуждало. К тому же мамина оплывшая сися нежно касалась моего плеча. У меня встал. Я это почувствовал, когда головка чувствительно уперлась в натянутую ткань шорт. Но это почувствовала и мама. Не переставая ерзать и стонать под батей, она принялась тереться ступней о мой эрегированный, а руку, до этого безвольно протянутую вдоль тела, положила мне на грудь и стала пощипывать и теребить мои соски. Я хотел визжать от возбуждения, но боялся стрема, боялся отца.

Вместо этого я постарался сосредоточиться на внешних ощущениях. До боли в глазах вглядывался в место соединения отца и матери, вслушивался в хлюпанье маминой писи и шлепанье мокрых от пота тел, впитывал расширенными ноздрями потрясающий запах секса. Родители, как историки-реконструкторы, воссоздавали перед моими глазами процесс моего собственного зачатия.
Но эта история подходила к концу. Батя тихонько вскрикнул и, чуть приподнявшись над мамкой, бешено задвигал бедрами. Мама захныкала и стала биться ему на встречу, но отец вдруг замер и шумно задышал. По его напрягшемуся телу я понял, что он сейчас спускает прямо в маму. Как я, как я днем!
Я невольно поднял глаза и встретился взглядом с отцом.
- Так-так, подсматриваешь, пацан! – глаза его были бешеными от только что испытанного наслаждения, а голос низкий и скрипучий.
Я что-то проблеял в ответ – мой речевой аппарат был парализован от страха и стыда.
- Ну, Владик, ну перестань! – подала томный и капризный голос мама. Ее рука переместилась с моей груди на голову. Она осторожно гладила меня по волосам. – Мы не удержались и стали любиться, а ребенок-то при чем?
- А я его и не виню, - отец окончательно оторвался от мамки и встал на колени между ее раздвинутых ног. Его лицо стало строгим и серьезным, насколько это вообще было возможным в данной ситуации. – Одно ты должен знать, Жэка, подглядывают только дрочилы и прочие ебанько на всю голову.
- Ну, Владик, - опять заныла мама, - ну, что ты такое ребенку говоришь?
Отец на нее даже не взглянул.
- Поднимайся! – бросил он мне.
Я нехотя и со страхом подчинился, освободившись из-под ноги матери.
- Снимай портки!
Руки у меня тряслись, но я сделал, как он велел. Батя меня никогда не порол, но все бывает впервые!

Отец взял меня за плечо и резко придвинул к себе. Посмотрел вниз, помешав мне стыдливо прикрыться руками.
- Хороший мощный стояк! – похвалил он. Потом посмотрел мне прямо в глаза и спросил: Нравится мама? Как женщина?
Я лишь смущенно зарделся и пожал плечами.
- Ясно, нравится!.. Хочешь ее?
- Что ты такое говоришь, Владлен? Не шокируй сына! – с несколько деланным волнением сказала мама.
Я боялся смотреть на нее, боялся ее скомпрометировать, но… Мой вставший член прямо в эту минуту опирался на ее круглую коленку… какая уж тут компрометация?!
- Ну, хочешь? говори! – отец резко дернул меня за плечо.
Отцу врать нельзя, так он меня учил. Я удрученно кивнул.
- Я сегодня добрый, так что разрешаю! – улыбнулся отец.
Я был поражен до онемения! Не убьет нас с мамкой, а даст поебаться! Это чудо!
Отец взял меня за шиворот и резко пригнул мою голову к маминому паху.
Я почти уперся носом в разверстую мамину вульву. В нос ударил резкий сильный запах, от которого мутилось в голове. Даже цепкие пальцы отца на затылке перестали так болезненно ощущаться.
- Полижи ее! – услышал я батин голос. – Уважь самую родную пизду на свете.
Я как можно дальше высунул язык изо рта и провел его кончиком по маминому влагалищу снизу доверху. Мама застонала и дернула ляжкой, чувствительно проехавшись ею по моей обнажившейся головке. Я стал лизать сильнее, сглатывая мамины соки, и не обходя вниманием малые губки и клитор. Ее теплая мягкая плоть сводила с ума, я стал проникать языком все глубже в ее горячую щелку. Мама стонала и подавалась мне на встречу.
- Так-так, лижи ее, - прерывистым голосом приговаривал отец. – Отсюда ты на свет появился. Так быстро, будто торопился куда. Как же ты разворотил мамин шкворень, как она орала от боли, выталкивая тебя. Теперь пора возвращать долги. Ублажить мамочку. Поднимайся!
Он также, схватив за затылок, оторвал меня от маминой киски.
- Теперь вставь ей! – приказал отец, уступая мне место между раздвинутых маминых ног.
- Владик, Владик! Может не надо?! – также не совсем искренно запротестовала мама.
Отец отмахнулся.
- Люсь, тебе что, для родного сына пизды жалко? А еще говорила, что ради ребенка всем пожертвуешь.

И мама удрученно, но согласно вздохнув, принялась задирать ноги повыше, приподнимая над полом свой пышный зад, сексуально белеющий в лунном свете.
Она помогла мне вставить, и я, пошире расставив ноги, стал проникать все глубже в ее горячее нутро. Кажется, за несколько часов мамина пизда стала еще сочнее и слаще. Я не удержался и застонал от того наслаждения, что приносило трение моей головки о стенки ее влагалища.
- Ну что, нравится мамина щель?
Отец смотрел на меня с жадностью старого гурмана, глядящего на неофита и ждущего его непосредственной реакции. Я не мог его разочаровать, признавшись, что это не первое проникновение в маму. Вместо этого я закивал головой и застонал громче. Потом я перестал опираться на руки и прижался к потному мягкому маминому телу. Нежные мамины сиси послушно разлились под давлением моей груди. Я ткнулся в мамины губы, и мы стали жадно целоваться. При этом я только наращивал темп долбежки ее влагалища.
- Тебе хорошо? – задыхающимся голосом спросила мама. – Не жалеешь, что засунул в меня писю?
- Что… ты… Я… люблю… тебя… мама… какая… ты… сладкая…
Я просунул руки ей под колени и одним рывком задрал ее ноги себе на плечи. Еще сильнее и резче стал долбить мамино влагалище. Шлепки плоти о плоть и чавканье мамкиной пизды оглушали как канонада. Я хрипел, мать орала в голос. Ее нутро сжимало мой ствол в непрерывной пульсации удовольствия. Мне казалось: еще секунда и я сойду с ума от сочности ее пизды. И тут раздался голос отца.
- СЫНОК! Уважь старика-отца! Я хочу это видеть! КОНЧИ МАТЕРИ В ЕЕ БЛЯДСКУЮ ПИЗДУ!
Это было последней каплей… Я заорал и задрыгался, бешено спуская прямо в мамку. Отец при этом так сжал мои яйца, что я едва не помер от боли, смешанной с диким наслаждением. И все впрыскивал в обжигающую мамкину глубину новые и новые потоки семени…
Как только мой пыл слегка угас, я буквально свалился с матери и отполз в угол палатки. От переизбытка ощущений я почти ничего не слышал и не видел. Голос отца донесся до меня словно сквозь толстый слой ваты.
- Хорошо потрудился, пацан! Можешь отдохнуть…
Я вырубился почти мгновенно…

Пробудил меня шум ветра в ветвях сосен над палаткой. Я не имел представления о времени суток, но судя по тому, как прожаривало солнце стенку палатки, утро было отнюдь не раннее. Оказывается, я так и спал в спущенных до колен шортах и трусах. Подтянув их (то еще упражнение в тесной палатке), я выбрался наружу.
Первое, что увидел – батя стоит у ближайшей сосны, прислонившись спиной к тонкому стволу, перед ним на коленях мамка, усердно сосущая его темный, узловатый член. Мамина попка, обтянутая шортами, восхитительно откляченная, совершала беспрестанные круговые движения в такт ее работящему рту. Батя приоткрыл глаза и, увидев меня, подмигнул.
- Утренний клев был просто улет, - дрожащим голосом заявил он, - вот, решил себя вознаградить.
Крайне взволнованный зрелищем маминого минета, я подошел ближе. С уголков ее большого яркого рта текли целые потоки слюны, полные губы блестели. Она жадно чавкала, стараясь заглотить как можно больше крепкой отцовской плоти. Большая лиловая головка члена то показывалась между ее жемчужно-белых зубов, то вновь ныряла в тайные глубины. Мама стала смотреть на меня, блядски сверкая черными глазами. Я таращился на нее. Наши взгляда схлестнулись, как взбесившиеся собаки. Словно издалека до меня донесся голос отца.
- Пацан, хочешь с утреца попробовать горячего маминого рта?
Я судорожно кивнул и уже привычным движением стянул с себя шорты с трусами. Мама оторвалась от отцовского члена и немедленно насадилась на мой, засосав его почти до самого горла. Я закатил глаза от немедленно накатившего наслаждения. Батя одобрительно заухал:
- Повезло тебе, пацан! Мать твоя – потрясающая вафлистка, за щеку берет профессионально…

Я посмотрел вниз на маму. Ох, что же она вытворяла: как облизывала, обсасывала, ласкала язычком, порхающим по головке, что твой колибри! Отец оказался прав – мама была гениальной защеканкой!
Батя также не смог быть сторонним зрителем. Он пристроился на коленках к маме сзади и, спустив с нее шорты, мгновенно вбил ей кол по самые яйца. Мать бешено завращала жопой, и ему только и оставалось, что крепче держаться за ее пышные бедра. Я смотрел, как ходит батин член между маминых белоснежных булок, он смотрел, как я даю ей в рот, и всем нам было просто заебательски! Чавканье, хлюпы и стоны доносились от нас, наверно, за версту. Кончили мы одновременно. Батя бился, плотно прижавшись пахом к материной жопе, я щедро спускал ей в рот все скопившееся за ночь семя. И нам пришлось еще держать вдвоем маму – от судорог оргазма ее трясло как ненормальную. Она не снимала рот с моего члена, и ее кончинный вой напоминал тревожное мычание коровы. Когда затихли последние остатки страсти, мы обессилено повалились на траву – сил дойти до палатки не было.
После плотного завтрака мы разбрелись кто куда. Отец направился к своим удочкам, я купаться, а мама на грибную разведку.

Я плескался вдоль берега (боялся глубины) и все же уплыл на противоположный от лагеря конец озера. Возвращаться решил посуху, благо по всему периметру шла хорошо утоптанная тропинка. Иду, свищу, птичек слушаю, от комаров отмахиваюсь. И вдруг за кустами услышал мелодичное посвистывание и всплеск. Кто это? Решил вспомнить детскую игру в индейцев. Пригнулся, присел и, шорх-шорх вдоль кустов, вышел к самой воде. Там был крохотный пятачок песчаного пляжа. У кромки воды на коленках стояла моя мама и отмывала в озере казанок от макарон по-флотски, съеденных на завтрак. Она задумчиво смотрела в глубину металлической полусферы и что-то тихо напевала, иногда встряхивая своей чудесной черной гривой. Попка ее медленно виляла в такт неизвестной мне мелодии. Огромные белые ягодицы, напоминающие об исполинах и разделенные только узкой полоской голубой ткани, заворожили меня. Я осторожно прокрался к маме и встав на коленки смачно поцеловал ее прямо в теплое нежное полушарие. Мама вскрикнула и едва не плюхнулась лицом в воду – в последний момент мне удалось подхватить ее, сомкнув руки на мягком животе и прижав к себе. Мама обернулась, смеясь и причитая одновременно.
- Ну, дурак, ну, дурашка!.. Меня же чуть кондратий не хватил!
- Мама, мам! – я стал страстно целовать ее шею и плечи, стараясь теснее прижаться к толстой нежной попе. – Ты такая сладкая, такая сексуальная, я так хочу тебя! Мам, можно, мам?!
- Ну ладно, ладно, приставучий! – прерывающимся от страсти голосом прошептала мама. – Как ты хочешь?
- Стой так, - попросил я.
А потом впервые СНЯЛ ТРУСЫ С СОБСТВЕННОЙ МАТЕРИ! Ох и офигительно же это, ребята! Особенно по первому разу. Чувствуешь себя как минимум Александром Македонским. Ее попа была целым миром, а я был повелителем этого мира.
Я быстро стянул свои портки и немедленно пристроил головку к маминой щелке. Мама обернулась ко мне, встряхнув волосами.
- Смочи ее слюной, малыш! Моя пипка еще не совсем готова.
Тогда я нагнулся и смачно плюнул два раза прямо в мамину щель, обрамленную крохотными розовыми губками. Так сделал один порноактер в кино, и я давно хотел повторить его подвиг. Потом я осторожно ввел член в горячее мамино нутро. Она подмахивала мне, упираясь руками, опустив их почти по локоть в озеро. Плеск воды при этом гармонично сочетался с хлюпаньем, производимым нашими гениталиями. Чтобы движения мои были как можно резче, я схватил маму за густую черную гриву, и стал дергать ее голову на себя, заставляя стонать и вскрикивать от легкой боли. Я все время приговаривал:
- Хорошая лошадка! Норовистая кобылка! Но я тебя объезжу, объезжу, объезжу-у-у!!!

Почувствовав, что я начал ускоряться, мама обернулась ко мне и спросила:
- Сынок, куда хочешь кончить – в писю или в рот?
- А в попу можно? – неожиданно для самого себя спросил я. И даже замер.
Мама, подумав мгновенье, кивнула головой.
- Можно! Папка твой ее хорошо разработал.
Она осторожно съехала с члена и, нащупав рядом с казанком кусок туалетного мыла, обмочила его в воде. Потом осторожно смазала им сморщенную розочку своего ануса и мою головку.
- Входи! Только осторожно…
Я ткнулся и, преодолевая сопротивление плоти, просунул головку внутрь. А потом и ствол почти до середины.
Ооо! Если мамина щель была горяча, то узкое тесное очко было доменной печью! Я задохнулся от удовольствия. Примерно с минуту не мог двигаться, впитывая ощущения огня и блаженства одновременно. Мамина жопа была как рай и ад в одном флаконе. Отдышавшись, я медленно начал возвратно-поступательные движения. Головку щипало и сдавливало, но при этом интенсивность удовольствия нарастала геометрически. Я громко стонал и слышал ответные мамины стоны. Отпустил ее волосы и почти лег на ее спину, прижавшись грудью к ее трепетным лопаткам. Член мой будто зажил собственной жизнью. Он бился в тесном оцеплении тугих мышц маминой жопы, обреченно понимая, что без пролития ему не обрести свободы. Он забился, захлопотал, ощущая спазматическое окружение мышц, содрогнулся и стал выплескивать в темноту и глубину тугие струи семени.
Я содрогнулся в оргазме. Молнии удовольствия пронзили меня от паха до затылка. Мама, почувствовав, что я кончаю, задергалась, сжала мышцы ануса и стала бурно кончать, немилосердно тряся своей мощной жопой. Я целовал ее спину, плечи, нежное ушко. Шептал в него:
- О, мамочка – ты Богиня! У тебя самая сладкая попка на свете!
- Много ты попок-то знаешь, дуралей?! – прерывистым от страсти голосом спросила мама.
- Вот значит, как вы развлекаетесь! – раздался надо мной громогласный голос отца.
Я соскочил с мамы в один прыжок. Батя стоял полностью обнаженным на перевес с мощным гордым стояком. Он был радостен и совсем не злился.
- Двигайся, пацан! Теперь моя очередь ублажать мамочку.

Так мы развлекались почти до вечера, пяля мамочку в разных позах и конфигурациях. Она вовсе не была против, наоборот – просила еще и еще. Это же выходные! Когда еще оттягиваться на полную, если не сейчас. Собираться мы стали, лишь когда стволы сосен залило тяжелым вечерним золотом солнечного света. Сил было немного. Вещи загружали в багажник джипа, охая и кряхтя.
Я сел позади отца, мама рядом, прислонившись щекой к моему плечу. Я обнял ее и покрепче прижал к себе. Любуясь тем, как мерно вздымается ее большая грудь, я думал: вот удивительно – теперь это моя женщина! Теперь у меня есть собственная женщина, которую я могу ебать, когда хочу: родители мне на это намекнули однозначно. Собственная пизда, да такая сладкая! Ого-го, я теперь самый крутой пацан в лицее!
Как только мы выехали на трассу, мама, пробормотав, что хочет поспать, положила голову мне на колени. Чуть позже она перевернулась, едва не уткнувшись лицом мне в живот, и подобрав ноги, свернулась в чудесной позе эмбриона. От приятной тяжести на коленях и маминого теплого дыхания у меня снова встал. Удивительно – после стольких-то эскапад! Я тихонько расстегнул молнию на шортах и вывалил своего бойца, оголив багровую головку. Программой максимум для меня было просто поводить ею по маминому лицу, нежно, не пробуждая ее, и мальца покайфовать. Но оказалось, мама спала не так крепко. Она приоткрыла рот и, аккуратно обхватив головку губами, стала ее осторожно посасывать. Я завелся и запыхтел.
Батя, посмотрев на меня через зеркальце заднего обзора и поняв в чем дело, только головой покрутил. Через несколько сотен метров он свернул с трассы на грунтовку, ведущую в лес. Остановив машину, он оббежал ее кругом и распахнул дверцу пассажирского отсека со стороны мамы. Мгновенно спустив штаны и стянув джинсы с маминой пышной попы, он крепко засадил ей и принялся немилосердно драть. Мать завыла и только крепче вцепилась ртом в мой член. Батя пыхтя и хрипя, бросил мне:
- Ох, пацан! Ты пробудил в матери ненасытную сучку, а она пробудила меня. Хорошо мы это придумали, подключить тебя…
Придумали? Но тогда я не придал этому значения.
Батя трахал мамку, как ненормальный, и конечно не мог долго продержаться. Видя, как он судорожно кончает, я тоже стал спускать ей в рот. Спермы, правда, вышло немного. Мать проглотила ее в один засос. Чуть-чуть отдышавшись, мы двинулись дальше.

Так и зажили мы в полной гармонии. Иногда я приходил к родителям в спальню и смотрел, как они занимаются любовью. Присоединялся, или нет. Иногда мама ложилась со мной, и отец наблюдал за нашими играми, но третьим становиться отказывался. К тому же и среди бела дня я мог выебать мамку, если приспичивало. Она вовсе не была против.
Однажды, перевозбудившись после постельных игр, когда мы лежали с мамой вдвоем в обнимку, она наконец объяснила мне, что же со всеми нами произошло.
Оказывается отец сидел за то, что убил в 13 лет хахаля своей матери. Она была гулящей женщиной, приводила любовников домой, а жили они вдвоем в однокомнатной квартирке в рабочем бараке, пила и распутничала на глазах сына. Однажды батя и не выдержал – трахнул мужика молотком по голове, когда он был на его матери. Убил, скинул труп на пол, а потом яростно изнасиловал собственную мать.
Ее лишили родительских прав, а его отправили в колонию для несовершеннолетних. Однако рецидивистом он не стал, не только подонки попадались ему на пути. Нашлись люди, научили уму-разуму, помогли социально адаптироваться. С тяжелого детства остался только один заскок – он любил смотреть, как трахают женщин, и желательно тех, к которым у него есть эмоциональная привязанность. Доступной порнографии тогда просто не существовало, и батя удовлетворял свою похоть на редких блядках – грязных пролетарских групповухах, где они пускали по кругу своих общих подружек.

Мать моя, напротив, была милой домашней девочкой. Фантазеркой и идеалисткой. После окончания пединститута она пошла работать в интернат для трудновоспитуемых. Молодой комсомолке хотелось подвижничества и подвига. Она его и получила. Батя мой работал в том интернате завхозом. Долгое время их знакомство было шапочным. Общие собрания коллектива, государственные праздники и т.д. Перемолвились они друг с другом едва ли десятком слов. Все изменилось, когда мою маму изнасиловали трое воспитанников на грязном матрасе в дальнем углу автомастерской. Отец, увидев, как двое пацанов держат молодую училку за руки, а третий дергается между ее раздвинутых ног, немедленно пришел ей на помощь. Расшвырял насильников, помог маме привести себя хоть в какое-то подобие порядка и вызвал надзирателей-воспитателей. Во все время разбирательства, он не отходил от мамы, поддерживал ее морально. Она же вцепилась в него, как в соломинку, не хотела отпускать. Пришлось самому провожать ее домой. Все то время, что она была на больничном, батя навещал ее, нежно ухаживал, а потом и вовсе признался, что влюблен в нее с первого взгляда. Мать вышла за него, не испытывая почти ничего, кроме благодарности. Любовь пришла позже.

Только после десятилетия брака – я уже был первоклассником – батя признался, что влюбился в мамку в тот момент, когда увидел, как ее насилуют по очереди трое подростков. Ее беспомощно раздвинутые ноги, слабые мольбы отпустить – это зрелище едва не свело его с ума. Он захотел ее больше всего на свете.
Долгие годы батя мучился от того, что мечтал увидеть мамку еще раз под каким-нибудь мужиком, но она любила его и изменять не собиралась. И вот несколько месяцев назад он не выдержал и рассказал ей о своем тайном желании. Мама, подумав и взвесив все за и против, предложила меня в роли того Другого, под которого она ляжет на глазах мужа. В конце концов ее тоже мучила извращенная тяга к подросткам. Батя согласился. Так все и заверте…
После ее рассказа… Ох, и жестоко же я выеб свою ненаглядную извращенку!

Теперь мне 28 лет. Я счастливый человек. Хорошая профессия, хорошая работа. Я женат на красавице, нашему сыну скоро исполнится три годика. Как и большинство извращенцев с девиантным поведением, я о своей участи не жалею. Спасибо родителям. Помимо меня мою жену пялят еще три мужика. Наши четыре семейные пары собираются по субботам у кого-нибудь на квартире. Дети отправляются к бабушкам-дедушкам. Мы обмениваемся женами и с радостью смотрим, как наших благоверных ебут другие. А потом и вовсе устраиваем свальную групповуху. И еще. Я до сих пор трахаюсь со своей матерью. Жена не против – она спит с моим стариком-отцом. О нашем будущем одно я знаю точно. Когда мой сын подрастет, он будет трахать свою маму. Должны же в нашем жестоком и циничном мире существовать хоть какие-то семейные традиции.
Я абсолютно счастлив вот уже 14 лет. И моим Рубиконом стала двухместная палатка.