Представители исчезнувшего в зарослях времени племени «таунатаки», больше известные европейцам, как воинственные и беспощадные амазонки, считали, что мир, с его землёй и небом, горами, реками, животными, а также духами выдумали мужчины. Но была у них ещё одна, главная и священная истина – самих мужчин выдумали они, женщины! Я не буду сейчас вдаваться в мотивы мужененавистнического поведения амазонок, было ли это поведение попыткой мести, за невозможность самостоятельно выдумать мир, или здесь прямо прослеживается древнейшее бессознательное стремление женщин к танато-эротическому апокалипсису... Но факт остаётся фактом, мужчин выдумывают женщины, и никак не наоборот!

Конечно, не надо думать, что мужчины существуют не сами по себе, их существование вполне объективно. Только сделаю два важных пояснения. Первое, прежде чем мужчина из просто существующего и двигающегося сперма-зомби (термин африканских продолжательниц традиций амазонок) обретёт подлинное бытие, то есть, бытие-к-смерти (термин немецкого философа М. Хайдеггера), он должен быть выдуман, хотя бы одной женщиной. Случалось в истории и такое, когда некоторые мужчины обретали своё бытие, как плод совместных танато-эротических фантазий огромного количества женщин: Дон Жуан, Казанова, Наполеон, Гитлер, Дима Билан и т.д. И второе. Способность выдумывать объективный мир, и даже само представление об объективности, мужчина обретает, опять-таки, только после того, как его выдумывает женщина. Этим объясняется, почему все великие аскеты были невротическими мистификаторами. Они просто не позволяли женщинам себя выдумывать. Такое тоже возможно. Впрочем, это отдельная большая тема для разговора...Итак, всего сказанного уже вполне достаточно, чтобы понять, что не писатель Набоков выдумал Лолиту, а Лолита выдумала и писателя Набокова, и героя его романа Гумберта!

Дана выдумала своего первого мужчину, когда ей было хх лет. Не мальчика из соседнего класса, не даже юношу-старшеклассника, а именно мужчину – здорового, волосатого, матёрого. И имя ему дала – Ашот. (Позже, года Дана познакомилась с основами психоанализа, она нашла в этом имени много различных отголосков себя. Там было, и «а што?», и «Тоша», имя её любимой собаки наоборот, и отрицание преград, с английскими корнями, и даже весьма далёкое «тошно» и много чего ещё). Но всё это будет позже, а пока, Ашот появился на горизонте маленькой Даны в виде маминого друга, «который, - ты не возражаешь?- поживёт с нами, вместе нам будет веселей».

Он конечно сразу, с первого взгляда «не понравился» Дане (творцу вообще редко нравится его творение). Огромный, чёрный, здоровенные ручищи, непонятная усмешка в глазах. Зачем мама привела эту гориллу в дом? Как мы будем жить все вместе? Что от него можно ожидать? Последний вопрос волновал Дану больше всего. Ревность, появившаяся в детской душе, смешалась с настороженным любопытством, зарождающейся женщины...
Но, шли дни, недели, и Дана стала понемногу привыкать к новому «члену семьи». Если не считать, что он много курил, и от него постоянно пахло табаком, человеком он был неплохим – щедрым, добрым и весёлым. Они часто гуляли втроём в парке, и Ашот оплачивал все прихоти маленькой кокетки – катал на каруселях, покупал мороженное, водил всю семью в кино.

Единственное, что тревожило Дану, это то, что мама с Ашотом спят в одной постели! Сначала она волновалась за маму. «Ну, да, вроде он неплохой». Но спать с огромным мужиком вместе, это было выше её разумения. Она по многу раз выходила ночью в туалет, чтобы услышать, нет, ощутить всем телом, что творится за дверью соседней спальни. Но, кроме, каких-то неопределённых шорохов ей ничего не удавалось уловить. Это ещё больше подогревало любопытство.
К волнению за маму, - чем они там ночью занимаются? – примешивалась неясная обида, от того, что её оставляли за порогом каких-то взрослых тайн. При этом Дана догадывалась, что эти тайны находятся в руках именно Ашота, а не мамы. Поэтому, не удивительно, что она решила приоткрыть завесу тайны, через осторожное сближение с Ашотом.
Случай скоро представился. Мама задержалась на работе, а Ашот, приехавший раньше, привычно курил на балконе, щурясь на тёплое весеннее солнце. Маленькая проказница не долго думая, осторожно подкралась к балконной двери и мгновенно закрыла её снаружи. Ашот повернулся на звук закрывающейся защёлки, и увидел весёлое девчачье личико, показывающее ему язык.

- Ах ты, озорница, - добродушно улыбнулся Ашот, - открой мне дверь, я замёрзну.
- Не замёрзнешь, на улице тепло, - продолжала дразнить его девчонка.
- Я на тебя маме пожалуюсь, - также беззлобно отозвался Ашот.
- А жаловаться нехорошо, - Дана опять показала свой розовый, маленький язычок, и демонстративно уселась на диван.
- Тогда я тебя сам накажу. Всё равно ведь откроешь?
- Не накажешь! Не открою! – ей явно нравилась эта игра во власть над взрослым мужчиной.
- Ну, пожалуйста! Я прошу тебя, открой! – театрально-жалостливо взмолился Ашот.
- Ладно, но с одним условием, ты меня не накажешь, - Дана наклонила голову, и чуть покачала ею.
- Не накажу, обещаю, - твёрдо произнёс Ашот и даже для верности приложил руку к сердцу.
Дана, улыбаясь и пристально глядя ему в глаза, медленно подошла к двери, повернула ручку и тут же бросилась наутёк.
- Ах, ты, негодная девчонка, - весело прокричал Ашот и тут же устремился за Даной, спешащей спрятаться в маминой спальне, - я тебе сейчас!

Дана почти успела захлопнуть дверь «тайной комнаты», но Ашот в последнее мгновение выставил ногу, и теперь легко теснил дверь, вместе с упирающейся девочкой. Поняв, что силы даже близко не равны, Дана бросилась в глубь комнаты, пытаясь спастись под кроватью. Но проворный Ашот и тут успел ухватить её за голую ногу. (Диана была в коротких зелёных шортах и в лёгком топике, через который выпирали маленькие, едва оформившиеся холмики.)
- Ты обещал, что не будешь меня наказывать, - игриво заныла Дана.
- Я передумал, - беззлобно ответил Ашот, - подхватывая девочку за пояс и заваливая на кровать.
- Так, не честно,- заныла Дана.
- Ты зачем меня закрывала? – Ашот дышал девочке в ухо, положив её на бок и пристроившись рядом на кровати.
- Просто так, пошутила, - от близкого присутствия мужчины на «той самой» кровати у неё учащённо забилось сердце и она начала краснеть.
Ашот, между тем, своими огромными пальцами аккуратно зачёсывал светлые волосы Даны, за нежное детское ушко, легко навалившись сзади и сверху.
- Поиграть со мной хотела? – мужчина нежно потеребил её за мочку уха.
- Пусти, я маме всё расскажу, - Дана всё больше смущалась.
- Ты же сама говорила, что жаловаться нехорошо? А?

Огромная волосатая ручища Ашота сначала мягко легла на плоский животик, а потом медленно поползла под короткий топик Даны. Почувствовав на себе это движение, она попыталась дёрнуться, но мужчина ещё сильней придавил её плечом, при этом его, начинающий просыпаться член упёрся в мягкую попку. «Что это?», - подумала Дана, и инстинктивно сжала анус. Она попыталась остановить его звериную лапу, пробирающуюся к её запретным вишенкам. Но, где ж сладить с такой силищей. Указательный палец левой руки достиг цели...
- Не надо! – Дана вздрогнула, и попыталась выворачиваться ещё сильней.
Но распалённый Ашот как будто не замечал её сопротивления. Он начал нежно теребить юный сосок своим указательным пальцем. Затем подключились большой и средний. Дана уткнулась в подушку и тихо просила прекратить. Ей было ужасно стыдно, но вместе с тем так сладостно от этой неотвратимой звериной силы, во власти которой она оказалась. Ашот заметил, что с этого момента сопротивление Даны практически исчезло, а маленький розовый сосочек встал торчком. Продолжая ласкать грудь девочки пальцами, Ашот стал водить кончиком языка по её ушку, и нежно прикусывать мочку. Дана уже ничего не просила, только ещё больше утыкалась в подушку. Правая рука Ашота пролезла под ней, и вот уже два беззащитных холмика с маленькими вишенками в полном распоряжении огромного матёрого самца.

Наконец, Ашот рывком развернул Дану на спину. Она пыталась отворачивать голову и не смотреть ему в глаза. А он набросился на сладкие юные сисечки, то втягивая их полностью в рот, то легко подразнивая языком. Взор Даны затуманился. Из полу-прикрытых глаз её уже пробивался «угрюмый, тусклый огонь желанья». Ашот понял, что может делать сейчас с ней всё, что хочет, он начал через шорты массировать сладкую юную киску, не прекращая ласк грудей. Дана беспомощно и безнадёжно пыталась свести ноги, она уже плыла, и её начинала бить сладкая дрожь: «Так, вот это что!». Но в этот момент раздался звонок в дверь. (Продолжение следует).