Эх, годы моей юности! Милое, золотое детство! Вспомнишь былое - взгрустнешь поневоле. Милая моя Наташка! До сих пор я тебя помню и люблю. Когда мне исполнилось 14 лет, я попал в приемник-распределитель для несовершеннолетних. Было больно и обидно. Обидно, что я дурак, что меня не поняли. И вообще, трудное детство, деревянные игрушки. Очень не понравилось мне это серое, мрачное здание. Какой-то тоской веяло от него. Да и люди, работающие в нем, мне тоже не приглянулись. Комнаты без дверей, карцер с ведром для нужд, решетки, алюминиевая посуда, постоянные проверки в тумбочке, которая была одна на двоих, постоянные обыски, счет, поверки, свет, включенный всю ночь, полное отсутствие прогулок, пустая, однообразная пища - все это не вызывало восторга. На ночь с нами оставался пьяница-воспитатель и нянечка-надзиратель.

Воспитатель, после ухода начальства, закрывался у себя в кабинете и кирял там до утра. Ребята все были трудные, все из социально неблагополучных семей. Тех, кто был послабей и поглупей постоянно били, жестко и изощренно. Царствовал там Вовка из Кировского интерната, а вместе с ним и четверка его прилипал. Это был костяк, который наводил шороха и вызывал панический ужас у ночной смены. Зная такие ситуации, я сразу показал свой характер, дал понять, что ни под чью дудку плясать не собираюсь. Вовка, у которого было звериное чутье, это сразу понял. Он решил не ссориться со мной, а заиметь в моем лице друга. Дни тянулись долго и нудно. Стояла зима. Рано смеркалось. Было скучно, грустно и тоскливо. Отопления и горячей воды не было. Каждый согревался, как только мог.

Иногда нянечки отбирали у пацанов штаны и одевали их в халаты. Трудно приходилось тем ребятам. Про свои имена, казалось, все начисто забыли. Их просто не было, остались фамилии и клички. Нянечек было три: Надежда Викторовна, заносчивая и жестокая девушка лет 25, которая была самая молодая и самая красивая. Мы с пацанами частенько обсуждали ее прелести и мечтали засадить между этих стройных ножек. Но понимая, что это нереально, мы делали это только во сне, да в бане, когда передергивали свои затворы. Вторая, Светочка, была вполне симпатичная, но уже стареющая, спивающаяся женщина лет 40-45. Я любил ее как мать. Она всегда всех жалела и по всем страдала. Третью мы звали тетей Наташей. Было ей лет 26-28. Видная такая деваха. Полная, есть за что подержаться, кровь с молоком, коса русая, чуть ли ни до пояса. Красивая. Хотя в том возрасте все девушки вокруг красивы. Наверное именно такими были красавицы на Руси. Гордая, смелая, работящая, дерзкая, острая на язык, скажет, что саблей рубанет, за словом в карман не лезла, умная. Такая точно и коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет, и по яйцам так двинет, что если не кастратом, то импотентом точно уж останешься. А какой у нее взгляд был! Посмотрит - как рублем одарит, все внутри перевернется.

Сейчас я понимаю, что жила она одна. Но тогда только удивлялся, что это она сутки через сутки пашет, что ей дома не сидится. Пацаны ее побаивались, поэтому не очень любили, когда она дежурила. Сначала я ей не понравился. Лысый, маленького роста (за это и прозвали Малой), коренастый, упрямый, дикий, в общем бог не обделил. Слышал, как она говорила: "Боже мой! Ну и чудо. Он нам еще выдаст, вот увидите. Этот еще хлеще Фиксы. Это же урод моральный, отморозок. "Я обернулся, глянул на нее налитыми кровью глазами от бешенства так, что она смутилась и опустила глаза. Тетя Наташа смутилась! Это что-то. Потом разговорились, ей нравилось с нами беседовать, особенно когда света не было. Любила показать себя умнее.

После первой беседы тетя Наташа посмотрела на меня внимательно, с каким-то интересом. Хоть годов мало, да не лаптем я деланный, много чего знал, много чего испытал и пережил, имел приличный, даже для взрослого человека, жизненный опыт. Да и как женщина привлекала она меня. Именно от таких я писал кипятком. Только вот сказать об этом я ей не мог. А так как я был наблюдательным, то приметил, что ко мне она относится гораздо лучше, чем к остальным. Потом беглого Вовку с дружками отправили на родину в интернат, кого-то забрали родители, кого могли распихали по другим учреждениям. Новичков не было.

Близились новогодние праздники. По воле случая я остался в комнате один. Скучал около недели, все надеялся, что разделю с кем-нибудь жилье. Человек ведь он - существо социальное, не может он долго без общения. Той ночью я проснулся от чувства, что рядом кто-то есть. Нутром во сне почувствовал. Открыв глаза, я увидел тетю Наташу. Она стояла возле окна и смотрела на меня. Светила луна своим продажным светом, мне хорошо был виден трепет ее черных ресниц. Она заметила, что я не сплю. Дернулась в нерешительности, потом подошла ко мне, с какой-то тихой грустью заглянула мне в глаза, положила свою теплую руку мне на лоб и сказала: "Спи, мой хороший, спи, Николка". У меня слезы навернулись на глаза от этих слов, что-то защемило в груди. Никто и никогда мне не говорил так. У меня уже были женщины, но это было все не так. То были пьяные, распущенные, развращенные тетки, торговавшие своим телом или благодарившие им за водку. А от ее прикосновения меня словно током пронзило. Я вздрогнул.

Наташа заметила это, и еще раз погладив меня по голове, вышла. Я еще долго не мог уснуть, лежал и думал, много думал. Мне просто было хорошо. Я любил ее. Пацанов было мало, и Наташа, скучая, все чаще и чаще вызывала меня на откровенные разговоры. Как-то я рассказал ей про алкоголичку-мать, про кучу голодных и оборванных братьев и сестер, про свою жизнь. Она молча дала мне излить душу, а потом почему-то спросила про девушку. Я долго молчал, Наташа, видя мое смятенье, не торопила меня. Набравшись смелости, я сказал ей, что люблю одну, но, к великому моему сожалению, мы не сможем быть вместе. Наташа стала меня успокаивать, попросила описать возлюбленную. Глядя ей в глаза, я принялся описывать саму Наташу.

По мере того, как до нее доходило, о ком идет речь, ее глаза делались все шире и шире. Мне было смешно смотреть на нее, я уже откровенно издевался. Она зарделась и прервала меня на описании ее форм. "Дура, я же тебя люблю!" - крикнул я, вскочил и пошел в комнату (хотя это строго-настрого днем запрещалось). Ночью я проснулся снова. Наташа мирно спала на соседней кровати. Я встал, нагнулся, шаря рукой по полу в поисках тапок. - Ты куда? - спросила она бодрым голосом. - А тебе разве можно спать? А вдруг я сбегу? - только и смог пробормотать я растерянно. Она улыбнулась, встала и пошла за мной. Я подошел к унитазу, обернулся. Наташа стояла и молча наблюдала за моими действиями, не собираясь отворачиваться. Я вытащил свой орган и пустил в унитаз звонкую струю, испытывая при этом огромное удовольствие от облегчения. При этом я высказывал Наталье свое недовольство, стеснение от ее присутствия.

Сделав свое дело и помыв руки, я вернулся в кровать. Наташа присела на краешек. Но я даже не думал уступать ей свое законное ложе. - Коля, давай поговорим.
- О чем?
- Расскажи что-нибудь...
- Что? Спать я хочу.
- Коля, милый мой мальчик...
- Ха, - оборвал я ее на полуслове, - мальчики в ясельках остались!
- Коля, ты хороший, добрый мальчик! Зачем ты грубишь и показываешь себя с худшей стороны? Перед кем ты бравируешь? Я стушевался. Не зная, что ответить, я положил свою руку ей на колено. Наташа вздрогнула и убрала ее. Я вернул руку на прежнее место. Наташа вздохнула, встала и ушла.

Три дня ее не было, вернее она делала так, чтобы мы не встречались. Я затосковал. Ничего не ел, вел себя отвратительно, дерзил, чем и заслужил карцер. Пять суток я провел там. Выпустили меня после ужина, ближе к отбою. Моя комната все еще пустовала. С наслаждением я расположился на своей кровати. Долго ворочался, не мог улечься. Когда наконец стал погружаться в сон, то, сквозь дрему, услышал знакомые шаги. Наташа ласково склонилась надо мной, на своем лице я чувствовал ее горячее дыхание. Потом присела рядом, стала гладить мои волосы, щеки, руки. Я приподнялся, блуждая воспаленным взглядом по ее лицу, такому знакомому и родному. Руки сами потянулись к ней. Резко откинув одеяло, я прижался к Наташе и поцеловал ее. Я ждал от нее пощечины, но она лишь слегка отстранилась. Я поцеловал ее снова.

Сначала несмело и осторожно, но потом, входя во вкус, мой язык стал все настойчивей и настойчивей проникать в ее рот. Она прильнула ко мне. Отбросив робость и стеснение, мы целовались. Мой язык переплетался с ее, гулял по ее рту, проходился по зубам, вырывая из ее груди стоны наслаждения. Дыхание ее участилось, глаза увлажнились, голос охрип. Я чувствовал ее сердцебиение. Было такое чувство, что мы слились ни в поцелуе, а в единое целое. Мои руки блуждали по ее телу, останавливаясь на самых интересных местах. Не отрываясь от Наташи, я начал ее раздевать. - Нет, не надо, - сказала она, но даже не попыталась отстраниться. Медленно гладя ее по бедрам, покусывая ее соски, я ощущал, как она возбуждается все больше и больше. Исследовав языком все Наташино тело, я взял ее руку и положил на свой член, который уже давно был готов к труду и обороне.

Она коснулась его губами. Я застонал. Наташа посасывала, покусывала, полизывала его. Я теребил ее волосы, которые падали ей на плечи, ласкал грудь, сжимал ягодицы. В глазах девушки было столько желания, мольбы и грусти, что я не мог отвести от нее взгляда и чувствовал себя каким-то виноватым. Мысли лихорадочно метались в голове. Опрокинув ее на спину и разведя ее ноги в стороны, я языком вонзился во влагалище. Наташа охнула, потом вскрикнула. Тут же мой язык очутился у нее во рту. Наташины руки потянулись к промежности, ища клитор. Но я опередил ее. Там уже во всю орудовал мой язык. Через несколько секунд Наташа сжала бедра и прижала мою голову к писе. Замерла на несколько секунд. Из закрытых глаз сбежало две слезинки. Я слизнул их, принялся целовать ее снова. Вскоре я снова ласкал ее ртом, особое внимание я уделял клитору.

Скрип кровати заглушал стон девушки. Какой она была в тот момент прекрасной и желанной!Я был готов отдать за нее жизнь. Вот она схватила мой член и направила в себя. Я перевернул ее на живот. - Нет, пожайлуста, не надо так! - взмолилась она, извиваясь от страсти и похоти. Не слушая ее, я с силой вошел в нее. Двигаясь в ней, я любовался ее попой и грудью. Она ритмично подмахивала мне задом. Чувствуя приближение оргазма, я ускорил темп. Наташа не выдержала первой. Ее оргазм и стоны приблизили мой. Я еще долго целовал ее и прижимал к себе. Вскоре она уснула.

Любуясь Наташей, я почувствовал, что мой член встает снова. Растолкав Наташу, я предложил ей поиграть с моим мальчиком. В позе 69 мы доставили друг другу просто неземное блаженство. Но я все не мог успокоиться. Целуя губы и грудь Наташи, я разрабатывал ее попку. Девушка не очень обрадовалась такому повороту, но и не шибко переживала по этому поводу. Смазав ее дырочку кремом для рук, я начал медленно и аккуратно вводить свой член. Понимая, что причиняю ей боль, я решил не входить глубоко. Видя, что ей не очень приятно, я вернулся к ее влагалищу. Девушка уже устала и вяло реагировала на мои ласки. Мои руки опять заскользили по ее телу, находя ее эрогенные зоны. Она стала откликаться на прикосновения. Я коснулся языком клитора, потом влагалища, снова клитора. Когда я начал обрабатывать языком ее влагалище, клитором занялись мои пальцы. Целуя ее грудь, слегка покусывая соски и причиняя ей приятную боль, я водил своим членом по ее клитору. Чувствуя, что она сейчас кончит, я вошел в нее, ощутив, как ее мышцы судорожно стали сжимать мой член, разрядился прямо в нее.

Утром Наташа принесла мне чистое белье. Теперь мы любили друг друга каждое ее дежурство. Через девять дней объявилась моя мамаша и забрала меня домой. Я плакал, когда расставался с любимой. Неделю я набирался смелости, чтобы прийти к ней. Ночами я не спал и все страдал. Потом у меня появилась девушка. Все мысли были только о Наташе, но я понимал, что у наших отношений нет продолжения. Теперь ее место заняла другая, и я все реже и реже вспоминал Наташу.

Через полгода я попал на малолетку. Отсидел, освободился. Решил навестить тетю Наташу. Одному неловко было идти, взял с собой друга. Девушка встретила меня приветливо, но без особой радости. Разговор не клеился. Посидели, поглядели друг на друга и распрощались. Товарищ сфотографировал нас на память. Второй раз я зашел к ней один, под предлогом того, что принес фото. Мы немного поговорили, Наташа дала мне понять, что мы не пара. Я предложил ей руку и сердце, но она сказала, что все прошло и не стоит ворошить прошлое.

Через два года я женился. Гуляя с женой по городу через неделю после свадьбы, я увидел Наташу. Она шла на встречу с подругой и маленькой девочкой. Узнав меня, она долго смотрела широко раскрытыми глазами мне вслед. Увидела ее и жена,сказав,что эта девушка есть у меня на фотографии. "Это моя Наташа", - ответил я и отвернулся. Скупая мужская слеза одиноко скатилась по щеке от воспоминания о прошлом. До сих пор для меня осталось загадкой, что это была с ней за девочка.