Дни нашей жизни

Этот маленький цикл - не выдуманный и не правдивый. ИМЕННО ТАКОГО отрезка жизни, ИМЕННО ТАКИХ дней не было: этот цикл - не документалистика.

Тем не менее - ни одного выдуманного случая в цикле нет: они были спонтанно разбросаны по нашей жизни, а я взял да и собрал их воедино. Кроме того, в каждом дне, в каждом "сегодня" нашей жизни есть что-то от дней, описанных мной, - даже если в реальном "сегодня" не было никаких экстраординарных событий.

Я решил увековечить такие обыкновенные "сегодня" нашей жизни потому, что она иногда кажется мне чудом. Я уверен, что мы живем не так, как все, и совершенно точно знаю, что сам я до встречи с Дашей жил по-другому. Да и жил ли? Нынешние "сегодня" в сравнении с прежними - как яркий цветной снимок рядом со старым - пыльным и пожелтевшим.

Предупреждаю сразу: рассказы ОЧЕНЬ откровенны. Настолько, что многим они покажутся невозможными: "и как такое бумага (монитор) терпит?" А все потому, что без тысячи сексуальных мелочей рассказ окажется таким же неправдивым, как военная хроника - без точных данных. А я хочу быть правдивым настолько, насколько получится. Предвижу и другой вопрос: "и как ему не стыдно?" Стыдно. Потому и законспирировался.

Правда, себя и жену я назвал настоящими именами. Может быть, для конспиратора это опрометчиво, но оказалось, что я просто не могу назвать Дашу чужим именем. Когда я называю ее так, мне кажется, что передо мной - другая женщина. Это неплохая игра, кстати... но не буду забегать вперед.

А чтоб вы лучше представляли нас - приведу маленькое досье. Или, как пьесах – «список действующих лиц».

Их всего двое:

Даша: 19 лет, рост 163, вес 54, фигура 92/61/92, волосы до лопаток, бронзовые, с медным отливом, на солнце рыжие, в тени темно-ореховые, очень кудрявые и густые, глаза голубые, кожа смуглая. Одеваться любит с легким фолк-оттенком: аппликации, сарафаны, длинные юбки, - но не против показаться в шортах и топике. Зимой - попроще, но с изыском.

Красится мало. На лице, на шее и на плечах любит рисовать маленькие рисунки - бабочек, птичек, радугу или узоры.

Нередко ходит по городу босиком. Убежденная нудистка (с моей подачи): ходит обнаженной везде, где это возможно, а иногда - и там, где невозможно. К наготе относится двойственно: и очень любит, и сильно стесняется.

Внешность неописуемая. Расцветает с каждым годом. Постоянный хвост поклонников, и - если б не ее характер и застенчивость...

Характер ласковый, темперамент бурный. Добрая, отзывчивая: всегда готова броситься помогать кому-бы то ни было.

Очень впечатлительна. Буйную общительность сочетает с крайней застенчивостью. Часто плачет: реже - от обиды, чаще - от боли (своей и чужой), от радости, от музыки, от впечатлений или даже от возбуждения. На лице - постоянная игра улыбок. Очень совестлива; в проступках, реальных и мнимых, раскаивается бурно, часто со слезами.

Очень нежная. Никогда не бывает жестокой. В обиде печалится, жалуется, но никогда не озлобляется. Не умеет отказывать, частенько делает что-то за других.

Речь ироничная, часто изысканная, любит "красное словцо". Интересуется всем на свете, прекрасно разбирается практически во всем, очень эрудирована и любопытна. В душе - пылкий романтик, хоть при поверхностном знакомстве и скрывает это. Мгновенно увлекается всем на свете; охладеть может за день, а может и не охладеть всю жизнь.

Острый, насмешливый ум. Не показывает его без спросу.

Обожает хулиганить, озорничать, разыгрывать и разводить, хотя при поверхностном знакомстве стесняется. Редкое чувство юмора. Бывает очень веселой и насмешливой, но может мгновенно переходить от легкомыслия к печальной задумчивости и обратно.

Предельно искренна во всех проявлениях. Не признает ничего формального, напускного; когда видит такое - либо смущается и огорчается, либо иронизирует.

Обладает буйной фантазией. Обожает врать и сочинять, может наплести с три короба "по вдохновению", но никогда не соврет из корысти.

Домашним хозяйством заниматься любит, подходит к нему творчески, как к интересной игре. В душе - ребенок, хотя по личностному развитию даст фору всем моим знакомым.

Рисует (профессионально), пишет стихи, рассказы и эссе, танцует, собирается переделать и перепробовать все на свете.

Любимые писатели - Грин, Достоевский. Любимые художники - Серов, Монэ. Любимая музыка - эмоциональная и романтическая (от классики - до рока и попа).

Политику не признает как таковую.

Обожает детей, страстно мечтает завести своих. К флирту относится двойственно: никогда не преступит грани дозволенного, но не прочь пощекотать нервы себе и мне. Впоследствии всегда раскаивается, даже если не из-за чего. Несмотря на тягу к наслаждениям и риску, в душе очень целомудренна. Разврат вызывает отвращение. Ревнива.

Немного бисексуальна: женское тело волнует и возбуждает.

Немного эксгибиционистка: волнует собственная и чужая нагота, желательно - там, где обнажаться, в общем-то, нельзя. Обнажается только ради острых ощущений, и никогда - для флирта.

Встречается со мной с 16-ти лет. Официально в браке со мной два года - с 17-ти. С девственностью рассталась в первую брачную ночь.

Вот такая у меня Даша. А теперь -

Я: 30 лет, рост 181, вес 75, объемы фигуры неопределенные, глаза карие, волосы темные, стрижка короткая, Дашиного производства. Одеваться люблю просто, но аккуратно. Характер методичный, немного занудный, но в душе - романтик. В равной степени люблю и порядок, и стихию.

Общительный, люблю розыгрыши, игры и парадоксальный юмор. В общении - неисправимо легкомысленный. Презираю общественные табу, но никогда не нарушаю их демонстративно. Не люблю создавать проблемы; мой девиз - "легкость в мыслях необыкновенная". Считаю, что люди все сильно осложняют, чтобы компенсировать недостаток собственной значительности.

К деньгам отношусь, как к средству жить с удовольствием: коплю минимум, трачу много, в основном - на то, от чего приятно мне и близким мне людям.

В политике - циник и скептик. Государство считаю неизбежным злом. Не верю в справедливость, но считаю необходимым ее добиваться.

Не признаю никаких ограничений в сексе и морали, кроме счастья любящих. Категорически против измен, групповухи и всего, что разрушает семью.

Ревнив, но безгранично доверяю жене. Научился получать от ревности удовольствие - и для себя, и для жены.

Обожаю, когда на голую Дашу смотрят посторонние люди. Это называется "кандаулизм", я читал. И сам люблю быть голым - в меру, конечно, днем по городу ни за что не пройдусь. Это - немного эксгибиционизм. Извращенцами себя с женой не считаю: в главном - в отношении к семье и к браку - мы абсолютно нормальны. А что как называется - плевать, лишь бы приносило удовольствие и никому не вредило.

Люблю слово и книги. Какие и почему - нужно писать отдельный рассказ.

Свою жизнь делю на два периода: до Даши и с Дашей. До Даши был страшным бабником, половых партнеров имел столько, что сбился со счета. Впоследствии понял, что просто искал свой идеал.

Дашу считаю личностью, оказавшей на меня огромное влияние и изменившей мою жизнь.

Этот цикл посвящаю ей, хоть и никогда ей не покажу его.

Итак -

День снов

...Она дрожала, как туман, и эта дрожь вливалась в меня, растекалась горячими ручьями по телу. Она - это Даша, моя жена, и в то же время - не она, кто-то другой; и сладкий ужас ошибки дурманил меня, и запретный голос твердил - выеби ее, затрахай, голую, кто бы она не была. Даша-оборотень, Даша-Недаша...

Вокруг нас были сотни людей, но все было залито мерцающим туманом, и сама Даша-Недаша была туманом. Она - текучая, дрожащая, неуловимая, ее ноги, бедра, груди зыблются, змеятся... Она - прозрачная, она - без веса. Как же ей овладеть?

Я сбросил трусы. Стыдно, до слез стыдно: вокруг - толпы, и все смотрят на мой хуй, выросший выше меня. Я едва держу его...

Я - голый! Пусть стыдно! Пусть люди! Го-о-олый!!! Даша, или призрак ее - тоже голая, еще голей меня. Её голость - жуткая, невозможная, в ней - блаженно-страшное, ее страшно понять и принять, но кто сможет - тот...

И - нагота девушки-тумана, девушки-оборотня вплыла в меня, влилась в голые яйца... разлилась оттуда мерцающей радугой по телу и по вселенной. Я постиг ее, меня озарило Понимание: голость Туманной Любимой - это... Это же... Вот, вот сюда, вот здесь! Ррраз! И еще! И еще!!! О-о-о, какое мучительное счастье. И еще!!! Я сам становлюсь туманом, радугой, я растворяюсь, превращаюсь в свет, в свет...

***

...Свет, дымчатый утренний свет проник в глаза, в мозг, и дальше - в тело, в нутро, в суть мою. А где туман? И почему так хорошо? О-о-о, о-о! И свет взорвался во мне и излился из меня - куда-то в теплое, в туман, ставший упругим...

Утро. Свет. Я - в постели, во мне - блаженная пустота, а подо мной мается, бьется упругое, родное... Ой! Мама! То есть - не мама, а - Даша! Даша!!!

Она подо мной, глаза закрыты, - спит, - а я на ней и в ней. Даша спит - и ходит ходуном во сне, и выжимает лоном последние капли из моего уда, и урчит глухо, как медвежонок...

Тут я окончательно проснулся. Дашуля малышка, и беременеть ей рано.

Бужу ее - Даша, Даша, Дашунька, ну проснись же! Она никак не просыпается, урчит... вдруг - дернулась, глазки раскрылись, в них - бездонная пустота и мерцающие тени снов. Стонет, разрывая сердце томлением; тельце выгнулось - Даша вся в нашем сне, в радужных муках запредельной любви. Но нельзя - надо срочно спринцеваться. У нас - 2 минуты, иначе пузико обеспечено, и...

***

Мы, как поженились, сразу стали учиться спать голышом в обнимку. Я вычитал об этом в сети - дескать, секрет счастливого брака (и - забегая вперед - так оно и оказалось).

Эта наука далась нам не сразу. Первые недели мы спали где и как угодно, только не ночью. Нам мешало все: жара, холод, подушки и собственные тела; руки-ноги затекали, сухожилия сжимались, хотелось дергаться, ерзать, маяться... Всякое движение отгоняло зыбкий сон, и наутро тело ломило, как после прополки огорода.

Все это - полбеды; наш сон гнала беда более коварная - желание. Знаете ли вы, что это такое - когда любимая прижимается к вам каждой клеточкой обнаженного тела, нежного, родного, грудь к груди, лобок к лобку... дышит вам в глаза, ее руки обвивают вашу шею, а ваши - вжимают родную наготу в свою, вживляют её в себя, как веточку - в дерево? Мой впечатлительный отросток разрывался поначалу, как граната.

Часто было, что мы ложились, сплевшись телами, "спать", и через десять минут я, растворенный в Даше, чувствовал, что вот-вот разорвусь на клочки, а Дашино тело начинало волноваться и гнуться. Мгновение - и мы занимались сексом, тем более бурным и сладким оттого, что он был немного запретным: надо спать, а мы...

Мы были синими и замученными. Мамы снисходительно-стыдливо качали головами. Но через пару недель усталость взяла свое, и мы, обнявшись в очередной раз, рухнули в глубокий сон. Мы победили.

Было еще несколько сложных ночей, но сон побеждал, и очень скоро мы сопели в обнимку так, будто делали это всю жизнь.

Через некоторое время стали обнаруживаться странные вещи. Во-первых, нам стали сниться одинаковые сны. Настроение, обстановка, сюжет - все совпадало. Когда мы сделали это открытие, нам стало немного страшновато - мистика!

Во-вторых, мы совершенно разучились спать по отдельности. Это выяснилось, когда я уехал в ближайшую командировку. Лег в пустую постель - одетый, - через час разделся догола, думал, поможет... Никто к тебе не прижимается, никто не дышит в такт - странное такое чувство неуюта, пустоты, сжавшей тело и мозг, - будто тебя отрезали от чего-то важного, и ты корчишься, как половинка насекомого.

Пыхтели, ворочались, считали слоников - каждый в своем городе, - а потом Даша решилась и набрала меня. В два часа ночи. "Ты спишь?" - "Нет" - "И я нет..."

Проболтали до шести утра. Потом эта история повторилась еще раз, и с тех пор я беру Дашу с собой во все деловые поездки - как необходимое снотворное, как "своего плюшевого медведика" (ее слова). Вот уже два года, как мы биологически не способны спать, как все нормальные люди, по отдельности: только в обнимку, и только без одежды.

В третьих, желание никуда не делось, и я, проснувшись среди ночи от сногсшибательных эротических видений, нередко обнаруживал, что занимаюсь со спящей женой сексом. Это - как блаженное сумасшествие или гипноз.

Что удивительно, во время секса-во-сне Даша никогда не просыпается сама, хоть по утрам-то мы всегда просыпаемся одновременно, дыхание в дыхание. А сны-то мы видим одинаковые...

Чтобы Даша не беременела, нам пришлось ввести практику сексуальных десертов перед сном. Чаще всего это выглядит так: мы с Дашкой, обсуждая то и се, идем из душа, не одеваясь, прямо в постель; там, не прерывая разговора, жена умащивается, как киса, у меня в ногах, и сопровождает беседу ласками, покрывающими все мое подтрусное пространство - попу, бедра, ноги, яички...

Вся прелесть - в том, что в разговоре, с эротикой никак не связанном, умираешь от ее ласк, и стоны рвутся сквозь слова. Наконец - Даша награждает несколькими поцелуями член, готовый, как правило, уж давно к труду и обороне, и - либо мы сплетаемся в клубок любви, либо женушка делает мне минет, на который она - великая умелица и способница.

Бывает и иначе: я мощусь между ее ножек и играюсь ее бутончиком, который люблю так, что хочется плакать...

Бывает и так, что кто-то из нас ласкает себя, а другой любуется. (Долгое время жутко стеснялись, но сейчас стеснение перегорело в нас насовсем, и "табу" осталось только на походы в туалет по-большому. Это, думаю, навсегда. По-маленькому-то, оказалось, - тоже источник удовольствия). Бывает и так, что оба ласкаем себя. Всяко бывает...

Мы так привыкли к этим вечерним вкусностям, что без них не засыпаем. Они, правда, не избавляют Дашуню от риска забеременеть во сне, и однажды после бурного сексуального вечера я проснулся по яйца в Даше. Всяко бывает!..

Сон в обнимку - чудо, которое нельзя ни понять, ни рассказать. Вы застрахованы от любых ссор, любого непонимания: стоит нырнуть в теплый уют родной наготы - и...

***

Даша, спринцованная, обалдевшая, лежала в пустой ванне и смотрела на меня взглядом лунатика. Она была вся в нашем сне. Я шевельнул клизмой в ее щелочке - Дашка мурлыкнула и взялась за грудь, не сводя с меня застывшего взгляда. Вся она сочилась желанием, вся была большой бессознательной вагиной, изнемогающей от ночных видений.

Я включил душ, теплый, слабый-слабый - легкие струйки поползли по Дашиному телу, и Дашулька смешно заурчала. Направил душ на макушку, чтобы струйки нащекотали вдоволь кожу на голове и ушки - самые чувствительные наши места после вагины и сосочков, - урчание усилилось, взгляд стал яснее, пронзительнее... "Помучать меня решил?" (голос у нее по утрам хриплый, смешной - "не распелась", как она говорит) - и рука поползла к вагине, затрепетала, захлюпала там...

Я наконяюсь к ней, провожу языком по заспанному личику, - "погоди". Убираю ее руку из вагины, направляю туда струю душа - посильнее, пожестче. Ка-ак дернется! "Ссссадюга!" Пытается уйти от струи - нет, не выходит, я настигаю ее, как коршун. "Нуууу... Дай, я сама". Берет у меня душевой краник...

Она еще слишком сонная, чтобы застесняться по-настоящему. Я сажусь на стул, запускаю ей руку в мокрые волосы, ерошу их... Смотреть, как Дашунька доводит себя до оргазма - одно из редких и нежнейших моих удовольствий. Первую минуту она стесняется, удерживая блаженство в себе, но потом заводится, входит в ритм, начинает стонать громко и открыто, непременно смотрит мне в глаза - искательно и безумно - чтобы я разделил с ней ее одинокое блаженство...

***

По дому мы ходим иногда - голышом, иногда - полуодетые, - так, чтобы сохранялась какая-то интимность обнажения: в футболке или блузке без низа, например (когда волосатые лобки чернеют из-под края ткани), или наоборот: в шортиках или брючках топлесс. Даше нравится подчеркивать сексуальность каждой прожитой со мной минуты, - ну, а обо мне-то и говорить нечего.

К завтраку Дашуля накинула на себя блестящую блузку с аппликациями, едва доходящую до кончика лобка, - застегиваться не стала, и края попеременно обнажали милые сиси, розовые после душа. Я натянул футболку - без трусов.

- Лошадки, лошадки, лошадки, - пела Даша, пританцовывая по кухне: она варила овсянку. (Лошадки - это я.) - Лошадки сейчас скажут "игого!"
- Игого! - мрачно сказал я, ибо был голоден.
- Лошадки-пессимисты? А так? - и Дашка мазнула вареньем мой член. Я непроизвольно ойкнул.
- Ну, ну. Сейчас ликвидируем, сейчас... - и Дашка на лету подсела передо мной, заглотила член и засмоктала его, как соску.
- Ой-ой-ой!..
- А! Полегчало? То-то же... - и рванула к плите.

Я помогаю: нарезаю хлеб, достаю всякую всячину. Даша накладывет в тарелки, садится завтракать со мной.

- Слушай! А... тебе что снилось? - Голосок у нее вдруг - тихий, застенчивый.

Я подсел к ней, обнял и попытался рассказать, как мог, о девушке-тумане.

Дашуня слушала меня, мешая ложкой кашу в тарелке. Вдруг она ринулась порывисто целовать меня, измазав мне кашей щеку; нацеловав и облизав досыта, зашептала мне:

- А мне то же самое снилось. Да! Что я - девушка-туман... Только я не решилась бы тебе рассказать. И не получилось бы. Слова... - и она скорчила особую рожицу, демонстрируя беспомощность слов.

На работу я ушел, витая наполовину в нашем сне. Через полчаса мне пришла первая смска: "Devushka potihon'ku prostupaet iz tumana. Poka vidny tolko kontury". За ней последовала вторая: "4to eto: devushka ili kluby tumana? Ya ne znau..." И третья: "Devushka obrtaet plot'. Ee nagotu ne skryvaet ni4ego, krome tumana". И четвертая, и седьмая, и надцатая.

Эти смски, поступавшие мне непрерывно до самого вечера, вынуждали думать о чем угодно, только не о работе. Я был одурманен нашим сном и Дашкиными смсками, которые становились все более эротичными: "Moi bedra - tuman, moi grudi - zyb' vozduha, moi volosy - peristye oblaka". Воображение, разыгравшись, рисовало мне картину за картиной, одну другой возбудительнее; дойдя до пика любовной мечтательности, я решил уединиться в туалете и сбросить напряжение - и раздумал: гораздо приятнее сделать это же - на глазах у Дашки. Ведь я увижу ее через каких-нибудь полтора часа..

***

...Относительно недавно мы преодолели два последних рубежа, вынуждавших нас стесняться своего тела: мастурбацию и мочеиспускание. Больше рубежей не осталось; вернее - те, которые есть, преодолевать не нужно...

Оказалось, что если легонько трогать Дашин бутончик, когда она писает - ей приятно, если слегка надавить клитор - еще приятнее; а если возбудить ее кису, чтобы она потекла любовным соком, засунуть в влагалище два пальца и попросить Дашуню пописать - это ужасно приятно, и даже напоминает оргазм, только очень короткий, тихий и нежный. Главное было - преодолеть брезгливость, понять, что моча не более противна, чем, скажем, сперма или любовная смазка.

Потом мы принялись за эксперименты на мне. Всякий раз, когда я шел в туалет, Даша заворачивала меня в ванну, заставляла писать туда, просовывала голову между ног и целовала все, до чего дотягивалась, а я очень старался не обписать ее. У меня перспективы оказались не такими радужными, как у нее: единственное, что мне было приятно - когда во время мочеиспускания Дашкин язычок касался моего ануса и кожи вокруг него. Это вызывало особое обволакивающее чувство влажной сладости, которое, впрочем, испарялось вместе с последними каплями мочи.

...Главное удовольствие мастурбации мы обнаружили позже - совсем недавно. Оно состоит в том, чтобы сесть друг против друга в кресло - обнаженными, разумеется, - и соревноваться, кто быстрее кончит. "Соревнование" - чистый самообман: на самом деле нам обоим хочется кончить одновременно. Мучаем гениталии и любуемся друг на друга...

В этой игре есть масса тонкостей: беседовать, например, о ничего не значащих вещах, любуясь на то, как твой партнер доводит себя до исступления; регулировать скорость приближения оргазма, подстраиваясь под партнера (у меня всегда выходит быстрее); дурачиться, выставляя напоказ интимные места и похваляясь ими; подначивать друг друга - "о, как хорошо девочке" - "давай, давай, три его - чтоб лопнул!" - "о, как течет девочка! течет, течет, щас истечет - растает, как Снегурочка" - "наш рожок тверденький-тверденький, бодаться хочет" - "а чья дырочка аж поет от счастья?" - "о, яички смеются - им хорошо..." - эдакий азартный сексуальный спорт.

В этой игре слова значат ничуть не меньше ласк; особенно - когда "ловишь" оргазм партнера: «иии... сейчас, сейчас... будь начеку, пионер!.. А! А! Я таю, я таю, меня распыляет по комнате, я умира-а-а-аю!..» – «А-а-а-о-о! Пли в девочку! Пли в сладкую!..»

В этом много детского, я понимаю; мы - дети, которым разрешили играть во взрослые игры и остаться при этом детьми. Иногда после такого спорта мы вдруг прыгаем друг другу в обьятия, всегда чувствуя нужный момент, - и начинается "обычный" (то есть очень бурный) секс...

Но самое большое удовольствие - смотреть на оргазмы друг друга. Главное, что ты сам в этот момент кончаешь - и любимая смотрит на тебя, и сама кончает - и ты смотришь на нее, и вы друг перед другом в полной обозреваемости, с раскинутыми ногами, и вас ничего не смущает, не сковывает - вы только радуетесь друг за друга и изнемогаете от радужных волн. Это - совершенно особенное удовольствие, немного стыдное... и такое интимное, что нам пришлось расти до него без малого три года. Очень трудно описать его: в этом показном оргазме друг для друга есть доля спектакля, и ты возбуждаешься не только от ласк, но и от зрелища, и от сознания, что ты - избранный зритель, допущенный на этот спектакль... Любимая ласкает себя, но делает это ДЛЯ ТЕБЯ, и ты делаешь это ДЛЯ НЕЕ, - это и есть главное.

Иногда бывают и одиночные спектакли. Располагаешься на полу, как на арене, а любимая – по-турецки в кресле, как в царской ложе, - смотрит на тебя с интересом, дразнит тебя, а ты трешь окаянный отросток, урчишь и плюешься спермой. А она тебя фотографирует в этот момент. Или ты ее...

***

Звоню в дверь; Дашка открывает... не выскакивает на лестничную клетку виснуть мне на шее, а прячется под дверью - верный признак того, что она либо расстроена, либо голая. (Впрочем, однажды она выскочила голой обнимать меня - на глазах у соседки, поднимавшейся по лестнице. Ойкнула, пулей влетела в дом - и еще полдня после того горела и прятала глаза).

...И точно: стоит голая, личико светится, глазки сверкают, в руке – кисть; живот, бедра, нос, лоб, волосы, руки по локоть - в разноцветных пятнах. Она уже привыкла работать голой и вытирать руки о самое себя. Раньше она вытирала их об одежду, хоть рядом лежала тряпка, - никак не могла избавиться от этой привычки (творческий процесс превращает ее в лунатика), перепортила целый ворох красивых шмоток - пока наконец не пришла к этой идее. Эврика!

Я вошел, увидел пачкулю Дашулю и задрожал. По дороге мечтал о сеансе парного рукоблудия, но, увидев это перемазанное чудо, срочно и немедленно возжелал его:

- Девушка! Можно вас изнасиловать?

Даша удивилась. Работа поглощала все ее существо, и я обычно считаюсь с этим. А если нет, значит, на то - сильные причины, и нужно пойти навстречу...

- Что, прямо сейчас?.. Извините, челодой моловек, что не обнимаю вас: боюсь запачкать вашу репутацию. Ыыыы! - она ткнула перемазанной пятерней мне в лицо, и я отшатнулся. - Ага! Страшно?
- Аж жуть. А кто это тут такой голый и разноцветный? под ногами путается? - Я чмокнул Дашку в пересохшие губы.
- Да так, всякая мелочь пузатая...
- Как, уже пузатая?! - с притворным ужасом возопил я, - Когда?
- Ну, ну, не строй из себя пошляка, ты не такой. А я, - Дашка была странно взволнована, - а я тут девушек из тумана добываю... Да, так как вы - серьезно? Насчет изнасиловать?
- О! Серьезней некогда - ответил я, чувствуя, как от одного взгляда на ее голенькую фигурку у меня в паху оплывает сладкая свеча.
- Ну тогда - прошу. Секс-услуги на дому, - Дашка, испугавшись, что ее шутка может быть обидной, порывисто чмокнула меня в щеку, и повела за руку в комнату. Там стоял мольберт, но рисунок не был виден мне. - Вот она я, в вашем распоряжении...

Совесть у меня была неспокойна - нехорошо отрывать гения от творчества, - но секса хотелось так, что звенело в ушах. Я обнял Дашку за попу...

- Ррраздевайтесь! - сказала Дашуня тоном врача на медосмотре, и сама хотела стащить с меня брюки с трусами, но опомнилась - вспомнила про грязные руки. - Ай! Чуть каку не сделала. Ну, чего у тебя такая бестолковая жена?
- У меня самая замечательная жена, - сказал я проникновенно, ибо прочувствовал эту истину, как никогда.
- Ну... конечно, не без некоторых достоинств... - кокетливо соглашалась Даша, и когда я разделся догола и дрожал от предвкушения, сказала:
- Садись-ка вот сюда. Вот так, - ласково усадила меня Даша, - я залезу на тебя, как кенгуренок, хорошо? А то ноги - самая чистая моя часть. За спину не поручусь. А диван-то у нас красивый, жалко пачкать...

Я потрогал Даше киску. Мокрая, хоть и не капает, как бывало нередко. Удивительно: когда возникают такие ситуации (это случается редко, но все же) - капризному мужику-гедонисту нужен срочный, безотлагательный секс - киска у нее мокреет, как по заказу, хоть ей самой никакого секса не хочется, и она отдается только из любви ко мне.

Дашуня залезла на меня, сидящего, заботливо сказала - Так, где у нас тут герой дня? - взяла "героя", стоящего колом, и ввела в себя. Герой скользнул в нее, как по маслу - киска вымокла безотказно, - Дася глянула мне в глаза, улыбнулась, радуясь моему удовольстию, обвила мне шею, прижалась щечкой и зашептала на ухо:
- Вот так, вот так мы сделаем нашему мальчику. Усталый мальчик, голодненький, изголодался на работе... - нежно покачиваясь тазом на моем члене. Раз, другой, и еще, и еще - и я стал тонуть в ее нежности...

Вдруг меня охватила эйфория восторга, благодарности, любви - захотелось взлететь, умчаться с Дашкой на члене в космос, в никуда, в страну сказок и снов, - и я вскочил, ухватив Дашку за попу - она вскрикнула - стал ее неистово целовать и кружиться с ней по комнате. Дашка ухала, смеялась и пищала - "ты что? и-и-и-и-и... уууух!", а я кружил и кружил ее, насаживая попку себе на член... подбежал к зеркалу - "Смотри, какие мы красавцы!" Дашка фыркала и отворачивалась - "я стесняюсь"... Потом - к окну: "Давай взлетим?" - "Давай!" - и тут я почувствовал, что кончаю, и поскорее плюхнулся на диван, и изо всех сил вдавливал в себя Дашку, чтобы сплавиться с ней как можно тесней...

Потом мы долго не могли отдышаться - оба, что характерно, - смотрели друг на друга, улыбались, фыркали, вздыхали - "Да-а-а...". Дашка, как обычно в сексе, раскраснелась, разлохматилась...

Она слезла с меня, и я, сытый и счастливый, спросил - "а ты?"
- А я потом, - ответила Дашка. Встала, сладко потянулась, и говорит мне: - Глянь-ка... - и показала на мольберт.

Я встал, подошел...

С картона на меня смотрела Девушка-Туман. Обнаженная, в легкой туманной зыби, и сама - зыбкая, прозрачная, струящаяся. Рисунок ошеломлял, он был одновременно и целомудренным, и эротичным, и дурманяще волшебным - не рисунок, а радужный сон. И он был неокончен.

Так вот от чего я оторвал Дашку, заставив ее обслужить свою похоть... Раскаяние захлестнуло меня, я облапил свою гениальную жену и принялся умолять её:
- Солнце, родное, любимое мое, прости меня, ладно? Я глупый, я грубое, похотливое животное...

Даша засмущалась, несмотря на долю юмора в моих словах - они были ей почти неприятны, она не знала, куда от них деваться, гладила меня по голове, успокаивала...

Потом я покрасил ей уши голубой краской, чмокнул в нос и ушел на кухню - "промышлять" в поисках ужина, - а она встала за мольберт.

***

Она работала до двух часов ночи, а я ждал ее и не спал, ибо не умел спать один. Наконец она погасила свет в соседней комнате, стала тихонько напевать - верный признак того, что она окончила работу и довольна собой, - и вскоре зашуршала душем.

Через пять минут пришла - чистенькая, мокроволосая, загадочная, - вплыла в спальню на цыпочках, таинственно посмотрела на меня...

- Можно смотреть? – спросил я.

-Лучше завтра, - шепнула она и прошлась, пританцовывая, по комнате, - при дневном свете. Хоть и хочется ужасно показать ТЕБЕ. Но я завтра обязательно что-нибудь доделаю еще...

Она юркнула в постель, поцеловав меня в макушку, и шепнула еще тише:

- А вот сейчас я... очень даже не прочь. Или ты хочешь спать?

Я хотел, и сильно, но долг платежом красен, и через минуту я лизал ей киску, подставленную мне, а она урчала, расслаблялась и мурлыкала... Затем - благодарно вздыхала после оргазма, смаковала его послевкусие, уткнувшись мне в шею, и шептала всякие глупости. И, наконец - сон, долгожданный совместный сон...

Засыпая, мы ждали Туманную Девушку, но она, видимо, окончательно переселилась из наших снов - на Дашин холст.