Хроника-мегезин.
Филадельфия 1960 г.

Пролог.

"...Сказать, что Мэг была красива, значит ровным счетом ничего не сказать. Она была прекрасна, очаровательна, бесподобна, сказочно обворожительна и все равно этих слов не хватит для того, чтобы передать все те чувства, которые возникают при взгляде на Мэг.
Родись она в два столетия тому назад, она могла бы быть царицей, королевой или королевой императором, а так же в древние времена - великой греческой куртизанкой, вошедшей в историю наравне с Клеопатрой или Мессалиной.
А сейчас она развратница. Да, самая обыкновенная похотливая кобыла, извращенная нравственно и физически.
И глядя на ее великолепную красоту, во мне закипает кровь, возбуждается неистовая похоть и одновременно бешенство и жажда убийства. И я ее убью. Убью потому, что это противоестественно - ангельская красота снаружи и бестыдство внутри.
Какой кошмар! Какая мука знать все и не сметь сказать ни кому ни одного слова. Запираться на ключ, чтобы написать эти строки, а не писать я не могу. Надо хоть как-то облегчить свою душу, хоть чем-то сгладить боль разбитого счастья и жизни. Да, жизни, потому что для меня все уже кончено.
Ах, эти письма! Эти проклятые письма! И будь проклят тот час, минута, когда они попались мне на глаза!
А ведь это моя жена! Ведь я взял в жены то исчадье ада, источник похоти и разврата, но я люблю ее, не смотря ни на что, и потому она должна умереть.
И да простит меня Бог!"
- И это все, что вы нашли? - спросил инспектор Ридер у одного из агентов, делавших обыск в комнате убитой Мегги Ричардс.
Агент кивнул головой.
- Где это было? - снова спросил инспектор, разглядывая пачку писем, аккуратно перевязанную сиреневой шелковой лентой.
- В руках у убитой, - быстро ответил агент, - при этом, - продолжал он, доктор утверждает, что они были вложены ей в руки уже после смерти. Ридер задумался, машинально вертя в руках пачку писем.
- Очевидно, в этих письмах и есть разгадка этого страшного убийства, - тихо проговорил инспектор, развязывая сиреневую ленту. Он присел к письменному столу, стоявшему в углу комнаты, и пересчитал письма. Их было 10. Все они были написаны одной и той же рукой и все были адресованы одному и тому же лицу - Кетти Макферсон из Нью-Джерси.
Ридер задумался, уселся поудобнее, приказал агенту стоять у двери и никого не пускать в комнату, и углубился в чтение писем.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

Письмо первое.

Бернвиль, 10 февраля 1959 г.
Здравствуй, моя маленькая Кэт!
Вот уже почти месяц, как я нахожусь в этом скучном, маленьком Бернвиле в пансионе у миссис Хетчинс. Ты не можешь себе представить, какая здесь тоска и скука! Как мне не хватает тебя и нашей веселой компании. И ни одного мальчика! А здесь такой сад и такие укромные уголки в чаще кустов.
Ты помнишь наши прогулки за город, в лес. Как было весело! А как Боб и Джон учили нас с тобой танцевать рок-н-ролл на траве. Я стеснялась раздеться. А потом Джон уговорил тебя, и ты осталась в одних трусиках, нейлоновых, совсем прозрачных. Я завидовала твоей смелости, мне тоже хотелось снять все, но я такая трусиха. У тебя красивые тоненькие ножки. А мне уже скоро 16 лет, а у меня даже грудки еще совсем маленькие и Боб сказал, что там не за что и подержаться. Мне было так обидно, когда они оба увивались вокруг тебя, и каждый старался потрогать тебя, где только можно. И я не понимаю, почему у тебя такая большая грудь, ведь ты только на один год старше меня. И я заметила, ты меня прости, что когда Джон мял рукой тебе грудь, тебе было очень приятно. Ты покраснела, закрыла глаза и подставила ему губы для поцелуя. И я немножко позавидовала тебе.
Крепко целую тебя и Боба. Так и передай ему. И пришли пожалуйста несколько спортивных журналов. Там бывают классные мальчики с замечательными фигурами. Выбери, где больше голых... Понимаешь. Ты же знаешь, в каких журналах это есть. Только не присылай с неграми, я их терпеть не могу. Они меня не возбуждают.
Твоя Мег.