Забавно… Я порой ловлю себя на мысли, что люди ежедневно делают какие-то одинаковые вещи, но для каждого из нас значение этих вещей абсолютно разное. Если вы обитаете в Москве, то когда-нибудь наверняка гуляли по Мантулинской, Смоленской, Якиманке или хотя бы проходили рядом… Может, с этими улочками у вас даже связаны какие-то воспоминания… Но вряд ли они так же дороги вашему сердцу, как моему… Нет, я не провел здесь детские годы, и моя первая любовь жила совсем в другом районе, более того, я никогда не любовался красотами этих мест. Я даже не знаю, есть ли они там в принципе…

Однако я старался выбираться туда хотя бы раз в месяц. Когда были деньги или душевный порыв. Я никогда не оглядывался по сторонам, разве что порою косился на таблички с указанием улиц. Например, я твердо знал, что шагая по дорожке вдоль 1905 года, миновав улицу Костикова и Шмитовский проезд, и повернув на перекрестке направо окажусь на Мантулинской. Этого было достаточно. То, что слева идет лесополоса, я увидел лишь случайно, когда один прохожий вдруг окликнул меня и спросил, который час. Я всегда шел туда в некой задумчивости, трепетном волнении, а возвращался, будто на крыльях. И если бы в один из таких моментов вдруг настал конец света, поверьте, я вряд ли обратил бы на это внимание.

Вам, наверное, не терпится узнать, куда же я шел. Впрочем, не сомневаюсь, что некоторые и так догадались. Притон, бордель, публичный дом, кажется, именно такие названия мелькают в криминальной хронике и срываются с уст моралистов. Пусть так. Я же всегда называл подобные заведения обителью. И очень прошу, не стоит кривить рты и хмурить брови. Забудьте о морали хотя бы сейчас, наедине с собой, когда рядом нет ни друзей, ни близких, ни просто случайных встречных, с которыми всегда так приятно посплетничать о погоде и падении нравов.

Говорят, театр начинается с вешалки, а вот моя обитель начиналась с телефонного звонка и приятного женского голоса, как правило, с украинским акцентом.

- О, это снова ты, привет!
- Я подъеду минут через тридцать, нормально?
- Конечно, ждем тебя, котенок…

И ведь правда, ждали. Всегда. В любое время. Пьяного и трезвого, депрессивного и радостного, уставшего и отдохнувшего…. А знаете ли вы место, где вас всегда ждут? Конечно, семья. Глупо спорить да я и не стану. Однако семья – это ведь не только радостные улыбки и объятия, это порой и проблемы. Иногда решаемые, иногда не слишком успешно. А там проблем не было никогда.

«Ждем тебя, котенок» - после этого даже не думалось о деньгах. Вы ведь тоже вряд ли думаете о них, когда, прельстившись какой-нибудь красоткой, зовете ее в кино, ресторан или театр, дарите подарки и цветы. Только у вас дорога к постели лежит через бартер, у меня же вопрос решался посредством обычной налички. И кто сказал, что мой способ хуже?

Ах, ну да, прелесть ухаживаний, флирт… Не знаю, как вы, но лично я считал все это бесполезной тратой времени. Сегодня она позволит вам взять себя за руку, завтра за локоток, послезавтра подарит первый поцелуй… А еще непременно поломается, постреляет глазками, повертит попкой, выклянчит миллион комплиментов о своей глубокой душе и парочку дорогих подарков и уж только потом…. Впрочем, некоторые предпочитают иную тактику, уютно чувствуя себя в роли невинной овечки. И от подарков отмахиваются, и на свиданки не ходят – ждут принца на белом коне или каких-то совсем уж неожиданных штурмов своего бастиона. И ведь многие мужчины на это клюют, хотя побывай они на Мантулинской, Смоленской или Якиманке лишь раз – сами бы рассмеялись над своей глупостью и оставили самовлюбленных вертихвосток с носом.

Когда я пересекал порог обители, меня всегда встречали с улыбкой, а затем провожали в свободную комнату и предлагали щедрый ассортимент напитков. Но я никогда ничего не заказывал – сначала боялся, что подсыплют клофелин, потом просто по привычке. Был у меня и еще один страх – науськанный журналистскими байками я почему-то считал, что пока я в душе или еще чем-то отвлечен, девушка непременно залезет в мой карман и стащит всю наличность. Поэтому кошелек я обычно прятал куда подальше и неизменно проверял его содержимое перед уходом. Однако мое недоверие быстро растаяло – здесь дорожили клиентами и не позволяли себе воровство. Во всяком случае, со мной подобного не случалось ни разу.

Надо сказать, что я посещал обитель даже не ради секса, а чтобы побороть эмоциональный голод, вырваться из серости. Что может быть приятнее не просто вкусить запретный плод, а проникнуть в самую его суть, где даже стены дышат страстью, пороком, таинственностью. Мне всегда было любопытно узнать, как бы повел себя моралист, окажись он на моем месте? Эдакий очкастый профессор, с умным видом вещающий о нравственности и законах. Что бы он сказал, если бы к его кровати подошли семь-восемь красивых женщин в одном лишь нижнем белье, и он мог взять любую, а при желании даже не одну? Скорчил бы он брезгливую гримасу или в восхищении разинул рот, из которого бы потекли сладострастные, похотливые слюньки? Увы, узнать об этом мне, наверное, не суждено, - сам же я трепетал.

Я чувствовал себя властителем душ, всемогущим императором. По сути, все эти девушки принадлежали мне, и я решал, с кем из них провести вечер, а кого отправить восвояси. Пусть лишь здесь и сейчас, пусть лишь на мгновение – не важно. Важен сам эпизод, сам факт этой власти, какой бы эфемерной она не была. Столь упоительное чувство я испытывал только здесь, в своей обители, и нигде больше. Я мог нарочито-небрежно взмахнуть рукой и сказать – «Эта», мог прикоснуться к любой из них или, важно надув губы, шествовать вдоль ряда полуобнаженных девиц, как хозяин на невольничьем рынке, придирчиво выбирая самую лучшую, самую достойную. Но я никогда так не делал. Ощущать себя властелином в душе мне казалось достаточным, и я не видел необходимости унижать человеческое достоинство. Поэтому я просто подходил к той, которая мне нравилась, и брал ее за руку. А затем мы оставались наедине.

Кто-нибудь может возразить, какое, мол, достоинство есть у проститутки? Такое же, как и у всех остальных, - отвечу я вам. Конечно, приукрашивать картину не стану - встречаются здесь всякие: потасканные, опустившиеся и равнодушные ко всему. Но таких в приличных салонах не много. По большей части девушки в моей обители ничем не отличались от других людей и уж поверьте, если бы вы встретили их на улице, то никогда бы не догадались, чем они занимаются. Возможно, вы даже влюбились бы в одну из них с первого взгляда и пригласили на свидание. И кто-нибудь, возможно, даже бы согласился.

Мне было приятно и хорошо в моей обители. С этими милыми хохлушками, белорусочками, молдаванками, девочками из российских глубинок. Они не корчили из себя умных, как московские фифы, не сыпали цитатами из Маяковского и Мандельштама, не пытались произвести впечатление изысканной прической или тонной косметики. Ей даже не пользовались, чтобы не скомпрометировать женатого клиента и не оставить следов на его теле или одежде. Они подкупали своей простотой, со многими можно было поговорить на любые жизненные темы, а не только бездумно спать. Забавно, но после «Красотки» с Джулией Робертс у многих появился стереотип, что проститутки не целуются в губы. Целуются и еще как, правда, не все. Но первыми они никогда не прикоснутся к вашим губам – многие клиенты брезгливы и не терпят подобного обращения.

Разные судьбы, разные характеры… Конечно, они попали сюда не от хорошей жизни, но стоит ли их осуждать? Чем они хуже московских барышень, скрупулезно записывающих лекции на институтской скамье, а затем прожигающих молодость на дискотеках? Чем они хуже этих модно разодетых, горделивых фиф, с претензией на неприступность и изысканность? Может, тем, что у них не было богатых родителей или тем, что им не повезло родиться в Москве? Или тем, что Бог не наградил их пробивным характером и талантами? Лишенные детства, рожденные в неблагополучных семьях, залетевшие по глупости и вынужденные в одиночку содержать ребенка… Таких историй много. Но их не понять замызганным профурсеткам, продающимся за бартер, а не наличку и моралисту-профессору с кипой осуждающих аргументов. Им не понять, что такое милицейский субботник, извращенцы, любящие затушить сигарету о нежную девичью кожу, всякая шелупонь, которой не на ком сорвать злобу…

Я далек от мысли, что они получали удовольствие от своей работы, хотя многие мужчины и тешут себя подобными иллюзиями. Однако в их наигранных стонах было гораздо больше искренности, чем в избалованных уютом Белоснежках. Девочки в моей обители не просто продавали свое тело. Они могли утешить, когда видели твою боль, они умели слушать, когда ты хотел выговориться. И это при том, что у них полно собственных проблем. И это при том, что получают даже не половину из тех денег, что ты платишь «мамке», а гораздо меньше.

Мантулинская, Смоленская и Якиманка… После визитов в эти места я даже смотреть не мог на обычных женщин. На фоне опытных, раскрепощенных фей они казались неумелыми восьмиклассницами с завышенной самооценкой. Да, мои феи не сыпали цитатами из Маяковского и Мандельштама, не разыгрывали неприступность и не корчили из себя недотрог, зато дарили чудесное настроение на весь оставшийся день и наполняли душу каким-то чудесным, искренним светом…

Андрианов Александр