Я вчера опубликовала рассказ о дне, который изменил мою жизнь – о прогулке голышом по Ялте и о том, к каким последствиям она привела.
Пока я набирала текст, мой муж Вадичка сидел рядом, помогая мне писать и формулировать. Написание рассказа, ожившие воспоминания, ощущение публичной раздетости нас сильно возбудили; на середине рассказа Вадик стал раздевать меня, и финал я описывала уже голенькой - с его рукой, лежащей «там» :-)
Теперь я хочу рассказать о том, что произошло после. Вадика дома нет, и он не знает, что я записала и опубликовала эту историю.
Узнает – обрадуется :-).
А я - до сих пор с мутной головой после вчерашнего.

Я уже говорила, что он часто меня разрисовывает гуашью. Интересно, испытывал кто-нибудь это тягучее и щемящее эротическое томление – когда твоё тело покрывается краской, сантиметр за сантиметр, ты становишься другого цвета, становишься игрушкой, вещью, произведением искусства... Под краской ты чувствуешь свою наготу острее – каждым миллиметром кожи. Не говоря о чисто физическом кайфе – когда мокрая и холодная кисть, движимая рукой обожаемого мужа, касается твоих эрогенных зон... :-) Наверно, бодиарт-модели меня поймут.
Бодиартные сексуальные игры у нас – двух видов: «перемазки» и искусство. В первом случае либо он меня, либо мы друг друга мажем краской, не оставляя на теле и волосах ни одного незакрашенного участка и доводя друг друга до бешенства :-); во втором – он разрисовывает меня, как холст – «по-настоящему». Это требует долгого времени и умения удержать меня «в кондиции». Ни с чем не сравнимый кайф – лежать голой под кистью любимого, постепенно превращаясь в картину :-).

И вот, после публикации рассказа муж, - из его взгляда выглянул все тот же знакомый чертик, - предложил мне «стать картинкой». Я, голая, с его пальчиком внутри, ввинчивающим в меня сладкую дрожь, в ответ только невнятно простонала – «мммммм». Димочка спал в комнате, - это был «наш» час.
И вдруг он одевает мне на голову мои трусики, которые закрыли мне глаза. Я смеюсь; чувствую, что он меня куда-то тащит за руку. Встаю, спрашиваю: «хулиган несчастный, куда ты меня тащишь?» А хулиган отвечает:
- Путь к искусству долгий и запутанный.
И ведет меня – уже не за руку, а за грудь. Я, смеясь – за ним.
Он водил меня какое-то время по нашим комнатам – как в игре «в бабу Куцю». Я быстро потеряла ориентацию, и только покорно ходила за ним, смеясь и опять смутно чувствуя какой-то подвох.

Вдруг я почувствовала босыми ногами порог, и сразу же – прохладный ветерок на теле и свежий воздух. Хулиган меня вывел на улицу! (Надо сказать, что мы сейчас живем в пригороде Мельбурна, Австралия; у нас в феврале лето – жара, как в Ялте. Наша дверь выходит в маленький сад, огороженный со всех сторон).
«Эээээ!» Я остановилась, непроизвольно зажавшись и прикрыв рукой низ. Он тоже остановился, чтобы не потянуть меня за грудь и не сделать больно.
- Ну же, чего ты остановилась? Устала? – слышу насмешливый голос. Я поняла: опять начинается сумасшедшая неприличная игра... и, мгновение поколебавшись, поддалась ему - и вышла голая на улицу.
Обозреваемость нашего сада – великолепная. С улицы и соседних дворов все видно.
Ступаю по мягкой траве босиком. Он подводит меня (за грудь, хулиган!) к шезлонгу, поддерживает меня. чтоб я не споткнулась, и укладывает на него.
- Что ты задумал, паразит?
- Сейчас вернусь. Не вздумай сбежать к соседям!
Вадик оставляет меня лежать на шезлонге, абсолютно голую, открытую всем взглядам, с трусами на голове, - и уходит в дом. Я лежу; ветер обвевает моё тело; трусы с головы не снимаю: жутко. Подумала, что похожа на страуса – голову в песок. И – вновь нахлынуло чувство, как в Ялте: и страшно и сладко. Лежу – и прислушиваюсь всем телом: не идет ли кто?

Слышу шаги. Вадик.
- Умничка, что не сняла карнавальную маску. И не снимай – снимешь, когда заслужишь.
- А чем заслуживать надо? – спросила я.
- Это ты, со своей хваленой женской интуицией, поймешь сама – отвечает Вадик, подходя ко мне, и я чувствую прикосновение мокрой колодной кисти к бедру.
Началось! Он решил разрисовать меня в саду, на всеобщем обозрении! Мне, хоть я уже и не 16-летняя стеснительная школьница, а 21-летняя мамаша и «миссис», почти так же стыдно, как и тогда - в Ялте. И поэтому я снова начинаю преувеличенно оживленно и «остроумно» болтать, пытаясь заглушить стыд.
От того, что я ничего не вижу, ещё страшнее :-), а снять «маску» - нельзя: игра не позволяет.
Вадик красит меня, щекоча мне пятки, пальчики на ногах, внутреннюю сторону бёдер.
- Какого цвета теперь моя нога?
- Цвета любви, разумеется, - отвечает муж. Какой это цвет? – думаю я, и вдруг слышу... шаги.

Замолкаю; инстинктивно сжимаю ноги. «Нет-нет-нет» - Вадик ласково и настойчиво раздвигает их обратно; я, обливаясь холодными сладкими волнами, поддаюсь.
«Кто идет? Знакомый? незнакомый? а спросить нельзя». Шаги приближаются... равняются со мной.... останавливаются. Он смотрит на меня!
Я сжимаюсь. Вадик шепчет: «спокойно, спокойно, мы у себя дома» - а кисть его подбирается... именно «туда» :-). Он хочет разрисовать меня «там» на глазах у чужого! От этой мысли сердце заколотилось, по телу побежали мурашки, а снизу я – чувствую – потекла, как авторучка. Нет, это чересчур! Я сжимаю ноги; Вадик, понимая, переходит на живот и грудь.
Прохожий заговорил с Вадиком! Самым доброжелательным голосом: пожелал творческих успехов, спросил, не расписывает ли меня Вадик для какого-нибудь фестиваля, потом – не мешает ли ему, если за его работой наблюдают. Вадик, скотина, так же доброжелательно ответил – нет, пожалуйста, смотрите. Я лежала, как безропотный холст, молча и без движений, ничего не видя, но от самой ситуации мне было дурно. Я опять, как в Ялте, чувствовала взгляд незнакомца каждым миллиметром своего обнаженного тела.

Незнакомец постоял немного и – слышу – ушел. Вадик к этому моменту покрыл краской спереди все моё тело, кроме лица, и попросил подняться для покраски спины и попы. Я встала; тело было как резиновое. Вадик деликатно раздвинул мне ноги и начал обрабатывать меня снизу. Я его шепотом ругаю, перемежая ругань со стонами.
Вот он принялся щекотать меня кистью «там»... Опять шаги! Шаги и голоса. Идут несколько человек! Сердце опять выпрыгивает у меня из груди. Среди голосов я слышу голос недавнего прохожего. Он привел зрителей... Все компания останавливается у нашего забора, здоровается с Вадиком и затевает светскую беседу с фривольным оттенком :-). Вадик участвует в беседе, не прекращая орудовать кистью между моих ног. Чудовищный стыд и возбуждение одолевают меня; я, слепая и немая (нельзя говорить! страшно и стыдно), чувствую себя безвольной рабыней стыда и наслаждения. Нет, я никогда не прощу этого своему хулигану! Оооо! Чувствую приближение оргазма. Выдавливаю из себя еле слышный шепот: «переходи на другой участок, Репин!».

Вадик понимает и переходит мне на спину. Я пробую сомкнуть ноги – он не даёт: «краска не высохла». Так я стою - абсолютно голая, с закрытыми глазами (на голове – трусы, по поводу которых зрители пускали шуточки), с раздвинутыми ногами - на виду у абсолютно незнакомых людей! Они обсуждают ситуацию – в меру, деликатно, без непристойностей, - но всё же! Я слышу комплименты в свой адрес...
Так прошло - не знаю, сколько времени (у Вадика на «художественную» роспись уходит обычно часа полтора), и всё время я была сжата изнутри эротической судорогой, которой – я чувствовала – достаточно малейшего импульса или движения, чтобы перейти в оргазм.
Близкий оргазм и стыд распирали меня. Зрители не собирались уходить, явно дожидаясь окончания работ.
Вадик принялся за проработку деталей. Я боялась, что он будет рисовать что-то подробное на сосках, и тогда... Страшно подумать :-). Мне в голову полезли вдруг очень острые и ясные воспоминания об оргазме посреди Ялты, среди людей. Мне казалось тогда, что весь мир сосредоточился у меня между ног, и ВСЕ смотрят ТУДА, а взгляды просверливают меня изнутри насквозь...

Но соски Вадик миновал. Он покрыл мне краской шею и затылок, и подобрался к лицу. Я замерла в жутком ожидании – снимут с меня трусы или нет. Трусы на голове я воспринимала, как последний островок одежды, отгораживающей меня от Ужасного (при отсутствии трусов на бёдрах :-). Вадик провёл щекочущей кистью по моим щекам, губам... взялся за резинку трусов и эффектно снял их! Раздались аплодисменты и одобрительные возгласы. Я, ошарашенная светом и всем вместе :-), вначале не открыла глаз, но через мгновение не выдержала – открыла – и увидела прямо перед собой залитые солнцем кусты, ограду, а за ней – человек семь мужчин, аплодирующих и улыбающихся мне, как голливудские звёзды! Их взгляды проникли в меня, как стрелы, и...
Я почувствовала «там» неумолимое приближение взрыва, умоляюще посмотрела на Вадика...

Он понял и стал между мной и зрителями.
Этот оргазм я перетерпела, сцепив зубы и ничем не выдав себя – наоборот, вымученно улыбнулась зрителям (при этом подсохшая краска на щеках натягивала кожу).
Тихий и подавленный оргазм взрывался и мучил меня несколько раз - когда Вадик случайно задел рукой сосок, и когда начал красить уши – мою любимую эрогенную зону. Я вела себя молодцом – ничем себя не выдала :-). Потом, когда Вадик стал красить веки, я закрыла глаза. Ноги ослабели, я едва стояла. Внизу живота щекотало и болело.
Потом Вадик собрал мне волосы в тугой узел и покрасил их, потом прошелся корректирующими штрихами по всему телу... Готово!
Вадик нарисовал на мне карнавальный бело-красный костюм-домино: одна половина тела – белая, другая – красная, с потрясающими узорами и блестками по поверхности. На лице (я потом увидела, когда посмотрела в зеркало) – венецианская маска-лилия; волосы покрыты разноцветными узорами. На всей мне не было ни одного незакрашенного участка, кроме глаз :-).

Он эффектно презентовал свою работу, хулиган; зрители вновь зааплодировали, выражая одобрение его искусством и моей красотой :-) Я стала смущенно осматривать себя; когда взгляд упал на голую грудь, а потом на бёдра без трусов – мне опять стало жутко, и опять внизу зашевелился будущий взрыв. Но ощущение, знакомое, наверное, только моделям бодиарта: что ты – уже не совсем ты, а игрушка, вещь, что твоя душа переселилась в куклу, - придало мне отчаянного озорства, я стала кокетливо вертеться - и впервые подала голос, испугавшись при этом его звука :-) – он оказался не мой, а тоже кукольный – хриплый и ненастоящий. Я перевоплотилась в эротическую карнавальную куклу: стала исполнять какой-то кукольный танец, отвешивала зрителям поклоны... и добилась того, что зрители напросились со мной фотографироваться.

Все было, конечно, очень пристойно: никто и не думал меня трогать (как-никак, имел место священный пиетет к творению художника :-)... но оттого, что открылась калитка и ко мне – голой и раскрашенной – стали приближаться незнакомые мужчины, а затем и стали совсем рядом со мной, - меня, разноцветную куклу, стали вновь подмывать знакомые волны, а сердце заколотилось, как сумасшедшее.
Тут из дому вышел Дима.
Он видел, конечно, раньше маму голой, но... не раскрашенной и не в компании незнакомых дядей. Мне стало невыносимо стыдно и тревожно. Но он, увидев меня, с широко раскрытыми глазками крикнул по-русски «Мама, какая ты красивая!», и побежал ко мне. Вадик перевел; все умилились, конечно. Краска на мне почти высохла, и Дима подбежал и стал трогать разноцветную маму, где смог достать :-). Стыд почти исчез, и меня затопила волна умиления и гордости за сына. Я чмокнула его, погладила, оставив на его голове белый и красный след.
Потом мы все вместе фотографировались, Вадик разрисовал Диме личико, а я чувствовала себя, «как ни в чем ни бывало» :-). С нами стали знакомиться; я, голая, пожимала мужикам руки, а они, смеясь, вытирали краску платками :-). Меня одолела та самая эйфория и легкость, что и пять лет назад, в Ялте.

Наконец, стали прощаться. Мы проводили всех до калитки; я даже вышла на улицу (!). Мне хотелось порхать в воздухе и петь.
Потом мы зашли в дом, и Вадик, немного нервничая, включил мультики, посадил за них Диму, потом – схватил меня за руку...
Эротический спазм вновь забурлил во мне. Вадик затащил меня в комнату, запер дверь, и...
Такого бурного секса у нас не было давно. Мы были все перемазанные, и кровать была вся краске, и пол :-). Вадик кончил три раза, а я находилась в состоянии перманентного оргазма.
Наверное, я извращенка. Меня до сих пор холодит при мысли о том, что было вчера. Но... такое же неистовое и одуряющее желание я испытывала только раз – тогда, в Ялте.

Примечания: имена, разумеется, изменены (это для соседей :-), но теперь я, наверное, буду называть мужа Вадиком :-).