Меня зовут Ольга Зарецкая, и я пишу эро-рассказы по сериалу «Сверхъестественное» Пожалуйста, поднимайте рейтинг. Комментарии, отзывы и пожелания, ( а также проклятия и ругательства) отправляйте на [email protected] Буду ждать!
***
Дин, даже будучи прижатым подбородком к капоту собственной Импалы, старательно не верит в то, что тогда - на кладбище, пытаясь нагадить напоследок - желтоглазый сказал правду. Ведь демоны всегда врут, так ведь, Сэмми? Кем бы он был, если бы поверил убийце их матери? Кем, если бы прислушался, задумался, засомневался? Засомневался, начав присматриваться раньше, засомневался, начав подмечать то, что сперва показалось постадовым синдромом, мать вашу? Пацан ещё пять минут назад жарился в компании с теми, кого отправил на соседние нары, говорил он себе. Это пройдёт, думал, исподлобья наблюдая за потугами младшего вытянуть флэш-рояль прямо из под носа околачивающейся на перекрёстке дамочки. Пройдёт, надо только дать ему время.
Пара девок, пара ящиков пива, пара килограмм соли, десяток-другой отправленных обратно иммигрантов, и всё путём, надеялся он, попутно прожигая оставшиеся месяцы. Вдали от жаждущих общения тех самых, с нахрен просроченными визами на этот свет, уже отосланных в родные, с запахом серы и вкусом лавы, пенаты.

Импалу-детку давно пора бы отвезти на сервис, а документы на имя Дэна Хермансена спалили ещё в Иллинойсе; и не забыть бы про рыженькую с четвертым размером в забегаловке Sunflower, нацарапанный обломком карандаша номерок уже два с половиной дня болтается где-то под подкладкой куртки. Мысли в голову лезут в порядке беспорядка, и Дин хмурится, сопит, брыкается ногами, пытаясь зацепить братское достоинство - и похуй, что не будет племянников, он это пережить сможет - стискивает челюсть от боли в профессионально заломанной руке, исправно вытирает пыль горящей щекой с, кажется, накалившегося до температуры плавления железа. Вопить «какого чёрта, Сэм?!» стоило тогда, когда тот путался во всех возможных смыслах с пафосной демонической сучкой. Сейчас же, изворачиваясь - по-крайней мере, пытаясь - вдыхая ароматы дорожной грязи, пепла и чипсов с уксусом, съеденных Сэмом во время ланча, Дин только усмехается, по мере скромных возможностей сопротивляется и тянет, кося правым глазом на перекошенную физиономию борца-со-злом-чтоб-его:
- Я знаю, что неотразим, Сэмми, но надо держать себя в руках. У нас фильм для семейного просмотра.

Под невыносимо жарким солнцем, в кювете на N52, Айова-Небраска, Дин Винчестер покрывается холодным потом, чувствуя горячий язык брата на своей шее. Сэм вылизывает кожу почти по-собачьи, разве что движения медленные. И широкая, на максимальную ширину языка, противно влажная от чужой слюны тропа, кажется слишком сильным диссонансом с обычно окружающей действительностью. Не настолько, впрочем, отвлекающим от насущных попыток пнуть стоящую позади дылду, и уже через несколько минут Дин может похвастаться пока что девственно не тронутым ухом, отборной бранью будущего адвоката - если Бог даст - и стянутыми ремнём чуть выше колен ногами.
- Ну же, Сэм, - пыхтит он под его весом, практически полностью обездвиженный, - мы всегда можем найти тебе бабу-другую для развлекухи, не стоит бросаться в крайности. Что? Не хочешь бабу? Будет тебе мужик, зуб даю! Два будет, Сэм, если ты меня, бля, отпустишь, наконец!

И в перерывах между пространными размышлениями о погоде, политике, эротике, тех милых девочках с сайта в избранном Сэмми, Дин клянётся себе, что впредь будет носить только комбинезоны. Те, которые с как минимум двадцатью мелкими упрямыми пуговицами на квадратный сантиметр; можно ещё и крючков, в принципе, нашить… А щегольские джинсы, главным призванием которых является вовремя упасть к ногам очередной хорошенькой официантки или барменши, пойдут на тряпки для протирания сверкающих металлических боков родной и единственной крошки. Той самой, рычащей мотором под двумя придурками, решившими вдруг заняться экстремальным сексом в пяти метрах от самой крупной трассы между двумя штатами.
- Запретная зона, Сэмми, запретная! - нервничает Дин, дёргаясь, крутя задницей в вероломно сползающей одежде.

Ловкие длинные пальцы стягивают джинсы с крепкой задницы вместе с боксерами, и Сэм, с нечеловеческой силой придавливая брата одной рукой к капоту, опускается на колени. Впивается зубами, кусает, рычит громче выжимающей 180 миль Импалы, всасывает кожу в рот вместе с проступившей кровью. И сосёт, лижет языком укус, грубо дрочит Дину, ни на секунду не забывая удерживать его в неподвижном состоянии.
Я на пляже, представляет Дин, на нудистском пляже, справа четвертый размер, слева третий, но зато какая попка; идёт брюнетка, талия такая, что кое-кто в Голливуде упал бы в обморок от зависти. И рыженькие, и блондинки, хотя и не в его вкусе, но зато сколько секса и грации, и пляжный волейбол, без него никак. В 17 лет, во время надвигающегося на Коннектикут шторма, когда Сэм впервые убежал, это помогало. Бросившись на поиски брата, в чем был - полумокрые от пота после отжиманий спортивки, да драная черная футболка тогда ещё без названия любимой группы на груди - Дин представлял себя где-нибудь в Египте, и было так жарко, что любой, даже самый маленький ветерок, как тот - 150 миль в час - казался приятным.

Физиология. И сжигающий лёгкие, нагретый жаром Сэма до температуры кипения воздух. И дурь в голове, и зажмуренные глаза, и судорожно сжатые ягодицы, и только гордость, мешающая бёдрам поддаться вперед, в объятия совсем по-девчачьи мягких, немозолистых пальцев. Дин не винит себя в том, что возбудился, он бы скорее заволновался, если бы после продолжительного стимулирования нужный орган не проявил должного интереса к происходящему. И опять же, всё можно списать на мысли о девочках. О девочках, чьи нежные, полные груди так приятно держать в ладонях, и, мать нашу общую, Сэм, ты какого хуя делаешь?! Паника и ощущение, схожее с раскалённой кочергой, задвинутой в задницу. Не то, чтобы Дин раньше испытывал на себе что-то подобное, но с чем ещё можно сравнить чувство, от которого в глазах мутнеет, вены отчетливо выступают на шее, а к горлу поступает тошнота?
- Убьюююююю, - сквозь зубы шипит Дин, а Сэм вколачивается, стонет от удовольствия, отпустив заломленную руку брата, парализованного болью.
Яйца Сэма шлёпают Дина о ягодицы с каждым толчком, руки мнут бока с всё той же невероятной силой, и Дин орёт в голос, мычит, кусая собственную кисть. С отвратительно умиротворённой улыбкой на ставшим совсем чужим лице - безумный блеск в красных от полопавшихся сосудов глазах - Сэм кончает. Валится на обочину, лениво застёгивает ширинку и, достав кольт, терпеливо ждёт, пока Дин дрожащими руками освобождает свои ноги от ремня, натягивает на себя одежду и выравнивает дыхание.
- В машину, - глухим, не Сэмовым голосом, приказывает Сэм, приставляя к своей голове оружие, и молча садится на заднее сидение.

Дин заправляет футболку за пояс, прищурившись, смотрит на указатель «Добро пожаловать в Линкольн», и, собрав всё своё мужество, чтобы позорно не упасть от слабости, забирается на водительское место. Пока у него остался хотя бы один шанс, он будет верить, что в Сэмми вселилась нечисть, не реагирующая на святую воду, упоминание Христа и спокойно разгуливающая под гигантскими ловушками дьявола. Пока у него остался хотя бы один шанс спасти брата и прекратить этот безумный райд через все Соединённые штаты, он не будет верить в то, что демоны говорят правду.